Сила басурманская - Сергей Панарин

Перед близнецами предстал невысокий полный человек с трепещущими ноздрями, который то сжимал, то разжимал кулаки. Губы князя шевелились, и Иван решил, что он считает, чтобы успокоиться.

– Я тя в письмоблюды разжалую, – тихо пообещал Юрий Неслуху, садясь. – Толкуй внятно, не запутывай концов.

– Не вели казнить, вели разъяснение преподнесть, – начал книжник и обстоятельно поведал о братьях Емельяновых, о нападении мешочников на купца Торгаши-Керима да о Крупном Оптовище.

Князь помолчал, теребя себя за мочку правого уха, затем изрек:

– Эти коты в мешках совсем оборзели. Тут от нечисти некуда деваться, так и люди туды ж, лиходействуют бессовестно, – и обернулся на воеводу.

– Ищем, княже. Разбойники, известные как холщовые коты, будут схвачены, казнены и наказаны, – заверил ратник.

– Что он мелет? – теперь Юрий апеллировал к мудрецу.

Седовласый советник негромко, но внушительно сказал:

– Человеку меча свойственна недостаточная гибкость языка, великий князь. Главное здесь тщание и рвение, кои присущи нашей дружине, они заменяют ей сообразительность и утонченность. Впрочем, я бы сделал так…

– Ладно, позже, – отмахнулся Близорукий. – Подарки привезли?

– Целый воз, – коротко ответил Иван.

– Куда ж я их… – Юрий стал беспомощно озираться, будто присматривал место для даров прямо здесь, в тронном зале. – Ладно, в хлеву постоят. Грамоты гоните.

Егор передал князю ларец. Юрий взломал печати, развернул один из пергаментов. Зашевелил губами, чуть ли не потея от натуги интеллекта. Затем сдался:

– Эй, Гриня! Гришка!

В зал вошел зеленый распорядитель.

– Что ты плывешь, аки ладья? – раздраженно сказал князь. – Шибче. Огласи!

Зеленый взял пергамент и громко зачитал:

– Ассалям аллейкум, падишахши Джурусс Тут-рука-паша! Калям-халям джамиляй касым илрахман…

– Тпру! – оборвал князь. – Так и я могу. А по-нашенски?

Распорядитель взял из рук повелителя Мозгвы второй пергамент, откашлялся и снова принялся декламировать фирменным дикторским голосом:

– Здравствовать тебе, князь Юрий Близорукий! Пишет тебе любящий брат по власти и владыка всех персиян Исмаил из солнечного Хусейнобада, да продлятся мои годы не меньше, чем твои, а твои пусть будут нескончаемы, как волосы моей самой пышноволосой наложницы Зухры, чья джасмыгюль велика и упруга, как боевой барабан кочевника, а люляки пленительны и округлы, будто дыни. Желаю тебе таких же наложниц с прекрасными джасмыгюлями и люляками.

Здесь все несколько озадачились, а воевода позволил себе короткое ржание, присущее военным всех времен и народов. Зеленый продолжил:

– Вождь проклятого латунского ордена, этот ядовитый змей, жалящий сердце твое и терзающий мое, попрал все границы приличного и ступил на скользкую дорогу беспринципности. О, мне известны притязания латунцев, да покарает их небо, на твои земли и на земли твоих соседей. Досаждали они и нам, мирным персиянцам. Но их закованные в броню шакалы были прогнаны из моего шахства, словно поганые шелудивые псы хозяйской метлой народного негодования. И предводитель их ордена, Терминарий, да станет его имя обозначением бездушного истукана и лютого убийцы, прислал вестников мира. Широта моей души неохватна, как неохватна джасмыгюль моей Зухры. Я поверил коварному дэву[5] в людском обличии. Среди даров оказался адский предмет, зачаровавший моего младшего сына Бара-Аббаса… Но у меня есть и старший – Кара-Аббас! А у тебя есть дочь его лет – несравненная Рогнеда. Пусть мой посол будет сватом. У вас товар, а у нас купец.

– Не доехал ваш купец, заторговался, – едко прокомментировал князь. – Читай-читай.

– Семейный союз да заложит и военное соратничество! Объединенным светлым воинством задушим коварного западного змия! Равный равному, брат брату, отец отцу, искренне твой, Исмаил. Жду ответа, как соловей лета.

Юрий хлопнул себя по коленям, с шумом выдохнул:

– Ну, парняги! Ну, привезли неприятностей на мою эту… джасмыгюль! Нет, Рогнеду-то выдать можно…

– Что?!! – раздался звонкий девичий голос. – Меня за какого-то Карабаса?!

Из-под груды отрезов выскочила девушка. Близнецы загляделись. Густые бровки изогнулись в две почти мефистофельские галочки. Зеленые глаза чуть ли не светились от гнева. Милый носик морщился, рот был полуоткрыт («Губки-то какие», – мелькнула мысль у Егора), щеки румянились. Фигурка была просто блеск.

