Тайные архивы голубой крови - Мелисса Круз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тринити Барден Форс
Сандалфон, Ангел тишиныНынешнее имя: Тринити Амелия Барден.
Дата и место рождения: 11 февраля 1971 года, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк.
Известные прошлые жизни: Джейнис Аделаида (Мельбурн), Сорина Седлак (Прага), Клавдия Цепиой (Рим).
Суженый: Салгиэл (покойный).
Предназначенный человек-проводник: отсутствует.
Список людей-фамильяров: ГрирЧэпмен (1989-1990), Освальд Хефферлин (1990-1995), Пол Торнтон (1995-1997), Саймон Лоулор (1999-2005), Буи Митчелл (с 2005 г. и по настоящее время).
Нынешняя супруга Чарльза Форса и нынешняя мать близнецов, Тринити Форс сыграла важную роль в создании Комитета. Она известна в нью-йоркском обществе своим тонким вкусом и прекрасными манерами. Она потеряла своего суженого, Салгиэла, во время Великой войны в Риме, и ничто не препятствовало ей выйти замуж за Чарльза – в человеческом смысле,- когда Аллегра разорвала их небесные узы. Таким образом, это был брак ради удобства, а не по истинной привязанности, и ходили слухи, будто Чарльз выбрал Тринити в жены из-за ее значительного приданого.
До тех пор пока исчезновение Чарльза не заставило ее возглавить «Форс ньюс», Тринити вела жизнь типичной матроны с Парк-авеню – покровительствовала прикладному искусству, опере и умеренной пластической хирургии.
Нынешнее состояние: страж Комитета.
Примечание автора. Этот рассказ связан с «Откровениями». В нем устами Джека подробнее рассказывается о последней его встрече с Шайлер. После возвращения из Рио Шайлер согласилась встретиться с Джеком в квартире на Перри-стрит. Комитет пребывал в смятении из-за убийства Лоуренса и множества старших членов клана. Данная сцена происходит перед эпилогом, в котором Мими с Джеком воссоединяются.
Ложь, скрывающая правду, или «Последняя встреча»
История ДжекаТеперь мой черед ждать. Забавно: все те месяцы, что мы встречались, всегда она ждала меня. Это никогда не входило в мои намерения – заставлять ее ждать,- но мой путь к этому месту всегда был более сложным.
Я перелистал страницы «Анны Карениной» – книги, которую подсунул ей под дверь перед тем, как она покинула страну. Сегодня утром я нашел эту книгу в своем шкафчике, возвращенную мне. Знак, что она желает встретиться. Она никогда прежде этого не делала. Отсюда хороший обзор: из окон я могу увидеть весь центр. Город еще тих и недвижен. Ни автомобильных гудков, ни собачьего лая, ни завывания машин «скорой помощи». Повсюду тихо так, что даже жутковато.
Дверь медленно отворилась. Стоило мне увидеть ее лицо, и я в тот же миг понял: что-то неладно. Я ожидал этого – и все же это меня задело. Она не порхнула в мои объятия, как прежде, а затуманенные глаза ее были грустны. Она не выказала той радости от встречи со мной, которой я так долго и так искренне наслаждался. На ее лице читалось лишь мрачное смирение.
– Мне очень жаль твоего дедушку,- сказал я.- Мы все скорбим о твоей потере.
Слов недостаточно. Они мало чем помогут. Лоуренс был не просто другом – он был наставником и союзником. Я всей душой горевал о нем.
Когда пришли эти вести – о том, что Корковадо разрушено, а Левиафан снова вырвался на свободу,- я не был, как многие, потрясен и напуган. Вместо этого я почувствовал, как в моей древней крови вспыхнула жажда мести. Мы отомстим за каждого из погибших братьев и сестер. Разрушитель миров ждет. Мы не впадем в отчаяние и не отступим. Мы будем сражаться. И победим. Война снова пришла к нам, и на этот раз мы уничтожим наших врагов навеки. Я почти что с нетерпением предвкушал это.
– Не волнуйся, любовь моя, мы свершим возмездие. Обещаю. Смерть Лоуренса не будет напрасной.
Ее глаза сверкнули. Она коротко кивнула.
– Он умер из-за меня.
– Он умер, защищая тебя. Это был его долг. Она продолжала недвижно стоять на пороге, как будто не знала, что ей делать и что сказать. Однако я уже все понял. Она скажет мне, что мы должны перестать встречаться, потому что теперь я буду нужен клану. И что она спасет меня, уйдя прочь… Она не могла ошибиться сильнее. Вся моя жизнь зависела от того, будет ли она ее частью.
Когда мы встретились впервые, меня поразило ее сходство с матерью. Но вопреки множеству домыслов о наших с Габриэллой взаимоотношениях нас связывала лишь крепкая, нежная дружба. Я любил ее как союзника и как нашу королеву. Ее дочь я любил совершенно иной любовью. Я любил ее потому, что она стала для меня чем-то большим. Она стала моей жизнью.
– Иди сюда,- мягко произнес я.- Присядь.
Шайлер покачала головой.
– Нет. Я… я не могу остаться.
– Ты хочешь, чтобы мы перестали встречаться.
Мне пришлось произнести это самому, потому что она не могла решиться.
– Да.
– Потому что ты думаешь, будто это опасно для меня. Кто-то что-то тебе сказал – возможно, моя сестра.
Я не мог произнести имя Мими в присутствии Шайлер, как и наоборот. Я не мог подумать о Мими, не думая о той боли, которую ей причиняю, и потому выбрал более легкий путь – не думать о ней вообще. Я – трус.
– Нет.
– Нет?
Она прошлась по комнате, подошла к камину и заговорила, обращаясь к языкам пламени:
– Я не могу больше встречаться с тобой, Джек, потому что я солгала бы самой себе о причинах, что привели меня сюда.
– И какова же причина?
– Любовь к тебе.
– И этой причины больше не существует?
Мой голос звучал весело и шутливо.
Она не умеет кокетничать. Она всегда так серьезна, любовь моя, что меня это слегка забавляет. Конечно же, она любит меня. Она делает это именно потому, что любит меня.
– Да.
– Еще одна из идей моей сестры. «Скажи Джеку, что ты больше не любишь его. Это единственный способ освободить его». Как будто я птичка в клетке или ручной лев.
Я улыбнулся. Шайлер такая храбрая и мужественная. Милая моя. Она готова потерять меня, лишь бы спасти. Она готова на это жертвоприношение, но я хочу, чтобы она знала: в этом нет необходимости. Я могу сражаться за нас обоих – и я буду сражаться.
– Нет.- Она посмотрела на меня, и на лице ее отразилась боль.- Нет, не так.
Я не испытывал страха уже много веков. Я не ведаю страха. Не подвержен этой слабости. И однако же что-то в ее лице и ее голосе напугало меня. Это не было ни девичьими иллюзиями, ни попыткой, предпринимаемой со смешанными чувствами. Я изумился собственному страху, его новизне. Он царапнул мне горло, словно лед. Он поселился там. Я не мог дышать. Не мог сглотнуть.
Прежде чем я успел что-то сказать, она заговорила, и прямота ее слов ранила меня, как ничто прежде.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});