Пятый элефант - Терри Пратчетт

Моркоу терпеливо ждал в кабинете Ваймса. Ваймс покачал головой. Он знал все половицы в коридоре, на которые нельзя было наступать, знал, что ходит совершенно бесшумно, – и тем не менее ему ни разу не удалось застать Моркоу за чтением своих документов, пусть даже вверх ногами. Как приятно было бы поймать его на чем-нибудь хоть разок. Если бы этот человек был еще прямее, его можно было бы использовать в качестве доски.

Моркоу встал и отдал честь.

– Да, да, но на всю эту ерунду у нас совершенно нет времени, – отмахнулся Ваймс, располагаясь за собственным столом. – За ночь что-нибудь произошло?

– Необъяснимое убийство, сэр. Жертва – ремесленник Уоллес Сонки. Найден в одном из собственных чанов с перерезанным горлом. Никаких печатей Гильдий, никаких записок. Нам это показалось крайне подозрительным.

– Звучит в известной степени подозрительно, – согласился Ваймс. – Разве что он имел обыкновение крайне неаккуратно бриться. А что за чан?

– Э-э, с резиной, сэр.

– В чанах бывает резина? Но она же… резиновая, от нее, как правило, отскакиваешь.

– Нет, сэр. Я имел в виду варево в чане. Он делал… кое-какие резиновые штуки.

– Погоди, кажется, я что-то такое видел… Берешь нужную форму, окунаешь ее в резину и получаешь перчатки, башмаки… ну и все прочее?

– Э… Да, сэр, и прочее тоже.

Несколько смущенное поведение Моркоу заставило Ваймса задуматься. Вскоре в самой глубине памяти выдвинулся ящик картотеки и радостно помахал ему карточкой.

– Сонки, Сонки… Моркоу, мы говорим о том самом Сонки, что и на «Пачке Сонки»?

Моркоу густо покраснел от смущения.

– Так точно, сэр!

– О боги, но что именно он опускал в чан?

– Его туда сунули целиком, сэр.

– Да он же национальный герой! В смысле был.

– Сэр?

– Капитан, нехватка жилья в Анк-Морпорке ощущалась бы куда сильнее, если бы не старина Сонки и его превентативы по пенсу за пачку. Но кому он помешал?

– Не все одобрительно относились к тому, что он делал, сэр, – холодно заметил Моркоу.

«В том числе и ты, – подумал Ваймс. – Гномы косо смотрят на подобные вещи».

– Ну хорошо, выдели людей, чтобы занялись этим делом. Что-нибудь еще?

– Вчера вечером возница напал на констебля Свирса, когда тот пытался обуть его телегу.

– Напал?

– Точнее, пытался затоптать, сэр.

Ваймс представил себе констебля Свирса – лепрекона шести дюймов ростом и с кипучей агрессивностью высотой в милю.

– И как он?

– Ну, говорить возница может, но на телегу ему еще долго не садиться. Все прочее – обычная текучка.

– Ничего нового о краже Лепешки?

– Ничего. Гномы винят друг дружку, но на самом деле никто ничего не знает. Как вы выразились, сэр, когда дела пойдут совсем плохо, все само собой прояснится.

– Что слышно на улицах?

– Скорее видно, сэр. Слово «стой», сэр. Крупными буквами. Сержант Колон написал его на мостовой в самом начале Нижнего Брода. Теперь возницы ведут себя более внимательно, сэр. Правда, каждый час приходится убирать навоз.

– Вся эта регулировка уличного движения не добавляет нам популярности, капитан.

– Абсолютно согласен, сэр. Но мы и так не больно-то популярны. И по крайней мере, она приносит деньги в городскую казну. Кстати, сэр, вот еще что…

– Да?

– Вы, случаем, не видели сержанта Ангву?

– Я? Нет. Вообще-то я думал увидеть ее здесь. – Потом Ваймс наконец обратил внимание на нотки озабоченности в голосе Моркоу. – Что-нибудь случилось?

– Вчера она не вышла на дежурство. Полнолуние еще не наступило, и это показалось мне немного… странным. И Шнобби сказал, что на прошлом дежурстве она была чем-то весьма озабочена.

Ваймс понимающе кивнул. Совсем не удивительно. Дежурство со Шнобби – такое дело, есть чем озаботиться. Дежуря с капралом Шноббсом, люди очень часто поглядывали на часы.

– Ты к ней домой заходил?

– Постель застелена, в ней никто не спал, – сказал Моркоу. – И в корзине тоже.

– Ну, здесь я ничем не могу тебе помочь, Моркоу. Она – твоя подружка.

– Последнее время она была очень обеспокоена… будущим, – сообщил Моркоу.

– Гм… То есть ты… она… и эта, как ее, вервольфность?… – Чувствуя себя крайне неудобно, Ваймс замолк.

– Это буквально поедом её ело, – кивнул Моркоу.

