Дыхание Армагеддона - Мурад Аджи

Хейердалу не ответили, и ученый потерялся в догадках…

Чтобы не отвечать на подобные вопросы, советские археологи нашли поразительно бестактный ход — они умышленно искажали возраст храмов Кавказа. Чуть «не докопали» и датировали I веком новой эры, достигнув тем самым желаемого баланса дат. Проще говоря, омолаживали находки на пять-десять, даже более веков. И — храмы становились христианскими.

Бессмыслица? Но так построена вся кавказская история. На абсурде.

Никого не смутило, что в городе Шеки (и не только там!) стоит точно такой храм, у которого та же история. Выходит, и он жил сам по себе — вне города? Вне людей? Вне культуры, господствовавшей здесь?.. Примеров тому множество, они всюду, стоит лишь внимательнее присмотреться.

Храмы Азербайджана с XIX века называют христианскими, вернее армянскими, называют, не задумываясь, что они построены в дохристианскую пору… Разумеется, Хейердалу не объяснили, почему кавказские реликты пришли (вернее, их привели!) в запустение, почему передали армянам, когда и как это случилось[7].

Опытный норвежец все понял без объяснений. И он задумался об албанах — народе, который построил древние храмы, о религии, бытовавшей здесь в ту пору. Видимо, та же вера была у викингов, решил он. Значит, на Кавказе и в Скандинавии жили люди одной крови, одной культуры…

В это свое открытие ученый сам верил с трудом, не слишком афишируя его. У него не было достаточных доказательств: исследователь был в начале пути.

Разумеется, не спор о хозяине храма заставил меня ехать в Азербайджан, в город Шеки, хотя интересно было посмотреть, что завело в тупик знаменитого Тура Хейердала. Для меня все сложилось совсем по-другому.

Ступить на ту же дорогу позволила точка зрения, которая сложилась, когда написал «Полынь Половецкого поля». А после работы над книгой «Тюрки и мир: сокровенная история» захотел и ответить на вопросы, поставившие норвежца в тупик. Были веские доказательства и хороший научный багаж, однако поделиться им с Хейердалом я не успел — его уже не было в живых.

Ведь те же скандинавские саги я изучал не так, как он. Их читал глазами географа и этнолога, не веря «официальной» науке, ни одному лукавому слову — чувствовал подводные течения и специально сбитые ориентиры. В Азербайджане мне было легче, чем ему, я твердо знал о тюрках то, о чем он лишь догадывался. К тому же я имел представление о религии Алтая, о чем он вообще не ведал… Мы наверняка встретились бы в Азербайджане. Мы просто разминулись с ним во времени.

А на севере Европы остались следы именно алтайской — не азербайджанской! — культуры. Курганы, храмы, изделия быта, «оленные камни», письменные памятники, произведения народного эпоса[8]. Они такие, как на Кавказе! И не только на Кавказе, но и во всем тюркском мире. Да и «сага» — слово от древнетюркского «савга» (говорить, повествовать). Не иначе… Вот удивился бы Хейердал, знай он это!

Тема манила своей очевидностью и неисследованностью.

Азербайджан, как и Норвегия, — непознанная страна, его прошлое изучено слабо. С большими «политическими» натяжками. Не историей, а коллекцией климатов был он мне знаком прежде. Здесь есть все, что угодно жадной душе географа: от тундры до влажных субтропиков. Богатейшая страна, где природа заботится о человеке, с глубокой древности удивляя щедростью, мягкой погодой.

Рай земной.

Легенды говорят, тут был один из городов Древней Персии, куда приезжали на лето цари династии Ахеменидов, потом он стал городом Кавказской Албании, «забытого» ныне государства. Кавказ считали оплотом орд, шедших во главе Великого переселения народов, вторым Алтаем. История пророка Ноя тому лучшее доказательство.

Двадцать пять веков назад пришли сюда тюрки. А с ними — знаки их культуры: повозки, шатры, шатровые храмы, петроглифы, железо, курганы, города и, конечно, кони… До рождения Христа оставалось всего-то пятьсот лет. Пять веков.

Я уехал в Азербайджан осенью, чтобы найти тишину и покой, столь нужные после сдачи в печать новой книги, три года, каждый день, отнимавшей все мои силы. О храмах, разумеется, не думал, о Хейердале — тоже, они жили в моем сознании как бы сами собой.

Переключать один ритм жизни на другой очень трудно и небезопасно для здоровья, поэтому не хотел напрягаться и о чем-то думать. Поездка в Шеки стояла в маршруте первой.

