Ночной патруль - Евгений Сартинов

— Вот, парни. Два гаврика сбежали вчера из Железногорского СИЗО при перевозки до здания суда. Ранили охранника, отобрали пистолет. Третьего их подельника то грохнули, а эти двое ушли. Обоим светил пожизненный, кстати, за дальнобойщиков. Накрошили они там человек восемь. Так что если увидите похожих кадров, уж звякните нам в дежурку.

Шоферня оживилась, и рассматривала снимки с обильными, и, чаще всего, нецензурными комментариями.

— Нихрена, вы, там, в ментовке, ничего не умеете делать. Отвезти, привезти, и то не смогли, — заявил мужик лет сорока с руками в наколках, и золотыми зубами.

"Сам, поди, козел, сидел", — подумал Сергей.

— Да, в автозаке даже не смогли отвезти до суда, что за уроды, — сплюнул самый старший из шоферов.

— А личики у них паршивые, отморозки, сразу видно, — заметил кто-то.

— Ага, Ваньку Жучкова такие же, поди, грохнули. Не нашли, кто, а, опер?

Денисов отрицательно покачал головой. Дело об убийстве таксиста Жучкова второй месяц висело на отделе полным «глухарем».

— Ну вот, что я говорил!? Нихрена вы не умеете работать, — обрадовался золотозубый.

— Да, Славик, тот бы сразу бы нашел.

— Ну, за этим не заржавело бы!

— с уважением сказал золотозубый.

Денисов поморщился. Одна из легенд о Славике, местном авторитете, гласила, что тот нашел убийц своего брата и грохнул их. Сейчас Славик баллотировался в мэры, и эту байку широко растиражировали все местные газеты.

— А как тут работать, — спросил Сергей, — скажи ты мне? Вы же вот не помогаете.

— Кто, я?! — взвился фиксатый. — Да я все рассказал, это же я видел, как Ванька сажал этого урода себе в такси, какой он, как был одет. Я с тех пор только и смотрю по сторонам, может, увижу еще этого козла.

— Хорошо, — согласился Денисов, — тогда вы вот что мне скажите. Кто из вас работал в ночь с субботы на воскресенье?

Таксисты переглянулись.

— Ну, я работал, — не очень охотно признался фиксатый.

— В ту ночь напали на одного парня, Александра Серова, тут, недалеко, около стоящегося рынка. Он три дня пролежал в коме, потом умер. Пропали золото: цепь, золотые часы, «Роллекс», фирма, не паковка, печатка золотая, бумажник, в нем двадцать долларов. Никто не подходил с таким набором?

Несколько секунд все молчали, потом все тот же таксист с золотыми зубами прищурился.

— Постой, Михеич что-то такое говорил про доллары.

— Когда? Что за Михеич? — оживился Сергей.

— Да старик тут один иногда подрабатывает извозом, на «Москвиче», еще четыреста двенадцатом. Он появляется раза два в неделю, большей частью ночью. Мужик серьезный, откуда-то из Курятника. Мы не возражаем, что он нам, не конкурент, так, на бензин заработать.

Сергей достал сигареты, закурил, машинально это повторили все остальные.

— А где точно живет этот Михеич, никто не знает? — спросил Сергей.

— Нет, хотя… — Петька Мурзин прищурился, — видел я его как-то в Курятнике. Вез клиента, смотрю, Михеич. Тот как раз свою лайбу из шланга мыл. Номер не скажу, а так показать могу.

— Ну что, тогда поехали, покажешь мне? — предложил Денисов. Петька глянул на часы, и утвердительно кивнул головой.

— Можно. Сейчас все равно тут мертвяк. Московский через час будет, как раз обернемся.

Глава 10

Рыжов и Денисов подошли к зданию ГОВД с разных сторон, но в одно время. На крыльце, словно дожидаясь их, стоял Юрий Астафьев, тормознувший, чтобы докурить первую, в это утро, сигарету. После церемониального обмена рукопожатиями сияющий Рыжов заявил.

— Ну что, нашел я тех, кто грохнул Серова.

— Да ты что? — поразился Юрий. — Как это ты сумел?

Рыжов продолжил рассказ уже на ходу.

— Случайно вчера зашел к нашим в третье отделение и первое что вижу, кошелек Серова, с этой, как его, с… — он замялся, Денисов открыл уже было рот, чтобы помочь ветерану, но тут Рыжова прорвало, — с монограммой! Ну, спутать ее с чем-то другим трудно. Спрашиваю — чей? Они кивают в сторону парня в обезьяннике, некий Куликов, Виктор. Кличка Кулич. Судим по малолетке, и сейчас на нем условник висит. Я его сразу взял в оборот, прижал, и за полчаса расколол.

О том, что в допросе участвовали и другие милиционеры, Иван Михайлович скромно умолчал. Они добрались до кабинета Денисова, самого ближнего из всех троих, и как-то машинально, свернули к нему, тем более что остальных двух оперативников в этом момент в нем не было. Так же машинально все расположились за столом, закурили.

