Кристалл памяти (сборник) - Юрий Брайдер

— Н-нет. Впервые слышу.

— Так вот был такой вопрос. И как вы объясните, что показания всех свидетелей в общем согласуются, но находятся в резком противоречии с показаниями самого Морозова?

— Ив чем они расходятся?

— А в том, например, что начальники ваши, глядя на экраны своих телевизоров в 1547, видели Лихачева, копающегося у манипулятора. А Морозов показывает, что в это же самое время на экране своего телевизора, подключенного к тому же каналу, к той же камере, он видел Лихачева, лежащего в луже крови, и видел кого-то, склонившегося над ним. Кого — он не узнал, но тот работает на вашем же предприятии. Вы можете это объяснить?

— Нет… Но если Морозов действительно увидел что-то такое на экране, то это, по крайней мере, объясняет, почему он бросился в цех и почему произнес эту фразу…

— Но как он мог увидеть то, что еще не случилось? Не проще ли предположить наоборот: чтобы объяснить свое поведение, он выдумывает, что увидел на экране что-то странное? Ведь, кроме него самого, никто этой картинки не видел. Расхождение получается: Лихачев погиб в 1554,30, а Морозов (и только он один) видит это в 1547 — разница в семь с половиной минут — неувязочка… Если бы он наблюдал гибель Лихачева вместе с начальником цеха и начальником смены, то он не мог быть в это время в цехе. А раз он был в цехе, то не мог видеть эту сцену по телевизору. Не сходятся у него концы с концами, а зачем он врет — я понять не могу.

На этом разговор закончился. Агинский покинул кабинет следователя в полной растерянности.

VII

Нестерпимо яркая голубизна неба, если смотреть в зенит, переходила в темный фиолет. Далеко-далеко внизу сверкали белизной заснеженные пики и хребты, темнели бездонные ущелья. Ни одно облачко не нарушало пустоты этих беспредельных абстрактных просторов. Облака, как и горы, были далеко внизу. Впрочем, совершенно незаметно оказались они уже совсем рядом, и белизна их пушистых клубов слепила глаза не хуже кристалликов снега на вершинах безымянных гор.

Облака, медленно меняя очертания, наваливались брюхом на остроконечные скалы, продирались сквозь мрачные ущелья, непрерывно и согласованно раздавались вширь, попадая на свободное пространство. И это движение похоже было на работу отлаженного механизма и, кажется, сопровождалось низким однотонным гулом, заполняющим все пространство: «А-А-А-А-У-У-У-У-М-М-М-М». А выше, во втором эшелоне, гонимые мощным ветром, проносились длинные ряды облаков поменьше.

На небольшое базальтовое плато то падала сумрачная тень, то вновь заливал его чистый свет из бездонной синевы. Казалось, на пустынной площадке никого нет, но вот прошла тень, и стала видна сидящая в позе Лотоса фигура. За ней стояли еще трое.

Творец Йоги Шива-Разрушитель был недоволен, что его, ради участия в битве, оторвали от созерцания предвечного Ишвары, но лицо его оставалось непроницаемым, и его третий, боевой глаз, расположенный в междубровье, в агни-чакре, был до поры до времени прикрыт. За Шивой стояли бог смерти Яма со своим посохом «яма нанда», на который достаточно взглянуть, чтобы тут же на месте помереть, царь 33 миллионов младших богов Индра со своим алмазным копьем и красавец Кришна. Старший бог Вишну-Защитник в последнюю минуту отказался от участия в сражении, сославшись на занятость. Вместо себя он прислал свою аватару — воплощение — Кришну, снабдив его своим излюбленным оружием — огненными дисками.

Все четверо пребывали в абсолютной неподвижности. Ждали подхода других богов и, главное, Одина, который был назначен руководителем компании и должен был провести последний инструктаж. Вскоре на плато появились еще три фигуры: Зевс-Юпитер в сопровождении Марса и, чуть позже, представитель славян — Перун.

Громовержцы радостно приветствовали друг друга и Шиву, удостоили благосклонными кивками младших богов и завели беседу о последнем приеме у Саваофа, где присутствовали боги из других галактик. Шива с непроницаемой улыбкой внимал Юпитеру и Перуну, которые, перебивая друг друга и разражаясь громоподобным хохотом, рассказывали, как на приеме апсара Мохини сцепилась с Афродитой и что из этого вышло. Марс — бравый вояка, но совершенно не светская личность — угрюмо топтался чуть поодаль. В присутствии иностранцев он чувствовал себя скованно.