Город лежит у подножия Большого Кавказа, в отрогах, где редчайший климат и прекрасная охота… На третий день понял: не усижу. Как и меня, древних тюрков сюда заманила природа, но история в этом благодатном крае лежит под ногами. И стало не до отдыха. Я вспомнил о Хейердале.

Потому что рождалось ощущение, что попал в музей, в хранилище древностей под открытым небом, где бездельничать преступно.

Поначалу манили улицы и улочки древнего города, которые за тысячи лет очень мало изменились. Время оставило след, пожалуй, лишь в многоэтажных коробках, но в Шеки они не бросаются в глаза, не угнетают пейзаж, их убогость заслоняют вековые деревья, которые и складывают впечатление о городе, о его уюте и мягкой красоте.

Таков Шеки — невыразимо прекрасный и спокойный, как настоящий горец, многое повидавший в жизни. Он за века слился с природой, стал ее частью.

Из него охотно уезжает молодежь, в него с неохотой возвращаются неудачники. И те, которым везде, кроме Шеки, неуютно — есть такая редкая категория людей! Мир вам, добрые люди гор…

Особое впечатление оставил ханский дворец, реставрируемый уже много лет. Работы начали немцы, первыми заметившие эту неземную красоту, заросшую бурьяном. Они нашли кредиты, подключили местных мастеров, которые вспомнили ремесло предков, сотворивших чудо из камня. И закипело.

Что нам теперь сказки Шахразады? Они здесь наяву.

Тончайшие витражи на окнах дворца кажутся вуалью: оттого дворец загадочен ночью. Будто таинственная незнакомка. А две огромные чинары в три обхвата, словно стражники, стоящие у входа, напоминают о времени лучше хронографа.

Не дикари жили в том дворце. Не «лица кавказской национальности», это точно.

Слава Всевышнему, город просыпается после долгого сна и беспамятства. Большие трудности стоят перед ним. Ханский дворец внутри пустой, из него в советские времена вывезли мебель и ценное-ти. Говорят, в Эрмитаж. Чтобы вернуть реликвии, требуется немалая плата. У города таких средств нет.

А потом, за что платить? За украденное?..

Но выход нашли. Я увидел это в гостинице, которую разместили в заброшенном караван-сарае. Кажется, ни одного нового камня сюда не привезли, ничего не перестроили, внешне все прежнее, только вычищенное, обласканное, а внутри — современный комфорт после реставрации, проведенной своими руками.

Те же галереи, ниши, где уютные номера гостиницы. Ресторан, внутренний дворик с фонтанами и цветами, с пением птиц и патриархальной тишиной… Тут был не караван-сарай, а монастырь, который в XIX веке превратили в караван-сарай, тогда монастыри и храмы Кавказа превращали в конюшни и сараи. И делали это отнюдь не «сарацины», то — знак прихода царской России, знак колонизации.

Здание гостиницы по стилю напоминает монастыри Германии или Франции. Их полная копия[9]. И это у него не отнять, даже превратив в сарай или склад.

Мысли мои метались, как мотыльки перед неожиданно вспыхнувшей лампой.

Было ощущение, что сошлись два века, две эпохи —' сегодняшняя и другая, очень далекая, а ты случайно затерялся между ними, стоишь и ищешь аналогии. Тогда я и понял Хейердала, вернее, его растерянность, а он видел в жизни куда больше моего, сравнивать ему было с чем.

Конечно, ученого коробило, что с ним говорили на птичьем языке — недомолвками. Он понимал, его обманывают. И молчал, дипломатично кивая головой…

Ощущение времени по-настоящему пришло ко мне в селении Киш, у древнейшего храма Европы, который после приезда Хейердала «вылизали», превратив в редкий объект туристической индустрии. Не поскупились. В Киш потоком едут туристы, к сожалению, иностранцы, которые знают историю лучше азербайджанцев. Шведы, японцы, немцы — их видел я здесь.

А первыми на глаза попались мальчишки, они узким сельским переулком гнали лошадь, вьюченную дровами. Следом шли лошади, которые волокли срубленные стволы. То — знак осени, как тысячу лет назад. Ничего не сменилось, даже топорики на длинных топорищах помнят прикосновения прадедов этих мальчишек.

Селение, едва виднеясь в зелени леса и садов, притягивало малахитовыми горами, белокаменными постройками и храмом, приметным издалека. Он — как бутон цветка на горе, его шатровая крыша с красной черепицей маяком горела на склоне… В голове не умещалось: перед тобой даже не ровесник римского Колизея. Киш старше на целых пять веков. Он ровесник Древней Персии и Ахеменидов, ее великих царей.