Я – Стрела. Трилогия (СИ) - Суббота Светлана

— Месяц? — переспросила Моника. — А почему именно месяц?

— Испытательный отбор идет месяц. А к его завершению нас все равно отчислят, — спокойно сообщила Ледка, — мне Аделаида сказала, она из нобилей, высших, представляете? В Гамму попала, потому что не инициированная была. Только за родовитость и приняли.

— Постой, — забормотала я, вытаскивая из-под себя полотенце и быстро его скручивая, — а как же учеба? Равенство поступления в Стражи для мужчин и женщин?

— В академию мы поступили. Теперь во всех газетах напишут: «Шесть девушек приняли в ГАС!». И татуировки нам поставили, все чин чином. Но после месяца объявят, что конкурса с парнями мы не выдержали, увы. И тихо во вспомогательные службы переведут. Принеси-подай бегать, — бодро сказала соседка. — Аделаида говорит, начальство не верит в девушек-Стражей, но чтобы общественность не бурчала, все делают вид. Академия — что нас приняла, мы — что будем учиться. И всем красиво! Кто ж девчонок в бой бросит? За все годы в ГАСе ни одна студентка так в Стражи и не попала. Традиция! Нас, девочек, жалеют.

Ага. И не уважают. Мы с Моникой посмотрели друг на друга, потерянные и расстроенные до глубины души. Не получать ей высокую зарплату наравне с братом. Столько сил, упорства и все даром. А я…

— Мне нужно немного побыть одной, обдумать, — хрипло сказала я. Неужели все плакаты с гордыми Стражами, мужчиной и женщиной, стоящими рука об руку против порождений Хаоса — просто ложь? А как же знаменитые выпускницы? Или они все из вспомогательных служб?

— Эй, Стелла, не расстраивайся, — протянула Ледка, — зато мы все замуж хорошо выйдем, даже наши две аристократические воблы свое получат. Недельки две от них родовитые парни как от тифозных побегают, потом расслабятся, забудут и ап, кто-нибудь нечаянно языком зацепиться, комнатой ошибется и уже в кроватке с благородной девулей. На радость родне детишками ее накачает и уже не отвертится. А вот нам, простым людям, поизворотливее придется быть….

Я уже не могла все это слышать и просто вышла за дверь. Надежды, планы, мечты разбивались со звоном. Острыми осколками кромсая нутро до боли. ГАС оказался местом, куда девушек берут лишь номинально, чтобы порадовать общественность. А Стражами становятся только мужчины. Не я.

В холле было пусто, но из-за приоткрытой двери аристократок слышались тихие монотонно бубнящие голоса. Они все знали и осознанно пошли на этот позор. То-то парни неприкрыто презирают всю нашу женскую компанию охотниц, которые будут исподтишка, шакалами кружится по краю, поджидая самых слабых. Тех из молодых людей, кто не выдержит и попадет в капкан добровольной женской ласки.

Едва сдерживая злые слезы опустошения, я толкнула дверь в коридор и повернула налево, к боковому окну, ведущему во внутренний двор.

Три года назад я поклялась, что отомщу за маму. Найду источник, причину постоянных прорывов Хаоса и уничтожу его. День за днем, месяц за месяцем я слышала, как ходит ночами мой папа, от стены до стены, монотонно, бессонно и одиноко. Я обещала себе, что переверну мир, но стану Стражем. Пси-одаренная, как и мама, не хочу встретить прорыв необученной, слабой, чтобы инициироваться в бою и бесславно погибнуть. Нет, у меня был отличный план!

Я стукнула кулаком по стеклу, чуть его не выбив, и… недоуменно моргнула. Возможно, я слишком перенервничала. Вот и начались проблемы с головой. Ибо я видела то, что не может быть.

Внизу по ночному двору ГАСа шла девочка, лет шести-семи. С огромными бантами, в светлом свободном платье с множеством оборок по подолу. За руку она волокла по земле крупную, совершенно голую куклу.

— Даже не думай, — сказал сверху знакомый тоненький визгливый голос, именно его я слышала сразу после боя с Мамбой. — Забудь. Не связывайся с ней.

В принципе, терять мне нечего. В Стражи меня не хотят брать. В обслугу я сама не пойду. Парень, с которым мне понравилось целоваться, считает, что я готова на все, лишь бы пощупать его в душевой. На полночной улице мне привиделась маленькая девочка, а потолок лично снисходит ко мне для советов.

— И чем опасна эта милая крошка с куклой? — меланхолично просила я.

