Люди с платформы №5 - Клэр Пули

Крупный рубин в этом кольце вспыхнул, отбрасывая красные пятна на оконное стекло и делая его отвратительно похожим на место недавно совершенного преступления.

— За исключением Би? — переспросил Пирс.

— Это моя жена, — пояснила Айона. — Мы вместе уже тридцать пять лет. Поженились сразу же, как такие браки стали законными. Би — любовь всей моей жизни. А вы женаты?

— Да. Мою супругу зовут Кандида.

— Ничего себе! Это же… грибок, который вызывает молочницу! — воскликнула Айона.

— Можно подумать, что называться Би лучше! «Би-би» — не имя, а автомобильный гудок, ха-ха-ха! Вообще-то, на самом деле Кандида — это имя древней святой, — пояснил Пирс, повторив слова, которые часто слышал от жены. В переводе с латыни, между прочим, означает «белоснежная».

— Тогда это какая-то расистская молочница. И почему это, интересно, белый цвет является синонимом чистого, невинного, девственного, тогда как черный символизирует враждебность и депрессию?

Айона сердито посмотрела на Пирса, словно это он изобрел язык.

Поезд замедлил ход. Никогда еще Пирс так не радовался, увидев проплывающие за окном буквы «СЕРБИТОН».

Подходя к вокзальной стоянке, он нажал кнопку на брелоке, заставив свой автомобиль «порше-каррера» мигать фарами и всеми сигнальными огнями. Пусть прохожие видят: это идет успешный человек.

Пирс думал о правде, которую ненароком выплеснул в вагоне. Когда же он начал ненавидеть свою работу? С какого года, с какого месяца? Этого Пирс не знал. Все это проникало в него постепенно и касалось не только работы, а и всего образа жизни, личности, системы убеждений. И опутывало его изнутри, словно щупальца гигантского паразита, которого невозможно удалить, не убив одновременно и хозяина. Если теперь он больше не был биржевым торговцем, тогда кто же он такой?

Его работа имела несомненные плюсы. Без неправдоподобно высокой зарплаты и бонусов, к которым Пирс успел привыкнуть, он бы не смог ежемесячно вносить плату за «порше», не говоря уже об ипотечном кредите за дом. Два года назад они переехали из Уимблдона в менее престижный Сербитон, поскольку Кандиде захотелось иметь бассейн, теннисный корт и отдельное жилье для гувернантки.

Со сменой карьеры кое-что стало бы Пирсу не по карману. Вернее, кое-кто. Его жена. Подобно элитным автомобилю, костюму и часам, Кандида была символом статуса. Жена-приз. Доказательство того, что у него все получилось; вишенка на торте его новой, впечатляющей жизни.

А теперь вишенка затвердела, став куском цемента. Ловушкой, удерживавшей Пирса в той жизни, которая успела ему опостылеть.

АЙОНА

Айона хорошенько подышала на пластинку, протерла ее рукавом и опустила на диск проигрывателя.

— Дорогая, ты помнишь эту песню? — спросила она, оборачиваясь к Би.

— Долли Партон. Слушая ее, я всегда вспоминаю вечер, когда ты впервые получила работу в журнале. В каком мюзикле я была тогда занята?

— В «Отверженных», — подсказала Айона, беря Би за руку и кружа ее в такт музыке. — Третья проститутка и случайная гостья на свадьбе. В антракте я проникла за кулисы, и мы в гримерной праздновали мою новую работу. Помнишь?

— Еще бы не помнить! Мы с тобой занимались любовью за стойкой, увешанной французскими мундирами. В свадебной сцене я пропустила свою реплику, отчего вся хореография пошла коту под хвост!

Би запрокинула голову и засмеялась, превратившись на мгновение в ту женщину, какой она была около тридцати лет назад.

Покупка дома оставила обеих на мели, и потому Айона не могла поверить своему счастью, когда ей предложили за деньги ходить на разные торжества и затем писать про это. Хобби, на которое она тратила почти все время, неожиданно превратилось в профессию.

— А помнишь, как мы с несколькими девицами из труппы отправились на обед? — спросила Айона. — Я тогда забралась на стойку бара и выплясывала. Каблучки у меня были шесть дюймов. И хористки из «Отверженных» пели «С девяти до пяти». Помнишь?

Айона говорила, а Би умело кружила ее в танце. Танцуя, они никогда не могли договориться, кто кого ведет.

Разумеется, Долли пела о жизни, длящейся с девяти утра до пяти вечера, тогда как Айона работала преимущественно с девяти вечера и до пяти утра. Сколько энергии у них было в те дни! Правда, они и спали тогда до полудня, а то и дольше.

— Я тут взялась наводить порядок в ящиках письменного стола, — сказала Айона. Она разжала руки. Долли закончила петь, и оркестр доигрывал завершающие аккорды песенки. — Ты не представляешь, что я там нашла. — Сунув руку в сумку, она достала серебристую прямоугольную коробочку. — Смотри!

— Так это же Диктатор! — воскликнула Би.

Журнал выделил Айоне служебную машину с водителем, который возил их с Би по вечеринкам, а под утро доставлял домой, в Ист-Моулси. Диктофон всегда лежал рядом с ними на заднем сиденье машины. Покинув вечеринку, Айона и Би записывали на миниатюрные кассеты все услышанные сплетни, а также свои впечатления о гостях и торжестве в целом. Айона прозвала диктофон Диктатором. Для журнальных статей ей требовалось как можно больше подробностей, а они быстро забывались, тем паче что после выпитого у них с Би заплетались языки и обеим ужасно хотелось поскорее оказаться дома и завалиться спать.

— У тебя остались пленки? — спросила Би.

— Думаю, большинство отправилось в журнальный архив, но одну я нашла. Девяносто третий год. Хочешь послушать?

Би кивнула. Она уселась в кресло и скинула туфли. Айона прищурилась, нашла кнопку воспроизведения и нажала на нее.

«Итак, мы только что покинули торжество по случаю открытия возрожденного ресторана „Квальино“, — услышала она собственный голос. Казалось, он звучал из другого мира. Наверное, так оно и было. — Говорят, Теренс Конран ухлопал на реновацию целое состояние. Дорогая, сколько он потратил?»

«Точно не знаю. Но наверняка миллионы. Или даже миллиарды. Словом, тьму-тьмущую денег», — послышался ответ.

— Так это же я! — пискнула Би.

— Естественно, ты. Тише! Давай слушать дальше.

«А кто там был?». — послышался мужской голос.

— Твой водитель! Как его звали? — спросила Би.

— Даррен, — пояснила Айона.

«Там были ВСЕ, — ответила молодая Айона, — но большинство сплетен касалось тех, кто там НЕ БЫЛ. Мы ждали появления принцессы Ди, но она так и не приехала. По слухам, она жутко разозлилась на журналистов из „Дейли миррор“ за публикацию ее снимков из спортзала».

«И ей есть на что злиться, — вставила молодая Би. — Она же упражнялась на снаряде для снижения веса. На том, что позволяет работать над внутренними частями ляжек. Ох, Даррен, видел бы ты ее промежность! И не скажешь, что принцесса!»

«Дорогая, промежности есть даже у принцесс. Ее засняли в трико и