На площадке тем временем появились еще двое: представители Иудеи архангелы Гавриил и Михаил, приведшие свое несметное небесное воинство на соединение с легионами Индры. Их армии, как и полчища индусских младших богов, находились в надлежащем сопредельном мире, дабы до времени не мозолить глаза начальству.

Юный Кришна, которому не терпелось опробовать полученное от Вишну-Защитника оружие, решил устроить разминку. Он отодвинулся в дальний угол плато и стал запускать свои вращающиеся диски. Индра отбивал их алмазным копьем, Яма — своим посохом, а Михаил и Гавриил — огненными мечами. Марс потоптался на месте, бросил взгляд на Зевса-Юпитера, потом решительно выхватил меч из ножен и присоединился к молодежи.

Юпитер и Перун уже спорили о сравнительных достоинствах различных напитков. Перун, пряча улыбку в отвислые усы и с хитроватым смирением потупив взор, расписывал великолепные качества индусской сомы. Юпитер же, горячась, доказывал, что ничего не может быть лучше выдержанного нектара и марочной амброзии.

Внезапно черная тень пала на плато. Казалось, в небесах открылся темный, ведущий в неведомые бездны туннель. Из этой черной дыры тянуло ледяным холодом. Затем из нее вынырнул свирепого вида детина, одетый в звериные шкуры и с боевым молотом на плече. Это был представитель Скандинавии Top-Разрушитель. Варвар был страшно недоволен и заявил об этом прямо и громогласно: «Почему Асмодея отрывают от любимого занятия — Вечной Охоты на полях Валгаллы?» Но, услышав, что речь идет о сражении с Князем Тьмы, он понял, что его ждет развлечение не хуже, и, успокоившись, присоединился к разминке младших богов.

Уголки губ аристократа Шивы слегка дрогнули в незаметнейшей презрительной улыбке. Тору на это было плевать. Варвар был по натуре демократ и любил полиберальничать с молодежью.

Он, крякнув, перехватил поудобней обеими руками рукоять молота.

— Ну-ка, — сказал Тор Кришне, — наддай!

Кришна наддал так, что диски из его рук вылетали сплошной лентой. Сверкание огненных мечей и блеск алмазного копья превратились в пламенные завесы, вроде полярного сияния, а молот Тора, парируя диски Кришны, рассекал воздух с гудением и чуть ли не с ревом.

Перун и Зевс-Юпитер ожесточенно спорили о достоинствах и недостатках излюбленных видов оружия — молнии шаровой и молнии линейной. И, кажется, на этот раз они схватились всерьез. Юпитер, гневно нахмурив брови, с прямотой римлянина заявлял, что нет ничего лучше доброй старой линейной молнии, и тот, кто считает не так, совершенно не разбирается в оружии. Перун, уже не ухмыляясь, откинув голову чуть назад, щурил внимательные глаза и утверждал, что для поражения скрытых целей не придумано ничего лучше шаровой молнии. Никто не хотел уступать, и в ход уже шли взаимные оскорбления, Перун уже держал руку на древке своего радужного лука, глаза обоих богов метали молнии…

— Прекратите! — уже закричал Шива, но и за все время это были, кажется, его первые слова. — Прекратите, господа! Стыдитесь перед младшими богами! Ведь вы спорите об одном и том же.

Его не слушали. Холерик Зевс-Юпитер уже завелся и, согласно известной поговорке, всем своим видом показывал, насколько он не прав.

— Прекратите! — уже закричал Шива, но тщетно.

Сверкнули первые вспышки, и первые раскаты сотрясли небеса и горы. Незаметная перемена произошла на плато. Сгинули невесть куда младшие боги вместе с Тором и небо было уже не синим, а черным, ночным. Громовые удары сотрясали окрестные скалы, а вспышки молний выхватывали из мрака кипящие грозовые тучи и темные фигуры двух громовержцев. Впрочем, трудно было сказать наверняка: возможно, это были просто две скалы.

Молнии сверкали почти беспрерывно, освещая черные рваные тучи, сквозь которые местами проглядывало черное звездное небо. И вот эту мешанину светил и облаков прорезал тонкий луч, похожий на луч лазерного прожектора — Шива открыл свой третий, боевой глаз.

Еще раз послышался его гневный голос:

— Прекратите! Вы спорите об одном и том же!

VIII

Мощный удар грома заставил проснуться Вячеслава Агинского. Он открыл глаза и повернулся к окну. За окном бушевала гроза, полыхали молнии, гремели раскаты.

— Гроза, — подумал Агинский, — опять гроза, как тогда.

Он был один в комнате общежития и избегал смотреть на две пустые кровати с панцирными сетками, на которых не было ничего, кроме скатанных в рулоны матрасов.