Генерал Абакумов. Палач или жертва? - Олег Смыслов

Иногда в допросах принимал участие министр госбезопасности Абакумов. В декабре 1950 года он пришел к выводу, что фактов преступного лечения со стороны Этингера не было, и в январе 1951-го дал указание «прекратить работу с Я. Г. Этингером», ограничившись обвинением в «антисоветской деятельности» и «антисталинских настроениях». Тем не менее Рюмин продолжал добиваться «признаний» своими методами. А ведь отец был тяжело болен: как следует из материалов дела за время следствия у Этингера случилось 29 сердечных приступов. «Каждый последующий приступ грудной жабы, — говорилось в справке медчасти Лефортовской тюрьмы, — может привести к неблагоприятному исходу». 2 марта 1951 года, вернувшись после очередного допроса в камеру, отец, как говорится в метериалах дела, «подошел к столу, откусил кусочек хлеба, сделал несколько шагов по направлению к двери и в бессознательном состоянии упал». Смерть наступила от паралича сердца.

Смерть отца отнюдь не разжалобила палачей. 16 июля 1951 года арестовали и мою мать, Р. К. Викторову. На первом же допросе полковник Родованский заявил ей, что она знала о «вредительском лечении» Щербакова. Он не давал матери спать, помещал в карцер, надевал наручники, обливал ледяной водой, добиваясь признания в том, что она знала о «террористических действиях мужа». Однажды Родовановский вместе с еще одним следователем жестоко избил ее — больную женщину, которой было тогда 62 года. 1 марта 1952 года ее приговорили к 10-летнему тюремному заключению. А я получил 10 лет спецлагеря. (Меня арестовали раньше отца и матери, в октябре 1950 года.) 12 мая 1951 года было принято решение о конфискации всего нашего имущества».

Итак, второго марта, после очередного допроса, Этингер вернулся в камеру и в 5.15 умер. Согласно медицинскому заключению, он умер «внезапно от паралича сердца в результате тромбоза коронарной артерии, атеросклероза и грудной ангины».

При этом медики предупреждали следственную часть о слабом физическом состоянии Этингера, который мог умереть из-за дальнейших допросов.

Более того, полковник Лихачев указывал Рюмину на окончание протокола допроса профессора. Не выполнил Рюмин и приказа Абакумова составить общие протоколы официальных допросов Этингера.

Теперь, когда он умер, на заседании партбюро Рюмина отчитывали и объявили ему выговор. Также по Рюмину проводилось внутреннее расследование. И кто знает, к каким результатам оно могло привести.

Однако Рюмин оказался хитрее, чем кто-либо мог предположить об этом. До смерти Этингера он «успел выжать из своего подследственного и «признание» в том, что тот заведомо неправильно «вредительским» лечением способствовал в 1954 г. смерти секретаря ЦК Щербакова». В этом он оказался весьма последовательным. Г. В. Костырченко по этому поводу пишет: «Эта версия выглядела настолько вздорной и надуманной, что Абакумов с самого начала решительно отверг ее предчувствуя, какие непредсказуемые последствия она способна вызвать, если о ней будет доложено болезненно подозрительному Сталину. Будучи человеком малообразованным и от природы прямолинейным, шеф госбезопасности опасался подобного авантюризма, предпочитая иметь дело с предельно упрощенными, хотя и грубо сколоченными сценариями. Зная, что Сталин определил буржуазный национализм как злейшего врага Советского государства, Абакумов считал, что в качестве руководителя «вооруженного отряда партии» он должен прежде всего безжалостно бороться с действительными и мнимыми приверженцами этой идеологии, будь то, к примеру, вооруженные отряды украинских националистов или еврейская интеллектуальная элита — хранительница культуры и традиций своего народа.

Но из-за своей психологической примитивности он не уловил того нюанса, что Сталин, да и частично аппарат ЦК давно уже зараженные антисемитизмом, объявили тайную войну не только носителям национальной идеи, но и связанной с ними узами общего происхождения ассимилированной части еврейства». Следовательно, гораздо дальновиднее своего министра оказался подчиненный — подполковник.

По «делу ЕАК» от следователей МГБ требовалось доказать шпионаж и диверсии ее активистов. Политбюро готовилось к очередной пропаганде. Однако время шло, и дело не удавалось завершить. Оно буквально разваливалось. Тогда неугомонный Рюмин пытается расширить дело с помощью арестов все новых людей, косвенно участвующих в работе ЕАК. И, надо сказать, ему удается затягивать следствие.

Подполковник Рюмин

Михаилу Дмитриевичу Рюмину в сентябре 1951 года исполнилось тридцать восемь лет. Надменный, низкого роста, жестокий, грубый, глупый, лысоватый подполковник с животом не нравился многим коллегам. Больше всего их раздражала его вычурная надменность. В анкетах он с важным видом и не моргнув глазом записывал себе незаконченное высшее образование, а потом не мог объяснить, какие экзамены сдавал в вузе. Например, вот как характеризовал Рюмина оперативный секретарь МГБ майор Бурлака в докладной записке, датированной 15 мая 1953 года:

«У меня сложилось впечатление, что Рюмин малограмотный человек, часто спрашивал, как пишется то или иное слово или какие знаки препинания надо ставить. У него очень маленький словарный запас. От начала до конца не прочитал ни одной книги. Пристрастие к спиртным напиткам, вовремя и плотно пообедать — вот, пожалуй, и весь круг интересов Рюмина».

Родился Миша Рюмин в 1913 году в селе Кабаньем Шадринского уезда Пермской губернии в семье крестьянина-середняка. Окончил восемь классов школы. С мая 1929 года работал сначала счетоводом, а потом бухгалтером сельскохозяйственной артели «Ударник» в Уральской области. С апреля по июнь 1930 года — слушатель Шадринских бухгалтерских курсов районного Союза потребительских обществ. С февраля 1931 года — бухгалтер-инструктор Кабаниевского райколхоза, районного отделения связи. После окончания Шадринских курсов связи (обучался с июня по сентябрь 1931 г.) — бухгалтер, старший бухгалтер, бухгалтер-инструктор Уральского областного управления связи (сентябрь 1931 г. — июнь 1933 г.).

Также в личном деле Рюмина зафиксирована учеба на комсомольском отделении Коммунистического университета имени В. И. Ленина в 1931–1932, 1934 годах (Свердловск).

С мая 1934 года по сентябрь 1935 года Рюмин уже главный бухгалтер Свердловского областного управления связи.

В сентябре 1935 года Михаила Дмитриевича призвали в армию. Но и там он не пропал: служил рядовым в штабе Уральского военного округа, затем там же — бухгалтером-экономистом. По окончании службы, в июле 1937 года, Рюмин вернулся к прежней работе — главного бухгалтера Свердловского областного управления связи.