Пирамида Кецалькоатля - Хосе Портильо

— Нет, мы не рвем ее, Кецалькоатль! Тольтеки мы и ими будем, останемся мы тем народом, который сам ты выбрал, чтобы Анауак достиг величия. Мы не хотим отказываться от наших благ!

— Но это я вам дал их. Думаю, что справедливо благами с другими поделиться!

— Видишь сам, Кецалькоатль: не мы, а ты переменился! Я помню и не позабуду, что ты нас обучил всему, что знаешь. Не обесценивай своих великих дел, за них отплату требуя, такого уговора не было. Мы обучались, но трудились, нужду терпели и лишенья. Теперь ты просишь нас делить добытое с плененным диким людом. Ты просишь нас им шею подставлять под нож, который в руки дикарям должны вложить мы сами. Хочешь ты богатства Тулы поделить среди народов всех Анауака, а нас заставить снова жить впроголодь и рыться в грязи. Пусть роются теперь они и с ними начинай сначала, если хочешь! Делись своим, а нашего не трогай!

— Стал, Топильцин, ты дерзок! Замолчи! Не смог я ничего еще сказать! Не слушаешь и не желаешь слушать и смотришь на меня, как будто бы готов заткнуть мне рот! Я требую лишь справедливости для всех. Мне больно видеть, как величественность Тулы растет за счет чужих страданий. Мне больно наблюдать, как возгордился ты и позабыл о людях бедных и допускаешь нищенство и голод, хотя у нас царят зажиточность и роскошь!

— Сам ты желаешь поступить неладно с нами, Кецалькоатль! Жалостью себе не растравляй ты душу, не забывай об избранном тобой народе.

— Нет, Топильцин, вы мной не избраны, не избранный народ. Люблю я тех, кто первыми пришел на эти земли, люблю и тех, кто вслед пришел за ними! Я всем хочу платить одним и тем же!

— Кецалькоатль Тольтекам изменяет! Кецалькоатль любит чичимеков, которые его едва не растерзали! Кецалькоатль отрекся от народа! Любуясь звездами и не имея женщин, Кецалькоатль сошел с ума!

— Молчи ты, дерзкий Топильцин! — И по губам его ударил он тыльной стороной руки.

Людей обволокла давящая, густая тишина.

Кецалькоатль встал и в гневе удалился. За ним никто не поспешил. Все окружили Топильцина, наперебой его стараясь успокоить: «Кецалькоатль изменился! Не наш Кецалькоатль, не Тольтеков! Он — их стрела, он дротик чичимеков».

Кецалькоатль созвал при помощи своих друзей-кокомов разноплеменный люд к подножью Пирамиды, которая уже уперлась в небо. Велел сказать, что людям путь быть может прегражден, но чтобы тем не менее все, его приказу повинуясь, пришли в назначенное время, точно к заходу солнца.

Там он стоял и ждал, торжественный и гневный, с своею верной свитой. И Татле рядом был, испуганный, дрожавший от волненья.

Меж тем иноплеменные все прибывали: одни бежали из-под стражи, но стражники, заметив вдруг Кецалькоатля, преследовать рабов не стали; другие, крадучись, пробрались к Пирамиде или с Тольтеками явились, еще не знавшими о происшедшем. Как только площадь вся заполнилась народом, Кецалькоатль поднял руки и обратился к людям:

— Народы все Анауака! Кецалькоатль хочет говорить со всей землей и ей поведать грусть свою и свои горести!

Я вижу муки там, где я желал бы видеть счастье!Я вижу нищету, хотя принес сюда я процветанье!

Вражда и ненависть бушуют там, где я старался и мечтал построить гармоничный мир!

Теперь я вижу это и кричу: так быть не может! Нет! Хочу сказать я вам, что всем принадлежу я равно и весь Анауак имеет право на богатства, накопленные нами здесь. Их символ — эта Пирамида, возле которой мы собрались!

Да будут прокляты побои и кнуты!Да будет проклята несправедливость!Да сгинут нищета и голод!

Я здесь при всех провозглашаю: порядок новый я введу на этих землях; всем окажу благодеянья, но мне нужна поддержка общая и воля добрая вас всех. С испугом смотрите вы на меня, Тольтеки, но говорю: вам нечего бояться, коль будете со всеми справедливы. Вас сделаю еще богаче, когда другим научитесь давать.

Тольтеки, чтоб ввести порядок новый, нужна мне ваша помощь. Вы любите меня, и мне без вас не сделать ничего на этих землях плодородных. Пусть будут все народности едины и равны, как братья станем жить во имя общей цели. Кецалькоатль весь Анауак, народы здешней всей земли в мир правды и обилья поведет. Скажите тем, кого тут нет, сообщите людям: завтра утром здесь, на этом самом месте, мы соберемся обсудить порядок новый.

Он кончил говорить, и чичимек один по имени Маштла негромко, робко его спросил:

— Кецалькоатль, великий властелин Тольтеков, могу тебе сказать я слово от имени народа моего?

— Скажи, — ответствовал Кецалькоатль.

