Газета "Своими Именами" №9 от 01.03.2011 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль)

Я обвиняю Горбачева в лживой интерпретации им тезиса Ленина об “изменении всей нашей точки зрения на социализм”, в лишении народа перспективной общенациональной цели, погрузившем человека труда в беспросветную борьбу всего лишь за возможность выжить.

Когда в апреле 1984 года была созвана Программная комиссия, образованная XXVI съездом КПСС, я с особым вниманием вслушивался в речь Горбачева, к тому времени уже второго секретаря ЦК. Увы, эта речь была поразительно пуста.

В ходе встреч с Горбачевым летом того же года в Рабочей группе по подготовке новой редакции Программы КПСС я убедился в его недалекости и малограмотности. В то время как коллектив, готовивший проект, сосредоточивал внимание на сложнейших и острейших экономических и социальных проблемах рубежа ХХ-ХХI веков, главным требованием Горбачева, которое сразу же показалось мне лицемерным, было лучше отразить... роль Ленина.

Горбачеву не нравился параграф, посвященный преодолению классовых различий. По-видимому, уже тогда связанный с теневым капиталом, он не был заинтересован в вытеснении этого сектора хозяйства и рассасывании, как теперь очевидно, близкого ему слоя новой буржуазии. Выдвинув фальшивый в его устах тезис о “сильной социальной политике”, Горбачев потребовал открыть соответствующий раздел параграфом о благосостоянии, о том, что посулить людям. Его не устраивало также содержащееся в тексте высказывание Ленина о том, что целью социализма является не только равенство наций, но и слияние их. Этот тезис был заменен положением о полном единстве наций. Горбачев потом не раз возвращался к “зловредной” теории слияния наций, которая-де явилась главной причиной обострения национальных отношений в стране, хотя отлично понимал, что дело отнюдь не в теории, кстати, правильной, а в злоумышленной практике “архитекторов” и “прорабов” типа Яковлева.

Прошло десять лет, прежде чем он признал антипартийность своей тогдашней линии. В одном из интервью Горбачев заявил, что Ричард Косолапов вместе с другими писал “коммунистическую программу... с которой потом мне (Горбачеву. – Р.К.) пришлось столько сражаться” («Независимая газета». 1994, 7 июля, с. 1).

Я обвиняю Горбачева в деформации исторического пути Советского Союза, которая сформулирована в словах “Путь к рынку”.

Концепция рынка в той подаче и том исполнении, которые навязаны нам в ходе “перестройки”, носит бредовый характер. Азбукой экономической науки и практики является первичность сферы производства и вторичность сферы обращения. Рынок - это сфера обращения, обмена ценностями, функционирования товарно-денежных отношений. Он невозможен без производства, живет производством, наполняясь его изделиями, и умирает, когда производство падает. Наши же “реформаторы”, особенно печально знаменитой “монетаристской” школы, пообещали нечто абсурдное - процветание рынка при падающем производстве. Если раньше советские люди имели все же товары, как считалось, без рынка, то теперь они получили рынок без товаров. На первый взгляд, это очередная опасная утопия. Но так дело видится только глазами обездоленных масс. Криминальный капитал, напротив, освоил с ее помощью весьма эффективный путь стремительного обогащения, безудержной эксплуатации и обирания трудящихся, наращивания своего класса - армии вандалического ограбления страны.

Но и это не все. Организуя падение советского производства, преемники Горбачева высвободили российский рынок для чужих товаров. Тем самым реакция выполнила минимум две задачи: выручила иностранных партнеров в условиях капиталистического кризиса перепроизводства; столкнула собственное Отечество в число зависимых от “атлантического пайка” колоний.

Я обвиняю Горбачева в том, что, представив народу рынок, как путь к изобилию, он тихой сапой протащил, помимо ожидаемого рынка товаров и услуг, также рынок капитала и рабочей силы. С восстановлением последнего восстанавливается капиталистический способ производства. А это означает, что Горбачев либо не ведал, что творил, либо целенаправленно осуществлял перемену общественного строя. В обоих случаях он поступал как государственный преступник.

