Завораш (СИ) - Галиновский Александр

Внезапно он понял, что мёртвой хваткой вцепился в подоконник и почти перевалился наружу. До площадки внизу было далеко. Мгновенная смерть.

— Ха! Явно не видения плясуний Эскалана заставили его пытаться выброситься в окно! — принципал выглядел довольным, — И почему только эти кураторы не могут создать что-то приятное?

Человек в капюшоне попытался сказать, но принципал остановил его движением руки.

— Редко кто отзывается о вашем мастерстве лучше. В Аскерроне один такой предостерегал от грядущего землетрясения своеобразным способом: посылал видения катастрофы членам городского совета. А кому понравится видеть, как он сам, его семья и дети, а вдобавок все имущество проваливаются в какую-то дырку в земле? Поэтому беднягу заживо похоронили в выгребной яме, и каждый горожанин, присев на корточки, чтобы справить нужду, отдавал ему должное. А спустя месяц землетрясение действительно случилось. И наводнение. Корабли в бухте взмывали к небу и падали прямо на головы. Говорят, тамошнего принципала убило рухнувшим с неба веслом — на его беду, он первым прибежал в порт.

Принципал отхлебнул вина, покатал напиток во рту и вновь сплюнул. Выпить захотелось и Ноктавиданту. Во рту пересохло так, что он не отказался бы отхлебнуть даже из того, второго кубка. Однако он вряд ли мог рассчитывать даже на это. Наверняка вино было дорогим, и когда содержимое кубка окажется на рынке, в желающих не будет недостатка. Все захотят удивить гостей дорогим напитком, не сказав ни слова о том, что единожды он уже был кем-то «выпит».

— И все же было бы лучше, окажись эти видения чуточку более приятными, — принципал допил вино, сплюнул и поставил оба кубка рядом. Тут же появился раб, который забрал посуду со стола.

Только сейчас Ноктавидант понял, что воспоминания ему не принадлежали. Вендарская резня случилась более полувека назад, и теперь о ней можно было разве что прочитать в хрониках. По слухам, кровавое безумие привлекло демонов Гастра, разрушивших шиванский материк до основания. Он и сейчас тлел в глубине под слоем многократно сгоревшей почвы.

Ноктавидант тряхнул головой: для того, чтобы прийти в себя, ему требовалось время. Куратор в покоях принципала? Страже давно следовало быть здесь. Однако он не слышал ни криков, ни грохота сапог на тесных лестничных пролётах, всегда отлично освещённых, чтобы ни одна живая душа не могла притаиться в тени.

Он подумал о сделке, которую могли заключить эти двое. На миг ему показалось, будто он смотрит сверху на партию в игре, смысла которой не понимает. Точно так же, будучи ребёнком, он смотрел на действия менял в порту или на то, как торговцы проворачивают сделки: цветные камешки, обозначавшие вес и цену товара, переходили из руки в руки по некой таинственной схеме, пока бегающие туда-сюда маркировщики помечали мелом корзины с уловом.

Ветер принёс снаружи запахи моря. Если прислушаться, можно было различить шум волн и крики чаек, кружащих над гаванью. Такие мелочи возвращали к реальности, играя роль своеобразного якоря: если заблудишься в воспоминаниях — неважно, своих или чужих, всегда будет за что зацепиться. И Ноктавидант решил не выпускать всего этого из виду, удерживая каждую мелочь на границе восприятия.

Никто в точности не знал, откуда берутся эти «воспоминания» и действительно ли они принадлежат реальным людям. Один торговец с севера, которого Ноктавидант повстречал несколько лет назад, утверждал будто все имеющиеся у человека знания, опыт и даже воспоминания неким образом можно выделить, отфильтровать и дистиллировать, как это делают со своими реагентами алхимики. Он даже показывал запечатанные воском бутылочки, доставая одну за другой из изящного ящичка черного дерева. Души. Теперь Ноктавидант вспомнил: он называл их душами. Одну торговец откупорил прямо при нем и вылил несколько капель себе в рот. Ноктавидант тогда подумал, каковы воспоминания на вкус? Смешались ли воедино горечь пролитых слез, солоноватый привкус пота на холодеющей от страха коже? Он не успел спросить ни о чем подобном. Торговец исчез так же быстро, как и появился.

