Жизнь и труды архиепископа Андрея (князя Ухтомского) - Михаил Зеленогорский

Тем не менее владыка не перестает чувствовать себя архиереем Православной российской церкви. Оставаясь главным ходатаев за право единоверцев иметь собственных епископов, еп. Андрей, отказавшись от порученного ему Синодом председательствования, все же фактически руководит 2-м всероссийским съездом православных старообрядцев (единоверцев) в Нижнем Новгороде (23–29 июля). На съезде была высказана идея организовать 7–8 единоверческих епархий (по числу замышлявшихся тогда для всей русской Церкви митрополичьих округов), учредить сан пребывающего в Москве единоверческого архиепископа и создать Совет Всероссийских единоверческих Съездов (по образцу существовавшего у белокриницких старообрядцев Совета Съездов). Кандидатом в архиепископы всех единоверцев был намечен Антоний (Храповицкий), на петроградскую единоверческую кафедру – еп. Анастасий (по всей видимости, Анастасий (Александров), тогда еп. Ямбургский), на нижегородскую – выпускник Казанской духовной академии еп. Прокопий (Титов), тогда еп. Елисаветградский, на казанскую – еп. Угличский Иосиф (Петровых) либо архимандрит (впоследствии епископ) Афанасий (Малинин), на киевскую – профессор Киевской духовной академии «о. Владимир Прилуцкий»[105]. Но все эти планы остались нереализованными.

Как мы увидим, позднее с благословения патриарха Тихона и митр. Антония (Храповицкого) владыка Андрей попытается окормлять старообрядческое согласие беглопоповцев. Наиболее же ярким проявлением этой стороны его деятельности станут шаги по пути воссоединения со старообрядцами, приемлющими священство Белокриницкой иерархии.

1

Весной 1917 года в Уфе был принят ряд документов, целью которых было активизировать церковно-общественную жизнь и укрепить в народе сознание нравственно-религиозной значимости православия. Идеи, лежащие в основе этих документов, еп. Андрей вынашивал уже давно. Преобразование на волне революционного подъема высшего церковного управления лишь оживило работу уфимских единомышленников владыки – как среди духовенства, так и из числа мирян.

В первую очередь был утвержден «Устав Союза уфимского духовенства по организации приходской жизни», который должен был лечь в основу деятельности местного клира по организации «действительного объединения между собой всех членов Церкви, начиная с прихода»[106]. Залог успеха этого разработчики Устава видят в таких отношениях Церкви и государства, которые соответствовали бы самостоятельности и свободе первой. В 18 статьях Устава определяются задачи клира и намечаются конкретные мероприятия по возрождению церковно-общественной жизни «на основе всеобъемлющей истины Христовой, сообразно началам апостольского и вселенского христианства применительно к требованиям обновленного государственного строя»[107].

25 апреля созывается экстренный съезд духовенства Уфимской епархии. Владыка Андрей выступил на нем с речью и тут же отправился в Петроград на сессию Синода. По всей видимости, он целиком полагался на своих единомышленников в среде местного клира; кроме того, к этому времени по его просьбе Синод утвердил должность уфимского викарного епископа, которую 28 мая занял с титулом епископа Златоустовского прежний руководитель епархиальной миссии архимандрит Николай (Ипатов).

На съезде был разработан проект устава «Союза уфимского духовенства нравственной и материальной взаимопомощи», а 30 апреля был принят проект «Устава православных приходов Уфимской епархии».

Возрождение прихода было одной из животрепещущих проблем русской Церкви на протяжении XIX века и в предреволюционные годы. Особое звучание эта проблема обрела после революции 1905 года, когда, казалось, появилась возможность непосредственно заняться преобразованиями в жизни Церкви. От академических богословов до теоретиков революционной борьбы – все писали о приходе. Сотни появившихся статей, книг и брошюр рассуждали об этом, выискивая прецеденты в истории Церкви[108]. На Предсоборном совещании был в основном разработан проект нового приходского устава, представленный на рассмотрение Собора 1917–1918 годов.