– Доколе дела государственные подслушивать будешь, девка? – грозно вопросил князь-отец и ударил кулаком по резному подлокотнику трона.

– Подслушивать? Да покуда не разрешишь слушать, – парировала бойкая Рогнеда.

Она тряхнула головой, и за спиной промелькнула толстая каштановая косища длиной пониже пояса. Старшой, которому, как и брату, понравились идеальные «джасмыгюль» и «люляки» княжны, обтянутые изящным сарафаном, буквально растаял от косы. Была у него тайная страсть к длинноволосым девицам. В наше-то время они все норовят постричься короче парней.

– Пред тобою два великих воина, а ты про какого-то Ослоила из Музейнограда и его сынков басурманских! – развила успех непокорная дочь. – Ребята, миленькие, ужель вы самого Злебога видели?

– Самого нет, княжна, – улыбнулся Иван. – А вот его полчища – сколько угодно. Правда, братан?

– А?.. Да… Да-да, – закивал буйной головой широкоплечий Егор.

Тем временем Юрий обратился к воеводе и советнику:

– Вы видали, други, какова гусыня? Отца родного ни во что не ставит!

– Осмелюсь напомнить, княженке Рогнедушке семнадцать весен, – тихо проговорил советник. – Я неоднократно предлагал тебе усадить ее по правую руку. Пусть набирается опыта напрямую, а не через пыльные тряпки. – И добавил еще тише: – Посидит, мигом заскучает, сама сбежит.

– Смута в родном доме, – всплеснул руками князь. – Эй, нерадивая! Быть посему, причем с завтрема. А сейчас изыди.

Девушка задрала носик и удалилась, подарив близнецам на прощание долгий заинтересованный взгляд.

– И вы тоже ступайте. – Юрий Близорукий махнул Емельяновым и Неслуху. – Вечером за пиром ужинным дотолкуем.

– Нам бы… – заикнулся было Иван о деле, на которое их послал Карачун, только князь издал то ли рычащий, то ли хрипящий звук, дескать, нишкните, а то рассержусь.

Послы зашагали к выходу из зала, им в спину прилетела тихая реплика Юрия:

– Думал, персиянцы прибыли, а тут вот как… Неловко. А котов холщовых вы мне изведите!

– Почему коты? – спросил за дверью Егор.

– Ну, я тоже о котах подумал, когда увидел улепетывавших от тебя разбойников, – ответил Иван. – Знаешь, углы этих холщовых мешков будто уши торчали.

– Именно так, – подтвердил летописец.

В коридоре путешественников встретил все тот же зеленый распорядитель:

– Уважаемые гости князя! Существующий у нас уклад дворцового служения требует, чтобы сейчас вместо меня разговаривал человек в красном, затем в желтом, а потом вступил бы и я. Опыт подсказывает, что господа гости не любят ждать. Если же мы станем уклоняться от исполнения заведенного порядка, то над нами нависнет угроза справедливого наказания. Делая вам добро, мы стяжаем зло. Ничто не притупляет страх хозяйской расправы, как звонкие желтые кругляшки в количестве от десяти и выше.

– Он че, взятку вымогает?! – протянул Егор.

– Есть у меня пара альтернативных вариантов. Фантастических. – Иван пристально разглядывал мздоимца.

Зеленый поморщился:

– Пять монет.

– Побойся Прави, Влесослав, – подал голос книжник. – Я же мозгвич. Все расценки знаю. Монета с человека. А с меня ты ничего не получишь. Будешь упрямиться, я тебя в летописи помяну как самого жадного и тупого слугу Юрия нашего Близорукого. А могу и иначе… По-доброму.

– Последний путь наиболее утешителен, – нейтральным тоном ответил зеленый.

– В таком разе веди нас, куда велено, а я пропишу тебя в веках.

Щуплый распорядитель так обрадовался, что чуть не потерял привычной вышколенности. Быстро справившись с привалившим счастьем, зеленый отвел троицу в гостевые покои и растворился в коридорах мозговской власти.

– Скромно, но чистенько, – процитировал анекдот Егор, обозревая комнату.

Серый сводчатый потолок, выбеленные стены, кровати, пара сундуков, стол с лавками, печь, несколько масляных светильников. Окна «застеклены» полупрозрачной слюдяной пленкой.

– Да, жить можно. – Иван плюхнулся на кровать.

Неслух-летописец тут же оккупировал стол, и вскоре зашуршали бумаги, зацарапало перо по пергаменту…

Вечером все тот же зеленый распорядитель препроводил гостей на княжий пир.

В большой шумной зале стоял длинный стол, во главе которого сидел Юрий Близорукий с дочкой и советниками, близ них располагались на скамьях нерядовые дружинники, затем бояре, и совсем уж на выселках – купцы.