Трагические судьбы - Николай Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не понимая их страхов, нехотя двинулась к остановке, вошла в автобус, купила билет, села. И сразу почувствовала неладное. Автобус обогнала машина, подающая сигналы водителю. Стало ясно: это по мою душу. Автобус затормозил, вошли два молодца, третий уже, оказывается, стоит за моей спиной. Меня вывели — и в опорный пункт. Андрей Дмитриевич и Елена Георгиевна еще находились на балконе и видели, как меня конвоируют. Мое сердце разрывалось от горя: я знала, что они очень переживают. За себя я была спокойна.
Потом изнурительный семичасовой допрос. Допрашивал капитан Снежицкий. Он доверительно убеждал меня, что сам наблюдал, будто Боннэр таскала тяжелые сумки с продуктами, дескать, они только изображают голодовку, а на самом деле вкушают разные деликатесы. Это было откровенное хамство, о чем я и сказала Снежицкому. Он разъярился.
Больше всего я боялась, что гэбисты примутся меня обыскивать и обнаружат письмо Елены Георгиевна. Но повезло! У меня в сумке случайно затерялся черновик обращения на имя известного западного политического деятеля, в нем мать одного из политзэков молила о помощи. Это обращение было, с точки зрения КГБ, ужасным криминалом, они так обрадовались добыче, что не стали меня обыскивать. Так мне удалось вывезти в Москву письмо Елены Георгиевны. Меня посадили в машину и повезли в аэропорт. По пути я много чего наслушалась, мне обещали оторвать руки-ноги, если я еще раз попытаюсь приехать к Сахаровым. Доставили в аэропорт, самолет ждал нас, мы бежали к нему по бетонному полю…»
Репрессии за поступок последовали мгновенно: дома у Коваль уже был отключен телефон, райотдел милиции выделил ей куратора для воспитательной профилактики, на службе начались сложности, ее начали выживать…
ПощечинаНо иногда напрашивались в гости личности, мягко скажем, нежелательные. Или точнее: бессовестные. 14 июля 1983 года Сахаров был один в квартире (Боннэр уехала в Москву). Звонок в дверь. Сахаров открывает: на пороге среднего роста, рыхлого вида мужчина неопределенного возраста — от 50 до 60. За ним молодая женщина с сигаретой. «Кто вы? В чем цель вашего прихода?», — спрашивает Сахаров. «Я — профессор Яковлев, историк», — отвечает мужчина. Гром среди ясного неба!
Если бы на пороге объявился Андропов или Папа Римский — Сахаров бы не так поразился. Яковлев! Тот самый Николай Николаевич Яковлев! Клеветник и лгун!
Раскрываем книгу «ЦРУ против СССР», год издания 1983-й, автор Н. Н. Яковлев, страница 282: «С лета 1973 года Сахаров вступает в преступные контакты с иностранцами в Москве — раздает направо и налево антисоветские интервью, вручает различные «протесты», обивает пороги западных посольств. Коль скоро он отдался на милость Запада, тамошние спецслужбы поторопились извлечь из него то, что никак не относилось к «правам человека», — сведения, составляющие государственную тайну».
Извините за грубое слово — врет профессор. Никаких государственных тайн Сахаров не выдавал. Даже микроскопических. В «Воспоминаниях» он сформулировал свое кредо по этому вопросу: «Я занимался совершенно секретными работами, связанными с разработкой термоядерного оружия… О периоде моей жизни в 1948–1968 гг. я пишу с некоторыми умолчаниями, вызванными требованиями сохранения секретности. Я считаю себя пожизненно связанным обязательством сохранения государственной и военной тайны, добровольно принятым в 1948 году, как бы ни изменилась моя судьба». Да если бы Сахаров действительно что-то передал на Запад, уж в этом случае ему бы «прописали» не ссылку…
Но продолжим цитировать профессора:
«Круг знакомых, кормящихся у раздаточной Сахарова, весьма значителен, и среди них немало лиц с темным прошлым и настоящим. Он как магнит притягивает к себе уголовные, антиобщественные элементы…
Его «гуманизм» не просто фальшив. Он патологически бесчеловечен… Сахаров приветствовал реакцию, где бы она ни поднимала голову в мире, восхищаясь, например, кровавым приходом к власти клики Пиночета в Чили. И в то же время не скрывал своей ярости по поводу побед сил демократии и мира…
Духовный отщепенец, провокатор Сахаров всеми своими подрывными действия давно поставил себя в положение предателя своего народа и государства…
Административные меры, принятые в отношение Сахарова, направлены к тому, чтобы пресечь его подрывную деятельность. Эти меры полностью одобрены советской действительностью. Они, без сомнения, могут оказаться полезными и для самого Сахарова, если он найдет возможность критически оценить свое падение…»
Но главный удар профессор наносит отнюдь не по Сахарову. Объект его ненависти совсем иной. На Сахарове он просто слегка размялся. Страница 290-я:
«Придется вторгнуться в личную жизнь Сахарова… Все старо как мир — в дом Сахарова после смерти жены пришла мачеха и вышвырнула детей… Вдовец Сахаров познакомился с некой женщиной. В молодости распущенная девица отбила мужа у больной подруги, доведя ее шантажом, телефонными сообщениями с гадостными подробностями до смерти… Она затеяла пылкий роман с крупным инженером Моисеем Злотником. Но опять рядом досадная помеха — жена! Инженер убрал ее, попросту убил…
В 1955 году «героиня» нашего рассказа, назовем наконец ее — Елена Боннэр, родила сына Алешу. Так и существовала в те времена гражданка Кисельман-Семенова-Боннэр, ведя развеселую жизнь и попутно воспитывая себе подобных — Татьяну и Алексея…
В конце шестидесятых Боннэр, наконец, вышла на «крупного зверя» — вдовца, академика А. Д. Сахарова. Но, увы, у него трое детей — Татьяна, Люба и Дима. Боннэр поклялась в вечной любви к академику и для начала выбросила из семейного гнезда Таню, Любу и Диму, куда водворила собственных — Татьяну и Алексея. С изменением семейного положения Сахарова изменился фокус его интересов в жизни. Теоретик по совместительству занялся политикой, стал встречаться с теми, кто скоро получил кличку «правозащитников»…
Боннэр в качестве метода убеждения супруга поступить так-то взяла в обычай бить его чем попало. Затрещинами приучала интеллигентного ученого прибегать к привычному для нее жаргону — проще говоря, вставлять в «обличительные» речи непечатные словечки. Под градом ударов бедняга кое-как выучился выговаривать их, хотя так и не поднялся до высот сквернословия Боннэр. Что тут делать! Вмешаться? Нельзя, личная жизнь, оставить как есть — забьет академика».
Не оставили «как есть» — сослали с глаз подальше.
И это было напечатано миллионными тиражами в журнале «Смена». А потом в книге — 750 тысяч экземпляров. Смысл умствований Яковлева: Сахаров — свихнувшийся на бредовых идеях мирового правительства, технократии и ненависти к социализму недоумок, психически неуравновешенный человек, которого направляют в своих целях западные спецслужбы. Боннэр же — преступная корыстолюбивая авантюристка, злой гений Сахарова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});