Пионеры Вселенной - Герман Нагаев

– Да. Тут никакой замысловатости.

– То же и в реактивном двигателе. В нем может взрываться порох или другое вещество и расширившимися газами создавать движение. Ведь когда стреляют из винтовки, то отдача в плечо, так ведь?

– Еще как! Я ведь в революцию воевал… из-за этого и прихрамываю.

– Вот так и в реактивном двигателе. Газы давят на переднюю стенку и, отходя назад, в сопло, создают движение вперед. Главное в двигателе – камера сгорания, где происходит взрыв, как в патроне, вернее, множество взрывов – интенсивное горение.

– Это я понимаю, – сказал Дубосеков.

– В моем двигателе будет сгорать распыленный, подогретый бензин. Чтобы горение было более интенсивным, в камеру будет нагнетаться сжатый воздух, насыщенный кислородом.

– Понимаю: тогда бензин станет гореть, как порох, – сказал Дубосеков.

– Сильнее пороха! – пробасил Стрешнев.

– Ух ты, ядрена лапоть! – усмехнулся Степан. – Этак может разорвать всю камеру.

– Да, камера должна быть прочной, – опять заговорил Цандер, – ее надо сделать из качественной стали.

– А мудрена ли она по форме-то?

Цандер нащупал в кармане пулю и вложил ее в патрон.

– Вот видите, Степан Иванович, – какая форма у патрона с пулей!

– Да, удлиненная…

– Верно! Если половину патрона с закраиной отсечь да отрубить нос пули, то как раз и получится контур камеры сгорания…

Цандер вынул блокнот, нарисовал патрон с пулей, затем вертикальными линиями, чтоб видел Степан, отрубил самый нос пули и тыльную половину патрона. Жирной чертой обвел контур.

– Вот, пожалуйста. Это и есть чертеж камеры сгорания.

Дубосеков посмотрел, подал Стрешневу. Тот, взглянув, подмигнул Дубосекову:

– Ну, что, сумеешь сделать, Степан?

– Это все из одного куска стали?

– Нет, зачем же… Тыльная стенка может навинчиваться, и нос, где сопло, будет сменный.

Дубосеков обидчиво шмыгнул носом:

– Этакую штуку вам любой токарь выточит.

– Но это еще не все, Степан Иванович, – заговорил Цандер, – вот смотрите!

Он взял рисунок и обвел контур камеры сгорания жирной чертой.

– Видите? Камеру сгорания надо закрыть кожухом для охлаждения сжатым воздухом.

– Так, понимаю… Значит, из кожуха воздух будет подаваться в цилиндр?

– В камеру сгорания.

– Ну да, в камеру… Чего же тут непонятного?.. А трубки? Бак для бензина, насосы? Где это все?

– Видишь ли, Степан Иванович, я решил использовать готовый механизм, только приспособить к нему новую насадку – камеру сгорания. Вот взгляните! – Цандер достал из шкафа паяльную лампу и поставил ее на стол.

– Лихо! Находчиво, Фридрих! – изумленно воскликнул Стрешнев.

Степан Дубосеков подошел к лампе, осмотрел ее со всех сторон, пощупал.

– Так… Значит, вместо горелки будет камера сгорания с кожухом?

– Да. Можно это сделать?

Дубосеков пригладил ладонью торчащие во все стороны белесоватые волосы, усмехнулся:

– Хитрый вы человек, товарищ Цандер. Ох, хитрющий!

– Да чем же я хитрый? – удивленно развел руками Цандер.

Дубосеков ткнул пальцем в рисунок:

– А этакую штуку удумали…

5

Стрешнев, забрав с собой чертежи, уехал от Цандера вместе с Дубосековым. Они сговорились действовать сообща. На другой день оба явились к главному инженеру Крамешко и вместе с ним отправился в партячейку. Оттуда уже с несколькими членами бюро – к директору.

Стрешнев, разложив на столе чертежи, рассказал о принципе нового двигателя.

Директор, старый коммунист из рабочих, был не силен в технике. Потормошив седую шевелюру, он задал несколько вопросов Стрешневу и ткнул пальцем в Дубосекова.

– Ты берешься это сделать, Степан?

– Берусь!

– Шустрый, однако… А что скажет главный? – обратился он к Крамешко.

– Этот опытный двигатель может явиться началом больших работ в нашей области.

– Ишь куда хватил!

– Так все думаем, – поддержал Стрешнев.

– И ты, Дубосеков? – опять спросил директор.

– Я не только думаю, я опять пойду в завком, и все рабочие поднимутся, чтоб поддержать нашего изобретателя.

– Погоди, Дубосеков, не шуми. Раз дело стоящее – я не против.

– У вас же опять ассигнований не окажется.

– Ладно, помолчи, – прикрикнул директор, – сколько тебе потребуется времени, чтобы сделать эту штуку?

– Не знаю… Может, неделя, а может, и месяц…

– В цеху можно без него обойтись?

– Обойдемся, – сказал Крамешко.

