Аль Капоне: Порядок вне закона - Екатерина Владимировна Глаголева

Существует множество профессий, в которых имя Капоне считалось бы преимуществом, — довольно сомнительных, но всё же легальных и сулящих неплохой доход молодому человеку только что со студенческой скамьи. Риски даже не пытался ими заниматься. Он гордился дипломом инженера и хотел работать по специальности.

Когда ни одна техническая фирма не заинтересовалась его услугами, он взял себе имя Ральф Габриэль и открыл в Южном Ч икаго завод по производству сборных домов. Дела шли хорошо. Он женился, родилась девочка, потом мальчик, и он уже думал, что жизнь наладилась.

Первый облом случился, когда сотрудник одной строительной фирмы остановил его на улице.

— Помнишь меня?

— Нет, — ответил Риски, — не припоминаю.

— Ну а я тебя помню, — сказал этот человек. — Мы учились в одной школе, и твоя фамилия не Габриэль.

Слово не воробей. Очень скоро поползли слухи, что Капоне, используя подложное имя, руководит игорным домом. Полиция провела расследование, выяснила, что слухи безосновательны, но к тому времени многочисленные клиенты уже отозвали свои заказы. Завод пришлось закрыть.

Риски снова сменил имя и стал торговать подержанными авто. Какое-то время бизнес процветал — пока фамилия не вернулась бумерангом. “Вы знаете хоть одного Капоне, который не занимался бы каким-нибудь рэкетом?” — говорили люди. Этого оказалось достаточно, чтобы бизнес прогорел.

Его жена утратила веру в него и развелась с ним, забрав детей.

После этого он перепробовал много разных затей, в том числе компанию по производству зажигалок, какое-то время имевшую успех. Перепробовал он и множество имён, но ни одно из них, как и его предприятия, долго не продержалось. В конце концов, почти разорившись, он стал барменом в чикагском ночном клубе, снова приняв имя Ральф Габриэль. Кое-кто из его клиентов знал, кто он такой, но их это не волновало. Конечно, не к такой работе он готовил себя, получая образование, но он был рад жить в относительной безвестности.

Одной из главных приманок клуба была 21-летняя актриса Джин Керин (на самом деле — Киран. — Е. Г.). Они с Риски полюбили друг друга. Адвокат Марвин Басс, знавший Джин, увидел их вместе. Он отозвал её в сторонку и сказал:

— Тебе бы лучше держаться парней с военной стрижкой, Джин. Этот человек — племянник Аля Капоне.

— Спасибо, приятель, — отвечала Джин, — очень мило, что ты обо мне заботишься, но Риски сказал мне, кто он такой, уже на втором свидании. Я счастлива, и больше это никого не касается.

Но вскоре это коснулось многих — из-за двух убийств[78].

Риски, никогда не злоупотреблявший алкоголем, вдруг сильно запил. После того как он сутки не выходил из своей квартиры, консьерж постучался к нему и, не получив ответа, вызвал полицию.

Она обнаружила тело 33-летнего выпускника университета на кровати. На столе стояла наполовину опорожнённая бутылка виски рядом с пустой упаковкой из-под лекарства, в инструкции к которому говорилось, что его употребление вместе с алкоголем грозит летальным исходом.

В кое-как нацарапанной и незаконченной записке на столе говорилось: “Джинни, милая, я люблю тебя. Я люблю тебя. Джинни, только тебя я люблю. Только тебя. Я ухожу...” <...>

Один из сыщиков проницательно заметил: “Здесь лежит мальчик, которого убило его имя”».

Конечно, журналист дал волю фантазии. Образ Риски был сильно приукрашен: все его предприятия было бы невозможно открыть без поддержки отца, читай — мафии (о самом первом месте работы — ремонтником машин для самокруток — даже не упоминалось), и наверняка «спонсоры» позже пытались использовать их в своих целях; пить он начал не «вдруг», а после развода и часто оставлял пятилетнюю дочку одну в машине, пока сидел в кабаке; в заметке о его похоронах, помещённой в «Чикаго трибюн», сказано, что в марте 1948 года Ральф-младший был условно осуждён в Миннеаполисе за попытку ограбления. Ральфи похоронили 13 ноября на кладбище «Гора Кармель»; на отпевании в церкви Воскресения были только близкие родственники — и множество репортёров и полицейских.

Дейдре Мария Капоне, любившая отца, несмотря на все его недостатки, винит в его смерти и себя: незадолго до его самоубийства мать с большим скрипом разрешила ей пойти на традиционный воскресный семейный обед на Прери-авеню, но при условии, что она будет «вести себя хорошо», то есть вежливо, но без бурного проявления чувств. Поэтому Дейдре поздоровалась с дядей Мэтти и его женой Аннет, с дядей Альбертом и его красавицей-супругой Ларри, с дядей Мими (Джоном) и тётей Мэри, с кузиной Долорес, с бабушкой Терезой, а Ральфа будто не замечала; лишь когда тётя Мафальда на кухне сделала ей внушение: «Ты что, не видишь, как обидно своему отцу? Не видишь, как он расстроен?» — подбежала к нему, и его лицо просветлело. Но, возможно, это стало последней каплей: Ральфи решил, что раз он нигде не пришёлся ко двору, лучше вообще не жить. А может быть, у него просто не было того внутреннего стержня, который помогает людям не сдаваться. Даже закоренелым преступникам удавалось радикально изменить свою жизнь... Он оказался просто мягкотелым «сынком».

Как и следовало ожидать, уничтожение символа не повлекло за собой краха системы: в 1949 году правительственные комиссии по борьбе с преступностью в крупных городах и штатах выявили широкие коррупционные сети, связывавшие мафию и политиков. Об этом снова писали в газетах и журналах. Все взоры обращались к федеральной власти, но у правительства было мало законных способов бороться с организованной преступностью. 5 января 1950 года сенатор от штата Теннесси Кэри Эстес Кифовер внёс на рассмотрение конгресса США резолюцию, позволявшую сенатскому комитету по юридическим вопросам расследовать роль организованной преступности в торговле между штатами. После ожесточённого спора о полномочиях был достигнут компромисс — создан специальный комитет, возглавляемый вице-президентом США Олбеном Баркли, в который вошли сенаторы