Я обвиняю Горбачева в том, что он не прислушался к аргументированным предупреждениям в отношении катастрофических последствий проводимой им политики. Говорю это с тем большим основанием, что был первым, официально высказавшим свое сомнение в состоятельности его курса по итогам всего 9 месяцев в письме от 15 января 1986 года, незадолго до XXVII съезда КПСС.

В письме отмечалось возрастание в связи с “перестройкой”, в благотворность которой тогда многие поверили, интереса к ленинскому учению о НЭПе. В то же время в нем выражалась озабоченность тем, что, например, меры по оказанию поддержки личным подсобным хозяйствам колхозников, рабочих и служащих кое-кто уже “пытается поворачивать в целях противопоставления мелкого производства как якобы всегда более эффективного - крупному, фактически дискредитации общенародной формы собственности на средства производства. Смею утверждать, - подчёркивал я, - что при общем идейном и моральном подъеме в стране среди интеллигенции появилась и некая вариация “сменовеховских” взглядов, которую нельзя не замечать при анализе современной идеологической обстановки”.

Указывая уже тогда на расхождение между словами и делами Горбачева, я напоминал ему его же высказывание 1985 года: “Не рынок, не стихийные силы конкуренции, а прежде всего план должен определять основные стороны развития народного хозяйства. В то же время нужно осуществлять новые подходы в планировании, активно применять экономические рычаги, дать большой простор инициативе трудовых коллективов. Надо четче определить, что планировать на союзном уровне, что - на уровне союзной республики, области, министерства, предприятия”.

“Вызывает, по меньшей мере, недоумение, - продолжал я, - что многие экономисты ищут пути повышения эффективности социалистической экономики помимо возможностей, заключенных в плановом начале, не пытаются даже как следует раскрыть их. В деятельности объединений, предприятий, вообще звеньев социалистического производства пока что органически не задействована его цель - удовлетворение материальных и духовных потребностей общества. А ведь, казалось бы, прежде всего от степени участия любого конкретного коллектива в достижении этой цели должны зависеть основные показатели его хозяйствования, заработная плата, премии, отчисления на социально-культурные нужды.

До сих пор базой плана не стало всестороннее изучение и прогнозирование общественных потребностей, реалистически сопрягаемое с наличными производственными мощностями и ресурсами...

И еще одно: практикуемый ныне затратный метод определения результатов производства, хотя он по форме и базируется на стоимостных единицах, является на деле прямым нарушением закона стоимости. Закон стоимости в наших условиях должен ориентировать хозяйственника на минимизацию затрат при максимизации конечного продукта; затратный же метод толкает на максимизацию затрат при относительном безразличии к качественным и количественным характеристикам выпускаемой продукции. Этот метод принадлежит к числу причин существования у нас пресловутого дефицита, к тем факторам, которые, прямо скажем, разорительно воздействуют на народное хозяйство. Выход, на мой взгляд, может быть только один (и он соответствует тому, о чем беспокоился Ленин, а не тому, что ему приписывают): это выведение всех предприятий на показатели производства по номенклатуре, ассортименту, качеству продукции при наличии строгой ответственности за его рентабельность (безубыточность или прибыльность)...

Что же касается “рецептов” выхода из нынешних трудностей в возможностях мелкотоварного производства и рыночного механизма, то они, конечно, могут дать полезный результат, но результат локальный, временный, тактический, да и то лишь при одновременном усилении правильного планового руководства. Вся-кая иная стратегия отбросила бы нас назад, на те ступени экономического развития, которые уже пройдены нашим основным и грозным противником - государственно-монополистическим капитализмом. Это, без преувеличения, вопрос нашей жизни, вопрос состоятельности нашей системы” («Диалог». 1995, №5-6, с. 70-71).

Я обвиняю Горбачёва в том, что он осуществил именно “иную стратегию”. Бесстыжей демагогией было тогда и является теперь утверждение, что альтернативы не существует. Она предлагалась и могла быть срочно разработана. Но Горбачёв откровенно не пожелал выслушать другую сторону (письмо было передано ему через Анатолия Лукьянова) и окружил себя исключительно ее оппонентами. Результат известен. Нас осознанно опрокинули в стихию дикого, допотопного капитализма, привели к расчленению страны и превращению ее по частям в пространство колониальных интересов империалистических держав.