– Тогда вот что… У вас в техническом бюро есть вакансия инженера. Проводите Дубосекова по этой вакансии и платите ему, как инженеру. Ясно? Возьму грех на свою душу, но ты, орел, гляди у меня! Если напортачишь – спуску не будет!

– Не сомневайтесь, товарищ директор, головой отвечаю!

– Выпишите Дубосекову все материалы и инструменты за счет завода. А контроль за вами, товарищ Стрешнев.

– Охотно берусь, – забасил Стрешнев. – Охотно! Потому что верю в удачу…

Еще весной Стрешнев уговорил Цандера в августе ехать в Калугу. Задумали провести отпуск на лоне природы, покупаться в Оке, порыбачить, походить по грибы… Цандеру хотелось не только отдохнуть, но, главное – познакомиться с Циолковским, поговорить с ним о делах… Казалось, все было решено и продумано – старики Стрешневы писали, что уже приготовили для Фридриха Артуровича светлую комнату с окнами в сад… И вдруг эта нечаянная встреча Цандера с паяльщиком все перевернула…

В конце июля, когда надо было готовиться к отъезду, Дубосеков начал работу над камерой сгорания, и Цандер, отпрашиваясь на работе, почти ежедневно приходил к нему в цех, смотрел, советовал…

Стрешнев, как-то подкараулив Цандера у проходной, взял под руку, отвел подальше от людей.

– Фридрих, дружище, ты стал очень неважно выглядеть. Похудел, осунулся… Не заболел ли?

– Нет, ничего… правда, сердце стало пошаливать…

– Отдыхать надо, голубчик, отдыхать. Я по сравнению с тобой – богатырь! А и то порою сдаю… Давай собираться в Калугу, там нас ждут.

– Как же теперь, когда начали делать двигатель?

– Пока мы ездим, Дубосеков все сделает. Приедем – опробуем.

– Что ты, Андрюша, разве я смогу… Я буду рваться в Москву и тебе испорчу весь отдых… Поезжай один, а я возьму отпуск и буду помогать Дубосекову. Ведь тьма всяких дел… Оказалось, что нигде нет медной трубки, нужного сечения, для бензопровода. Не могут достать тугоплавкой стали для сопла… Как можно Степана оставить одного?

Стрешнев понял – уговорить Цандера не удастся.

– Боюсь я за тебя, Фридрих… Свалишься…

– Не свалюсь! Ведь двигатель делаем, Андрюша. Сейчас я могу работать за троих…

– Тогда вот что: по возвращении из Калуги я возьму на себя все заботы о двигателе, а ты – ты поедешь в санаторий! Выхлопочу тебе дополнительный отпуск. Согласен? Даешь слово?

Цандер подумал и протянул руку:

– Даю!..

Стрешнев вернулся в первых числах сентября 1929 года, когда камера сгорания была полностью готова и Степан Дубосеков заканчивал пригонку воздушного насоса и бензопровода.

Стрешнев придирчиво осмотрел камеру и довольно улыбнулся:

– Не зря я тебя рекомендовал, Степан. Верно говорят, что у тебя золотые руки.

– Рано еще судить о моей работе, Андрей Сергеич, двигатель не мертвая модель… Подождем, что он сам о себе скажет…

– А когда испытания?

– Ждали вас… Да вон и Фридрих Артурович идет… спросите у него.

– А, Андрей, наконец-то! – радостно воскликнул Цандер, крепко пожимая большую, загорелую руку друга. – Хорош, хорош! Румяный, упитанный – прямо нэпман!.. Ну, ну, не обижайся – шучу…

– Привез тебе тысячу поклонов. Циолковский очень разволновался, когда узнал, что ты создаешь реактивный двигатель. Передавал привет и пожелания больших успехов.

– Спасибо! Я рад…

– Когда же испытания, Фридрих?

– Я думаю – в пятницу. Это хороший день…

– Ладно! Я всех оповещу…

В пятницу после работы, когда в кузнечном цехе почти никого не осталось, Дубосеков со Стрешневым принесла двигатель и прикрутили его проволокой к большой наковальне.

Скоро пришли Цандер с Крамешко и директор с секретарем партячейки.

– Ну, что же, пожалуй, будем начинать? – спросит Крамешко.

– Сейчас, только провод протянем, – сказал Стрешнев.

Цандер сам осмотрел двигатель, проверил бак с бензином и, взглянув на барометр, немного подкачал воздуху.

– Как с зажиганием?

– Все готово! Пульт управления будет здесь за печью, – ответил Стрешнев, – прошу всех сюда.

– Да, да, товарищи, пройдите туда, – попросил Цандер, – возможны всякие неожиданности.

Когда все отошли, Цандер несколько секунд постоял наедине с двигателем и ласково погладил его, как бы говоря: «Дружище, не подведи», – подошел к пульту управления и положил руку на выключатель:

– Внимание! Включаю.

Все замерли. Воцарилась тревожная тишина.

Цандер почувствовал, как его лицо покрывается испариной.