Ярослав Домбровский - Владимир Дьяков

Вот запись в формулярном списке Домбровского о его участии в «походах и делах» на протяжении 1855 года: «3 ноября стычки и перестрелки с горцами у станицы Новоалексеевской, 12 ноября — близ поста Родниковского вверх по р. Лабе. 13 ноября расположение отряда для рубки леса между Лабою и Ходзом; 23 ноября движение отряда от р. Ходза к р. Песфиру; 29 ноября роспуск отряда на зимовые квартиры». Следующий, 1856 год в записи об участии в боях почему-то не фигурирует; не исключено, что это просто ошибка иисаря, копировавшего формулярный список.

В 1857 году Домбровский участвовал в боевых действиях с 21 апреля по 1 декабря. В формулярном списке говорится; «Сбор отряда у устья Большого Тигеня для постройки станицы Отрадной; с 6 по 11 ноября того Же года движение отряда, собранного из войск Лабинской линии для действия против могошевцев, причем были стычки и перестрелки 8, 10 и 11-го чисел при рубке леса и истреблении аулов на р. Песфире. 1857 года за отличие, оказанное им в деле против горцев во время летних экспедиций, всемилостивейше награжден единовременно 122 рубля 50 копеек серебром». «1858 года, — гласит далее текст формулярного списка, — с 25 апреля по 1 июля в Тигеньском отряде при постройке станицы Спокойной; 26 мая при рубке леса за р. Большой Тигень был в перестрелке. С 12 августа по 1 декабря в Адагумском отряде». А в конце еще добавлено: «Ранен и в плену у неприятеля не был. Особых поручений по высочайшим повелениям и от своего начальства не имел. Всемилостивейших благоволений и всемилостивейших рескриптов не получал».

Последние фразы вовсе не принижают боевых заслуг Домбровского — они вписаны потому, что отвечают на вопросы, обязательные при заполнении формулярных списков. Как офицер он был, несомненно, на хорошем счету у начальства. Это подтверждается цитировавшейся записью о денежной награде и тем, что в 1858 году Домбровский получил чин подпоручика. В июне этого же года «по случаю нового преобразования артиллерии на Кавказе» его перевели в заново создаваемую 3-ю горную батарею. Для зимних квартир этой батарее была отведена находящаяся недалеко от Новороссийска станица Крымская. Там Домбровский и провел последний год своего пребывания на Кавказе.

Формулярный список, из которого почерпнуты приводимые данные, освещает лишь то, что интересовало различные инстанции военного ведомства. О духовном росте Домбровского, о его взглядах и интересах из этого документа, естественно, ничего узнать нельзя. В воспоминаниях жены Домбровского рассказывается о том, что на Кавказе он первое время вел обычную для тамошнего офицера жизнь: в свободное от походов время пил, играл в карты и влюблялся чуть ли не в каждую из встречавшихся женщин. Дело однажды дошло до того, что несколько заядлых картежников предложили устроить в его квартире нечто вроде постоянного игорного притона. Это отрезвило Домбровского. Он не только порвал со своими бывшими приятелями, но и навсегда получил отвращение к картам и всякому «гусарству». Вообще его отношение к окружающему изменилось; он стал очень много читать, одно время даже бросил курить, чтобы больше денег оставалось на книги.

Воспоминания Домбровской говорят лишь о внешних проявлениях того важного переворота, который произошел в мировоззрении ее будущего мужа во время службы на Кавказе. Внутреннее содержание процесса, его истоки л результаты при нынешнем состоянии источников раскрыть нелегко. Однако, имея ряд косвенных данных и зная, каким Домбровский возвратился с Кавказа, можно все-таки составить довольно точное представление о направлении и ходе его идейной эволюции.

В формировании мировоззрения Домбровского первостепенную роль продолжала играть «потаенная» литература. Тетрадки, куда переписывались ее произведения, были почти у каждого из молодых офицеров. Некоторые коллекционировали преимущественно эротические стихи, но чаще всего тетрадки заполнялись политическими текстами антиправительственного содержания. Заполучив такую тетрадку, Домбровский жадно на нее набрасывался. Быстро перелистывая страницы, он убеждался, что некоторые произведения видел еще в Дворянском полку. Но часто попадались и неизвестные ему вещи.

Вот, например, стихотворение, озаглавленное «Шарманка». В нем самодержавное Российское государство изображается в виде старой шарманки, на которой последние представители династии Романовых играют только три надоевшие мелодии: о боге, царе и отечестве. Тридцать лет крутил дребезжащую шарманку Николай I; Александр II подновил ее только снаружи.

А внутри осталось так,Даже стало хуже!Сам он видит, что онаУж пришла в негодность,Что в ней лопнула струна,Певшая народность,Что охрипла в ней давноПесни православия,Что поправить мудреноХрип самодержавия.

Очень понравились Домбровскому заключительные строки стихотворения, доказывающие Александру II, что необходимы решительные перемены в полученном от отца наследстве, что нужно взяться за починку государственного механизма, иначе дело может дойти до революционного взрыва. О Николае I автор «Шарманки» пишет так:

«Ведь починка — труд большой,А на век мой станет,Да и внутрь шарманки тойВряд ли кто заглянет», —Так шарманщик рассудил,Видно, что дубина,И шарманку ту взвалилОн на плечи сына.

А потом речь шла «о благополучно царствующем государе императоре»:

Сын справляет день и ночьСтарую работу,Хоть вертеть ему невмочь,Да и не в охоту.В том труде не быть пути,Так и жди — порвется,И уж как ты ни верти,А чинить придется.Благо есть теперь досугВзяться бы за разум.Хуже будет, если вдругРаспадется разом,Если ты под звук заснешьЛьстивого напеваИль, забывшись, повернешьСправа да налево.

Если владелец тетрадки был уроженцем Царства Польского, то в ней непременно можно было найти несколько запрещенных стихотворений на польском языке, С особым удовольствием Домбровский перечитывал всегда известное стихотворение А. Мицкевича «К русским друзьям». Вперемежку с польскими текстами всегда шли русские стихи или проза. Как-то Домбровскому попалось, например, прозаическое произведение, озаглавленное «Права русского народа». Об этой вещи он слышал раньше, но видел ее впервые. Первый раздел назван «Права дворянства». «В знак особенной благодати поступать с малолетства в казенную собственность физически, нравственно и морально», — прочитал в нем Домбровский, и ему сразу вспомнились Брестский кадетский корпус и энтузиаст рукоприкладства штабс-капитан Фишер, а потом и те два восемнадцатилетних юноши, которых не где-нибудь, а в Дворянском полку выпороли при всем честном народе. «Поступать на службу, — говорилось дальше о правах дворян, — если примут, выходить в отставку, если выпустят». И снова в памяти Домбровского всплывали судьбы офицеров, которых он знал лично, о которых слышал от сослуживцев. В таком же сатирическом духе, талантливо и со знанием жизни говорилось дальше о «правах», а точнее, о бесправии чиновников, духовенства, купечества, мещан, крестьян и солдат.