— Дай нам свободу вместо изобилья! В своих краях далеких мы жили сами по себе, а тут живем в жестоком рабстве. За годом год идет, мы все таскаем камни, землю роем, гору делаем для чуждого нам Бога. Жить тяжело нам, многое мы понимаем ныне, видим: мы ниже всех, на самом дне, где смешивают с грязью нас и топчут. Ты — Тулы властелин! Ты посылал войска! Ты взял нас в плен! Ты здесь приказываешь! Прикажи нам дать свободу! Мы желаем опять быть в наших землях, снова бежать за буйволом и за оленем. Дороже это нам всех справедливостей твоих и всех великих благ, которые раскаянье твое нам обещает дать.

— Ты правду говоришь, — прервал его Кецалькоатль. — Не я, раскаянье мое здесь молвит слово. Потому содеянное зло хочу я искупить. Хочу, чтоб жили все в довольстве, в радости, забыв навек о горестях былых!

— Нам дела нет до ваших радостей, до вашей жизни. Рабство мы ненавидим, ставшее привычным для Тольтеков; рабство дает им все, что ты зовешь хорошей жизнью.

— Счастье я принесу вам всем! — вскричал Кецалькоатль.

— Нам ты свободу дай! Кто скажет, что такое счастье? И кто решит, какого счастья мы хотим? Иль, может, ты решишь, в своем красуясь паланкине и поучая нас, как нам обтесывать те камни, что мы на спинах окровавленных таскаем? Не нужно нам благополучие Тольтеков! И ваши тепонацтле, флейты нам не нужны! Претит нам тяжкий дух людских огромных стад, насильно согнанных в селенья! Хотим решать свою судьбу мы сами! Хотим быть счастливы, как счастлива стрела, свободная и вольная, как ветер! Вот что желаем мы, Кецалькоатль, — не вашу жизнь с ее блестящими камнями, с ее нарядами из перьев, которыми Тольтеки прикрывают свою естественную наготу! Дай нам свободу!

— Быть не может, чтобы так мыслили все чичимеки! — сказал Кецалькоатль. — Здесь у вас есть безопасность, сытость, отдых ночью. Жизнь вашу скрасят и другие блага. А там, у вас, век чичимеков краток, люди гибнут в погоне вечной за зверьем — за вашей пищей, которую раздобывать вам удается не всегда А здесь — богатая земля, дарящая плоды зимой и летом.

— Позволь нам умирать своею смертью! Пусть наша жизнь плоха и коротка, но наша! Пусть наша смерть страшна, но она тоже наша! Дай нам свободу, пусть воля станет убийцей чичимеков! Дай нам свободу — мы тотчас тебя забудем вместе с раскаяньем твоим и всех строителей святилищ-пирамид!

Хотел было ответ держать Кецалькоатль, но группа воинов его вдруг окружила, а остальные воины-Тольтеки напали на толпу людей, заполонивших площадь, и стали разгонять их копьями и бить дубинами.

— Работайте! Довольно болтовни и жалоб! Дела стоят, а тут мятежник Маштла затеял разговор с заступником своим Кецалькоатлем!

— Назад, Тольтеки-воины! — вскричал Кецалькоатль. — Не обагряйте руки кровью пленного и безоружного народа! Назад! Назад!

И он пытался вырваться со свитой из тесного кольца Тольтеков, но их схватили за руки, связали всех, лишь Татле выскользнуть сумел и бросился туда, где Маштла-чичимек звал соплеменников к побегу. Воинственные вопли Маштлы, похожие на вой койота и рычанье тигра, тревожили сердца и души чичимеков, им слышались призывы диких предков к охоте и сраженьям:

— Идемте в наши земли, братья! Идемте! Биться! Убивать! И умирать! Но в наших землях! У-ху-ху!

И Маштла бросился на стражу с голыми руками, за ним — его товарищи. На громкий крик сбежались те, кто ранее на площадь не пришел. Неравный завязался бой. Немало чичимеков пало от копий и ножей Тольтеков, но большинство лавиною неудержимой ринулись из Тулы. Те, кто сумел бежать, от радости вопил, и воздух ликованьем полнился: «Свобода! »

Татле, бежавший с чичимеками, нес на себе полумертвого Маштлу. Тольтеки-воины, с дубинами и копьями, не в силах были продолжать погоню, и скоро сумерки с ночною мглою скрыли беглецов, не замедлявших скорый легкий шаг.

Покой и тишь вновь воцарились в Туле. Кецалькоатля привязали к паланкину и вознамерились перенести под стражей одного в Дом радости народной, который должен был служить теперь ему темницей.

Прошло не более года после описанных событий, а в целом лет тринадцать после закладки первых глыб Великой Пирамиды, когда она в конце концов была закончена и выглядела так, как представлял ее себе Кецалькоатль. Четыре каменных гиганта, похожие на Се-Акатля, поддерживали кровлю маленького храма на самой на ее вершине. А народ тольтекский вскоре забыл побоище. Для освящения Пирамиды в честь Брата-близнеца было устроено большое празднество и множество птиц Змею в жертву было брошено, дабы к Кецалькоатлю разум возвратился и он бы снова полюбил Тольтеков. Перьями украсили Дом радости народной, его теперешнее место заточенья.