Еп. Андрей считал приходскую реформу вопросом первостепенной важности. К церковной истории он подходил с социологическими определениями и представлял развитие Церкви как смену демократических, аристократических и монархических форм устройства. Для своих построений владыка избрал первый вариант, требуя максимальной активности и значимости прихожан на всех уровнях: от местного объединения до масштабов всероссийского объединения приходских советов. По его мнению, в этом и состоит возвращение к исконным началам первых семи веков русского православия.

Уфимский проект приходского устава состоял из трех разделов и двадцати параграфов. Здесь определялись задачи, юридический статус, внутренняя структура прихода, обязанности и права его членов, объединяющихся с целью «наилучшего устроения религиозно-нравственной, культурно-просветительной и общественно-экономической жизни»[109]. Проект устанавливал такое построение приходской жизни, где высшим органом является приходское собрание, членами которого являются причт и все прихожане старше 18 лет без различия пола. Собрание решает важнейшие вопросы и избирает приходской совет, члены которого, в свою очередь, распределяют между собой обязанности и выбирают из своей среды председателя. Выборными являются и все должности, занимаемые клиром. В этическом и финансовом отношениях клир контролируется приходским обществом. Вся деятельность прихода направлена на подъем нравственного, общеобразовательного и материального уровня его членов, что должно было стать основой устроения православной Церкви как единого целого и благотворно повлиять на становление государственно-общественной жизни новой России.

Некоторое умаление роли священника в общественных делах, прослеживаемое в «Уставе приходов», в значительной степени восстанавливается в «Уставе Союза духовенства». Сформулированный в рамках православной традиции, уфимский проект приходского устава в коренных своих положениях не рознится с принятым Поместным собором приходским Уставом 1918 года. В то же время широкая автономия приходской жизни контрастирует с тенденциями централизации, присущими Соборному уставу, и в первую очередь в вопросе выборности духовенства и его полномочий. Кроме того, в уфимском проекте почти не отражена роль церковного старосты, который, по Соборному уставу, является в своем приходе опорой епархиального архиерея и благочинного. Все это определенно указывает на различие между ориентациями на возрождение церковной жизни «снизу» и «сверху».

Достаточно сопоставить параллельные места обоих уставов:

1 Проект Устава православных приходов в Уфимской епархии… Приложение 2-е. С. 2–10.

2 Приходской Устав. Определение Священного Собора Православной российской церкви о православном приходе 7 (20) апреля 1918 г. // Священный Собор Православной российской церкви. Собрание постановлений и определений. Вып. III, приложение к «Деяниям» второе. М., 1918. С. 13–41.

Таким образом, уфимский Устав документально закрепил теоретическую разработку еп. Андреем проблем православного прихода в самый канун великих потрясений. Здесь нет скрупулезной детализации, так что по объему уфимский Устав значительно уступает Соборному, но тем самым он и много доступнее для клира и мирян, способен служить своего рода руководством к действию – к возрождению самостоятельного прихода, где нет классовых и национальных разграничений, а есть союз верующих, объединенных любовью и делом обустройства своей жизни. «Церковь есть общество, а без своей собственной жизни оно, конечно, мертво»[110] – вот главный и непреходящий постулат еп. Андрея.

Революционные события не могли не сказаться на терминологии владыки. Мало того, он считал, что разрушительным идеям социализма, преломленным через большевистскую терминологию, необходимо противопоставить идею христианского социализма, в основе которой лежит задача воссоздания прихода как «народной социалистической единицы»[111]. В то время, когда государство разваливается, а церковно-приходская жизнь почти отсутствует, «церковь, как храм, интересует каких-нибудь старушек… сама церковная молитва обратилась теперь только в служение молебнов и панихидок, а сколько-нибудь литургийно-общественного настроения совсем нигде нисколько не заметно»[112].

Восстановление церковной жизни виделось еп. Андрею как альтернатива политическому социализму, крайнее проявление которого владыка видел в большевизме с его исключительно разрушительными тенденциями; и это будет осуществление самого глубокого, самого народного социализма – «истинного социализма духа»[113]. Однако владыка постоянно и настойчиво убеждает клир воздерживаться от политических страстей, не превращать церковную кафедру в трибуну митингов, но, напротив, противопоставить всеобщей ненависти культурную работу во имя торжества христианской любви. В этой работе должны объединить свои усилия лучшие представители православного духовенства и интеллигенции.