— Ну, и что он показал? — нетерпеливо спросил Юрий.

— Он говорит, что сам в нападении участие не принимал, потом только в долю вошел, сто рублей ему дали. А убивали трое: Куценко, Вепрев и какой-то парень, которого он видел в первый, и последний раз. Зовут его Толик.

— Если Толик, то я могу и фамилию сказать, — заулыбался Денисов, — Журавлев. Живет по улице Некрасова, дом тринадцать.

— А это ты с чего взял? — удивился Рыжов.

Денисов усмехнулся.

— Работаем. И не вы одни, пишете, господин майор…

— Ну, ладно-ладно! — оборвал его Астафьев. — Скажите лучше, что это за кадры?

— А, ну своих то я знаю обоих, — Рыжов открыл свою папку. — Куценко тот еще отморозок, ему лет двадцать, кончил классов семь, после этого нигде не работал. Раза три получал по пятнадцать суток, и сейчас на нем висит условный срок за грабеж. Шапку снял, а мужик начал сопротивляться, так он лицо ему разбил. Я бы сразу за такое срок дал, а наши судьи все вошкаются с ними, все надеются перевоспитать. Законченный алкоголик, на его рожу посмотришь, и там все ясно.

— Хорошо, а остальные?

— Вепрев, Сергей, шестнадцать лет. Тоже проходил по хулиганке. Да, дебил он, — Рыжов махнул рукой, — шесть классов еле кончил, у него и справка есть, что он больше учиться не может. Постоянно нигде не работает. Пьет, мать гоняет. Есть еще сестра, Женька, на год старше. Тоже небольшого ума девушка. Она тоже была тем вечером в парке, но в нападении не участвовала. Как говорит Кулич, она даже вызвала Серову «скорую».

— Вот как? Откуда она ее вызвала? — спросил Астафьев.

— С вокзала.

— Вот на вокзале они и попытались разменять доллары, — Денисов перехватил нить разговора у своего более старшего товарища. — Журавлев подошел с ними к знакомому таксисту, но тот доллары не взял. Тогда они ушли, вернулись через час, и этот таксист, старик, Кузьмин, отвез его домой, в район Курятника. Расплатился тот парень уже рублями.

— Интересно!

— Смотри-ка ты, в самом деле работаешь, а я думал, только по девкам шляешься, — восхитился участковый.

— Менял доллары Куценко, где-то в бараках, — снова подхватил нить разговора Рыжов, — они оставались на остановке, поэтому к кому он ходил, Куликов не знает. Тот принес шестьсот рублей, они их и поделили. Кулич взял себе еще пустой кошелек, он ему очень понравился — натуральная кожа, новенький. А про монограмму он даже не понял, что это такое.

А то бы выбросил, или сжег.

— А где остальные вещи? — поинтересовался Юрий.

— Да, разделили, кто кому. Часы отдали Вепреву, цепочку взял Куценко, Женьке отдали печатку, мобильник Кулич не помнит кто взял.

Астафьев задумался.

— Ну что ж, пожалуй, можно брать этих орликов. Закроем их пока на двое суток, а потом посмотрим. Нужно идти к прокурору.

На оформление всех формальностей ушел час, после этого все разошлись в разные стороны. К двум часам дня Рыжов привез первого из задержанных, его мать и дежурного адвоката.

— Вот, Юрий Андреевич, можете полюбопытствовать: Сергей, как тебя по батюшке то? — обратился Рыжов к длинному, под метр восемьдесят, худому, парню.

— Александрович, — промямлил тот.

— Сестры его нет дома, говорят, уехал на Ильмень с подружками. Зато мать вот, как раз дома была.

— Хорошо, — кивнул головой Юрий, рассматривая своих будущих собеседников на ближайшие несколько часов.

Матери было на вид лет пятьдесят, среднего роста, с большой грудью, одетая в старое, застиранное платье. Волосы, нещадно сожженные химией, были непонятно красно-серого цвета, из-под которых проглядывала седина.

— Что он наделал то опять? — сходу спросила она. — Опять в драку какую-нибудь ввязался?

— Сейчас все объясним, не спешите, — пообещал Юрий, рассматривая его сынка.

Первое, что бросалось ему в глаза, продолговатая, дынеобразная голова. Все остальные черты лица различить было сложно. Под обеими глазами Вепрева зияли жуткого размера и цвета синяки. Судя по фиолетовым оттенкам и коричневым, с желтизной, краям, это были уже давние «украшения», и Астафьев попытался себе представить, что было, когда эти фингалы сияли в полную силу. Выходило не очень приятно для носителей этих «фонарей». Пухлые губы тоже, видно, пострадали при том же стихийном бедствии, но уже восстановили свою форму, от побоев остался только шрам в уголке губ. Еще один шрам украшал правую щеку героя. Сам рот был постоянно приоткрыт, что в купе с бровями «домиком» отнюдь не украшали его, а придавало какой-то «умоляющий» облик.