Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга вторая - Сергей Курган

– «А» – это автобан, тут понятно. A N?

– Ну, положим, не Autobahn, а Autoroute,10 – поправил он. – как-никак, мы во Франции. А N значит Route Nationale11, что соответствует германской Bundesstrasse – «федеральной дороге». Она приведет нас в Шартр.

– Вы обещали что-нибудь процитировать из протоколов процесса, – напомнила Аня.

– А, это… – Серж ненадолго задумался. – Извольте. Цитирую: «Вопрос следователя: Говорила ли святая Маргарита по-английски? Ответ Жанны: Почему она должна говорить по-английски, если она не была англичанкой? Вопрос: Как ты узнала, что святая Екатерина и святая Маргарита ненавидят англичан? Ответ: Они любят то, что любит Господь и ненавидят то, что ненавидит Господь. Вопрос: Бог ненавидит англичан? Ответ: Я ничего не знаю ни о любви, ни о ненависти Господа к англичанам, ни о том, что Он будет делать с их душами. Но я знаю, что они будут изгнаны из Франции, за исключением тех, что умрут здесь. Вопрос: Были ли у святого Михаила волосы? Ответ: Зачем вы об этом спрашиваете? Вы хотите постричь его? Вопрос: Целовала ли ты святого Михаила и святую Екатерину? Ответ: Да. Вопрос: Они приятно пахли? Ответ: Разумеется, они пахли приятно. Вопрос: Обнимая их, чувствовала ли ты какую-нибудь теплоту или что-нибудь подобное? Ответ: Я не смогла бы их обнимать, не чувствуя их или не дотрагиваясь до них. Вопрос: Какую часть ты обнимала, верхнюю или нижнюю? Ответ: Более прилично обнимать их выше, чем ниже. Вопрос: Был ли святой Михаил обнажен? Ответ: Неужели вы думаете, что Господу не во что одеть его? – Ну как, достаточно?

– Достаточно, – подтвердила Аня. – С меня этого сумасшедшего дома довольно.

Серж рассмеялся.

– Обратите внимание, – сказал он, – как уверенно и находчиво она отвечает на эти вопросы, иные из которых в самом деле повергают в ступор? Неужели крестьянка так смогла бы? Разумеется, нет. Это ответы человека, знакомого с риторикой – по крайней мере, с ее азами. Да и речь ее не крестьянская, а вполне грамотная, литературная. – Крестьяне в те времена были для высших слоев общества все равно как инопланетянами и говорили на своих грубых и невразумительных диалектах. А тут – ничего подобного! Добавьте к этому ее умение обращаться с оружием, которому обучали долго, с детства, и, конечно, не крестьян. Крестьяне умели обращаться с мотыгой, а не с мечом. Но главное – это то что ее вообще приняли и стали с ней разговаривать, и что она при этом держалась с представителями знати на равных, и даже с дофином Карлом, которого при его дворе признавали королем Карлом Седьмым – без подобострастия. Какие выводы из всего вышесказанного вы можете сделать?

– Она не была крестьянкой? Это вы хотите сказать?

– Но вы уже это сказали. Остается лишь убрать вопросительный знак.

– Так она – дворянка?

– И всего-то? – скептически улыбнулся Серж. – Тут все серьезней – она из своих! Это очевидно. По-крайней мере, должно быть очевидно для всякого беспристрастного человека.

– Так кем же она была? – спросила Аня, чувствуя себя прижатой к стенке аргументами Сержа.

– Помните, я сказал, что Жанна была для Карла Седьмого кое-чем еще? Не забыли?

– Конечно, не забыла. Но вы сказали, что не любовницей.

– Разумеется, нет. Она была ему сестрой. Правда, сводной – по отцу.

Аня была ошеломлена.

– Да, она была незаконнорожденной дочерью короля Франции Карла Шестого Безумного. А россказни про крестьяночку из Домреми – все это не более чем патриотическая легенда.

Аня какое-то время сидела молча, пытаясь переварить то, что сказал Серж.

– Это гипотеза каких-то историков? – спросила она наконец.

Серж раздраженно хмыкнул.

– Историки, – он произнес это слово с бесконечным сарказмом, – занимаются защитой диссертаций, выпускают публикации и тому подобное. И менее всего они интересуются историей. Более всего они озабочены сохранением и поддержанием своей репутации. Впрочем, мы с вами об этом уже как-то говорили. Их интересует их положение в «научном мире», гранты, звания, степени, очередные «ученые» склоки. Историческая истина их не интересует.

– Неужели это все – правда? Это же просто кошмар! Да это тогда вообще не наука, а просто террариум какой-то! Кто же тогда изучает историю?

