Как полюбить вино. Мемуары и манифест - Эрик Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все мы начинаем одинаково, ровным счетом ничего не зная о вине. В силу того что вино становится нашей профессией, страстью или одержимостью, некоторые из нас думают о вине непрерывно и пьют его так часто, как только возможно. Кое-кто идет дальше и начинает производить вино. И даже, как де Виллен, изготавливать прекрасное вино. Мы рассматриваем его со всех возможных углов, анализируем его интуитивно и научно. В конце концов, если мы будем честными, то признаем, что хорошее вино неуловимо, переменчиво, таинственно. Мы можем многое знать о вине, но вот содержимое бокала в данный конкретный момент практически никогда не отражает полный потенциал хорошего вина. Оно дарит мгновение, намек, который мы можем охарактеризовать, но который никогда не бывает до конца понятым. Английский писатель Хью Джонсон однажды заметил: «Прекрасные вина не делают заявлений, а задают вопросы». Не думаю, что найдутся более точные слова.
Открытие
Должен сделать признание, точнее, несколько: раньше вино сбивало меня с толку, да и сейчас так порой бывает. Я совершал массу ошибок, когда мне вручали бокал с вином и просили определить его сущность. Не считаю себя одаренным дегустатором вина и не стремлюсь таковым стать, но могу сказать, понравилось ли мне некое конкретное вино и почему. Не способен навскидку вспомнить, какая погода была в Бордо летом 1961 года по сравнению с летом 1959 года. Но на случай, если по каким-то причинам мне понадобятся эти данные, у меня на полке стоит справочник. Вы удивитесь, узнав, что периодически вино заставляет меня понервничать, хотя большую часть времени оно просто доставляет мне радость.
Уверен, каждый, кто по-настоящему влюблен в вино, периодически испытывает на его счет сомнения. И здесь нет ничего зазорного. Проблема появляется лишь в том случае, если мы начинаем воображать, будто наша неуверенность в чем-то уникальна, а если мы научились понимать вино, то всегда будем ощущать уверенность и спокойствие, так и должны чувствовать себя знатоки вина. А что же я? Я уверен в своей неопределенности.
В 1992 году я начал вести в New York Times новую рубрику под названием «$25 and Under» («$25 и дешевле»), где публиковались обзоры недорогих ресторанов. Вскоре после публикации первой статьи редактор вызвал меня к себе в кабинет.
«Мои поздравления, – воскликнул он. – Теперь ты главный специалист по ресторанам в стране».
Имея в активе всего одну статью, я, понятное дело, задумался, за какие заслуги удостоился такой похвалы. Но чем больше размышлял, тем отчетливее понимал, что в его словах есть резон. Конечно, я очень мало знал на тот момент. Однако моя фамилия была указана в авторской обзорной статье, и это льстило моему самолюбию, так что отсутствие опыта отходило на задний план.
Указание моего имени в статье имело целый ряд иных последствий, порой весьма забавных. В те времена, еще до появления интернета, мобильных телефонов с камерами и технических средств тотальной слежки, имелась возможность сохранять анонимность. Следовательно, я мог посещать рестораны, не привлекая к себе излишнего внимания. Читатели могли самостоятельно формировать представление о моей внешности и манерах. Но при личной встрече со мной на их лицах нередко читалось удивление. Дело в том, что ресторанные критики начинают жизнь с несколько стереотипного имиджа. И это утверждение еще более верно в отношении винных критиков.
В какой-то степени подобные неверные представления обусловлены названием занимаемой мною должности. Главный винный критик New York Times. Внушает почтение, не так ли? Один из главных специалистов в стране, как выразился мой прежний редактор. Безусловно, определение «главный» предполагает сопровождающую меня стайку помощников, подносящих бутылки, полирующих бокалы, отвечающих на телефонные звонки и бронирующих столики.
Я люблю свою работу, и каждый новый день приносит мне радость. Но печальная правда в том, что у меня нет штата ассистентов и в большинстве случаев мне не удается забронировать столик. Я всего лишь главный винный критик. И хотя New York Times не менее представительное издание, чем многие другие в современном газетном мире, написание каждодневной статьи сопряжено с отчаянными попытками уложиться в сроки. По большей части все это не соответствует образу, укоренившемуся в сознании многих обывателей, насмотревшихся старых черно-белых фильмов. Популярная культура продолжает лелеять образ Times как «Старой серой леди», как и весьма живучие клишированные представления о винных критиках.
Не так давно мне позвонил редактор журнала Men’s Journal. «Мы готовим статью о людях крутых профессий, – начал он. – И нам хотелось бы сфотографировать ваш винный погреб. Там, должно быть, все по высшему классу!»
«Вынужден вас разочаровать, – ответил я. – Я журналист и живу в крошечной квартирке на Манхэттене с женой и двумя детьми, и они учатся в частной школе, которую я почему-то посчитал возможным оплачивать на журналистскую зарплату. Но если вы непременно хотите сфотографировать мой винный погреб, то отправляйтесь в Бруклин, там живут родители моего приятеля Ларри. В подвале дома мы с Ларри установили несколько полок из шлакобетонных блоков. Именно там мы и держим долгосрочные запасы вина. На экстренный случай у меня имеется парочка винных шкафов, которые вы также вольны сфотографировать».
Редактор обещал перезвонить.
Винный погреб выглядит заманчиво. Он будоражит мое воображение. Мне хотелось бы иметь хоть сколько-нибудь вместительное убежище, где я мог бы перебирать свои бутылки, мечтая о грядущих удовольствиях. Разве не так все происходит в винных погребах?
Мы предполагаем, что вино – удел богатых, собственность тех, кто уже достиг материального комфорта и земных благ или попросту получил их по наследству. На ум нам приходят особняки с затейливыми названиями и пожилыми упитанными мужчинами, страдающими от подагры, с красными лицами и крупными носами.
Но если вы живете в большом городе, то начинаете смотреть на вино с иной позиции, которую определяют хипстерские винные бары в неожиданных районах, где иные инсайдерские знания, проистекающие из поклонения инди-роковым лейблам, принимают совершенно иную форму эксклюзивности. В любом случае вино остается клубным уникальным хобби, на что многие взирают издалека со страхом и подозрением.
Лично меня не сильно заботит, что окружающие подумают обо мне или