— В приятных видениях, как и в простых вещах, мало пользы, — куратор сделал движение рукой, словно отгоняя назойливую муху.

— Как и в слишком легко брошенных словах.

Клирик видел, как на лице куратора проступает злоба — словно наползает тьма. Как будто лопнула невидимая пуповина, стягивающая кожу в подобие человеческого лица, и наружу показались бугры костей и узлы мышц. Не об этом ли предупреждал оракул?

— Возможно, слова вообще бесполезны. За исключением тех, что сказаны опрометчиво. Последние словно кинжалы, выхваченные из ножен: не знаешь: бить или вложить обратно.

Ноктавидант оставил насмешку без внимания. Слова. Всего лишь слова. Даже мнимые воспоминания — и те были фальшивкой.

Куратор отступил в тень:

— Иные слова подобны наковальням, падающим с неба.

Внезапно клирик со всей ясностью различил стук молотка далеко внизу и то, как скрипят канаты, на которых строители перетаскивали каменные блоки.

Принципал поднялся со своего кресла.

Ноктавидант смотрел, как тот идёт к окну, тяжело ступая босыми ногами по плиткам пола, ставит руки на подоконник, взбирается на него. Спустя мгновение этот тучный человек уже стоял на подоконнике, вытянувшись во весь рост. Ещё мгновение — и он шагнул вниз.

Снизу раздались крики, топот, кто-то звал на помощь.

Ноктавидант выглянул из окна. Он ожидал увидеть тело принципала, распластанное внизу, но вместо этого стал свидетелем другой кровавой сцены. Похоже, что один из волов, тянущих подводы с гранитными блоками, оступился и упал. От удара подводу развернуло, и тяжёлая глыба опрокинулась, придавив несчастное животное. Положение осложнялось тем, что нога шедшего рядом погонщика запуталась в канатах. Разъярённый от боли вол бил копытами по воздуху и каждый, кто оказался рядом, рисковал получить удар, сравнимый с ударом молота по наковальне. А без посторонней помощи шансов выбраться у погонщика не было…

Когда Ноктавидант обернулся, принципал сидел на прежнем месте. Клирик уже догадался, что видение было подделкой — все, кроме, может быть, кровавых событий снаружи — с улицы все ещё доносились крики бедного животного. Ещё одна иллюзия. Иные слова подобны наковальням.

— Беда в том, что никогда не знаешь, на чью голову рухнет следующая, — закончил Ноктавидант и только потом отступил от окна.

ТЁМНЫЙ ЛЕС

Наверняка у ангела было имя, но Ноктавидант никогда не пытался его узнать. Точно так же, как находясь в крипте, он оставался просто клириком. Астрологи утверждали, будто имя человека определяет всю его дальнейшую судьбу. Ноктавидант подумал, что так и не узнал имени куратора. Называл ли он своё?

Теперь они оказались вдвоём. Принципал остался наверху на попечении рабов: спустя некоторое время после того, как на глазах у Ноктавиданта он «выпал» из окна, а на самом деле остался сидеть в кресле, рабы вернулись, и у каждого было по металлическому лотку, а игл стало в два раза больше. Покидая комнату вслед за куратором, клирик думал, что с радостью дождался бы момента, когда рабы проткнут кожу толстяка, а затем вбил бы иглы в его тело пинками.

Знал ли оракул об их приходе? Наверняка. Ожидал ли, что в определённый час дверь откроется и войдут двое?

Вопросы, вопросы, вопросы.

Было ли это доказательством предопределённости? И каким образом ходу событий могла помешать простая случайность?

Опять вопросы без ответа.

Мог ли он обойти куратора сзади, а затем одним ударом лишить его сознания, а может, и жизни? Оракул предвидел такую возможность? Или то, что он до сих пор этого не сделал и было ответом на вопрос?

Значило ли это, что ничего подобного он не сделает ни при каких обстоятельствах?

Когда они вошли, оракул спал или делал вид, что спит.

— Она слышит нас? — спросил куратор.

Она. Значит, он тоже считал, что оракул — женщина. В очередной раз Ноктавидант всмотрелся в ангела, пытаясь отыскать в облике оракула женские черты.