– Отдельные мужественные исследователи, совсем не обязательно с дипломами историков – чаще без таковых. Да, они выдвигают гипотезы, но им больше всего хочется знать истину. К сожалению, для того, чтобы ее надежно установить, этим исследователям порой не хватает материалов – им трудно получить допуск, трудно получить грант – им не дают, более того – мешают. Так что нередко им приходится довольствоваться гипотезами, несмотря на внутреннюю убежденность. Им не позавидуешь. Вот только то, что Жанна была сводной сестрой короля, это не гипотеза. Это факт.

– Вы уверены?

– Я знаю.

Аня замолчала, вся во власти противоречивых чувств.

– А вы бы и учредили какой-нибудь грант, а лучше несколько – для этих мужественных исследователей, как вы их назвали.

Серж улыбнулся.

– Что значит: назвал? Они такие и есть, – сказал он. – А насчет грантов – это вы в точку. Только вы немного опоздали – уже пятнадцать лет, как «Дюмон» учредил несколько грантов для независимых исследователей в области истории.

Аня продолжала молчать с насупленным видом.

– Вы сделали очень хорошее дело, Серж, – наконец произнесла она. – Вы молодец. Я знала, чувствовала, что вы такой.

– Только смотрите, не перехвалите меня. А то, знаете ли, я чувствителен к лести – искренней тем более.

– Хорошо, кончили хвалить. Скажите лучше: когда Жанну реабилитировали?

– Я уже об этом упомянул – впрочем, один раз, мельком. Реабилитационный процесс состоялся через 25 лет – в 1456 году – и был еще более политическим, чем первый.

– То есть?

– Если первый процесс вынес обвинительное заключение – в угоду Англии, то этот, второй – постановил реабилитировать Жанну – в угоду победившей Франции: это было три года спустя после завершения Столетней войны. А в 19 веке – веке пышного расцвета национализма – вокруг имени Жанны сотворили настоящий культ. Ее превратили…

Серж на миг задумался.

– …В патриотический бренд, – договорила за него Аня. – Так?

– Совершенно верно! – подтвердил Серж. – Каковой бренд был замешан на густом коктейле из казенного ура-патриотизма, где вопли о Республике меньше всего отражали республиканские убеждения, а также почвенничества, галликанского12 ультра-католицизма и национализма, сдобренном изрядной порцией мелодрамы и розовых соплей.

– Розовых соплей? – переспросила Аня, ухватившись за то, что было более или менее понятно. Впрочем, тоже не особо…

– Да, розовых соплей. Дошло до бредней о том, что будто бы английский солдат – вы слышите? – английский! – в последнюю минуту, когда Жанна уже стояла на костре, и он уже горел, вручил ей крест, за который она якобы ухватилась, осчастливленная.

– Правда, английский солдат? Это как же?

– Но вы же понимаете, что все это бред, перемежаемый галлюцинациями. Ну, а Англия, как-никак, стала союзницей. Той еще союзницей: норовящей поскорее смыться к себе, за Ла-Манш. А что до Жанны, будто бы исступленно сжимающей крест, то хотел бы только обратить ваше внимание на кое-какие детали, совсем не мелкие, если задуматься.

– Например?

– Ну, например, она отказалась прочесть молитву «Отче наш» – самую привычную и хрестоматийную для любого христианина. Она, далее, ни разу не назвала Иисуса Христа по имени, а именовала его «мой Господин», неизвестно кого имея в виду. И многое другое. Но, полагаю, с вас достаточно.

– Что это значит?

– Вы сами видите: это значит, что она отнюдь не была набожной христианкой, тем паче католичкой, какой ее пытались – и не без успеха – представить.

– Но ведь ее провозгласили святой!

– Да, она была канонизирована, то есть причислена к лику святых папой Бенедиктом XV, то есть маркизом Джакомо делла Кьеза, в 1920 году, после того как она была, как и положено, сначала беатифицирована, то есть, причислена к лику блаженных, в 1908 году. В ходе канонизационного процесса никто, конечно, и не вспомнил ни словом об этих несообразностях – на них просто закрыли глаза.

– Но почему?

– Это опять-таки политика. В годы Первой Мировой войны во Франции образ Жанны д/Арк был настолько широко использован в военной пропаганде, скрытой и открытой, что стал тесно связываться с вооруженной борьбой Антанты против Центральных Держав.

– Антанты?

– Да, Аня. Не только Франции, но и Англии, например. Как это ни парадоксально. Но Франции, конечно, особенно. И поэтому после победы Антанты в войне для Святого Престола стало уже политически невозможным не канонизировать Жанну.