– А может, она просто ушла куда-нибудь, чтобы хорошенько все обдумать? – предположил Ваймс.

«Да как вообще она могла встречаться с молодым человеком, который, каким бы идеальным он ни был, краснеет от одной мысли о „Пачке Сонки“?»

– Очень на это надеюсь, сэр, – сказал Моркоу. – Иногда с ней такое случается. Очень тяжело быть вервольфом в большом городе. Знаю, нам наверняка сообщили бы, если бы она попала в беду, но…

С улицы донесся грохот колес по мостовой, и призывно брякнула упряжь. Ваймс был спасен. Вид обеспокоенного Моркоу был настолько необычным, что, по сути дела, приравнивался к природному катаклизму.

– Ну что ж, придется ехать без Ангвы, – подвел итог Ваймс. – Держи меня в курсе, капитан. Кража поддельной Лепешки за неделю или две до важной гномьей коронации – не верю я в подобные совпадения, и мне почему-то кажется, что это дело может касаться меня лично. И кстати, распорядись, чтобы мне сообщали буквально всю информацию по делу Сонки. Терпеть не могу загадок. Насколько мне известно, клик-башни уже докликались до Убервальда?

Моркоу мгновенно оживился.

– Просто чудесно, сэр, не так ли? Говорят, буквально через несколько месяцев мы сможем передавать сообщения из Анк-Морпорка в саму Орлею меньше чем за день!

– Ага, настоящее чудо. Надеюсь, к тому времени мы сможем сказать друг другу хоть что-то разумное.

Лорд Витинари стоял у окна и смотрел на клик-башню на другом берегу реки. Все восемь заслонок, направленные на него, отчаянно мигали – черное, белое, белое, черное, белое…

Информация летела по воздуху. В двадцати милях за его спиной, на другой клик-башне в Сто Дате, кто-то смотрел в телескоп и выкрикивал числа.

«Как быстро навалилось на нас будущее», – подумал патриций.

Поэты описывают время как нескончаемый поток, но лично он, лорд Витинари, всегда с некоторым недоверием относился к данному постулату. Согласно его личному опыту, время больше походило на скалы, ползущие друг к другу, сталкивающиеся, накапливающие силы под землей, чтобы потом одним мощным рывком, от которого задребезжит посуда на полках, целое поле турнепса перескочило в сторону на целых шесть футов.

Принцип семафора был известен на протяжении многих веков, все знали, что знание имеет свою цену, знали, что экспорт товара – это способ делать деньги. А потом, в один прекрасный день, кто-то сложил два и два и понял, сколько деньжищ можно заработать, если экспортировать в Орлею информацию, которая известна в Анк-Морпорке уже сегодня. Некий смышленый молодой человек с улицы Искусных Умельцев проявил необычайную искусность.

Знание, информация, власть, слова… Невидимые, они летели по воздуху…

И вдруг весь мир принялся отбивать чечетку на зыбучем песке.

А кто лучше танцует, того и приз.

Лорд Витинари отвернулся от окна, достал кое-какие бумаги из ящика письменного стола, подошел к стене, прикоснулся к ней в определенном месте и быстро скользнул в бесшумно открывшуюся потайную дверь.

Находившийся за дверью коридор озарялся светом, позаимствованным у высоких окон, и был вымощен небольшими по размеру каменными плитками. Патриций сделал шаг вперед, помедлил, пробормотал: «Нет, сегодня вторник», – и перенес уже готовую опуститься ступню на другую плитку, которая буквально ничем не отличалась от своих сестер[9].

Человек, случайно подслушавший перемещение патриция по коридору и лестницам, расслышал бы странные фразы типа «Луна нарастает…» и «Ах да, полдень еще не наступил». А действительно чуткий слушатель мог уловить едва слышное жужжание и тиканье механизмов, расположенных внутри стен.

А по-настоящему чуткий и параноидальный слушатель пришел бы к выводу, что не всему произнесенному лордом Витинари вслух даже наедине с самим собой следует верить. И это был бы очень правильный вывод.

Наконец патриций добрался до некой дверцы и отпер ее.

За ней оказалось просторное мансардное помещение, неожиданно полное воздуха и ярко освещенное солнечным светом, что струился сюда сквозь врезанные в крышу окна. По большому счету мансарда была чем-то средним между мастерской и складом. С потолка свисали скелетики птиц, на верстаках были разложены чьи-то косточки, а также валялись мотки проволоки, металлические пружинки, тюбики с краской и большое количество всевозможных, самых невероятных и уникальных инструментов. И лишь узкая койка, втиснутая между каким-то устройством, похожим на ткацкий станок с крыльями, и большой бронзовой статуей, свидетельствовала о том, что в этой комнате кто-то еще и жил. Судя по обстановке, местный жилец страдал остроманиакальным интересом буквально ко всему на свете.