Некоторое время мне никто не отвечал, и я уж было начала набирать воздух для облегченного вздоха, как голосок пробормотал:

— Чего только не покажется.

— Бывает, — философски отозвалась я.

Мы опять помолчали.

— Ты что, меня слышишь?

— Увы, — вздохнула я. — Ты же мой внутренний голос. По крайней мере я предпочитаю думать именно так. Это определенно лучше, чем звуковая галлюцинация на нервной почве.

И подняла голову.

На потолочной балке прилепился шар тусклого кремового цвета, весь в тонюсенькую ворсинку, как шерсточкой укрытый. По центру красовался блестящий желтый глаз.

— Проклятье, — прошептала я, пытаясь вжаться в подоконник и осознавая, что стою совершенно одна, в пустом коридоре, против настоящей твари хаоса.

Чтобы добежать до комнаты, придется нырнуть прямиком под балкой, а что если эта яичница нападает, прыгнув на голову?

Отступать было некуда, позади окно, не выбрасываться же. И наверно, самой пора понять, смогу ли я стать Стражем. Шире расставив ноги и крепко сжав кулаки, я приготовилась сражаться. А еще — кричать. В конце концов, я еще не обученный Страж и имею право позвать наставников для оперативной консультации.

Обнаружив, что я смотрю прямо на него и явно готовлюсь к бою, странное создание пискнуло в ужасе и дрожащей каплей утекло под перекрытие. Миг и уже никого нет.

Меня испугалось создание хаоса, Я победила, потому что не испугалась. Йухуу! И ведь расскажешь — не поверят. Хотя если сотрудники академии использвали клеща-паука, может и этот желтый глаз у них на побегушках, и я шуганула чьего-то любимого котика.

Все, хватит трястись и переживать, я не самое слабое звено в цепи, пусть лучше меня боятся.

Некоторое время пришлось постоять в коридоре, унимая сбившееся дыхание и приводя мысли в порядок. А затем я вернулась в комнату и сообщила уже переодевающейся в ночную рубашку Монике:

— Я приняла решение. Буду сражаться за возможность учиться. До последнего.

— Правда? — она повернула ко мне заплаканное лицо с покрасневшими, опухшими глазами.

— Точно. Начну учиться как зверь. Посмотрим, как они объяснят перевод в обслугу студента с лучшими показателями.

— Тогда я тоже буду стараться, — решительно кивнула она мне, быстро вытирая глаза ладонью. Мы зацепились взглядами и заулыбались друг другу, радуясь островку взаимопонимания в чужом мужском мире.

— С парнями тоже придется что-то придумать, — забираясь под синюю махровую простынь, заменявшую здесь одеяло, деловито сказала приободрившаяся Моника. — Они же учиться нормально не дадут, в отличие от аристократок за нами нет семей для защиты. Расскажешь мне правду про полотенце Райдена?

Я подумала и коротко, без деталей, но рассказала. Что встретила Камачо и меня обвинили в преследовании. Если мы с Моникой собирается стать подругами, доверие необходимо, поэтому пусть знает.

— Олаф вокруг тебя вьется, — сказала она сонно, когда я выключила свет, — а Райден злится. Это странно.

— Райден? Я его бешу, — стеснительно пробормотала я, взбивая подушку, — По-настоящему странно совсем другое. Я, например, слышу как со мной разговаривает зверушка, похожая на живую яичницу. Представляешь как это страшно? Хочу описать завтра эту живность преподавателю, опознать бы ее. И учимся завтра изо всех сил, согласна?

Но Моника уже спала.

По стенам ползли серые тени. Есть такое время тишины в преддверии чего-то важного, когда можно прислушаться к себе, пожалеть, пока никто не видит. Я не сильная и не очень храбрая, я маленькая мамина дочка, которая очень скучает. И никто не должен видеть, как я шмыгаю носом от обиды и вздыхаю в подушку. Минуты слабости тоже полезны. Засыпая, я знала: утром откроет глаза уверенная в себе Стелла, и у нее все получится.

А потом был странный сон, будто меня прижимают к твердой обнаженной мужской груди. Щекой я чувствую горячую, приятно гладкую кожу, от жара накаленного песка мне сонно и игриво. Я обвожу кончиком языка плоский кружок мягкого беззащитного соска. Он отчетливо каменеет под моими медленными, кошачьими ласками. Мужчина вздыхает: «Да, Маккой» и накрывает мою голову тяжелой рукой, прижимая и намекая продолжить ласки. Но я все более глубоко и мерно дышу, уплывая в туманное ночное небытие. И дальше сплю без всяких странных снов.