Отряд имени Сталина - Захар Артемьев

Сухая гроза

…Нацистский ученый Генрих фон Айзенбах творил. Кисть парила над холстом, причудливо смешанные в палитре краски превращались в затейливые узоры. Весело щебечущие вокруг птицы, летний ветерок, солнечные лучи, пробивающиеся сквозь тучи, все это настраивало старого фашиста на поэтический лад. Даже полуголодные, изможденные славянские рабы, одетые в рванье не отвлекали взор великого человека. Стоявшие неподалеку дюжие эсэсовцы-автоматчики с почтением следили за творчеством «знакомого самого Фюрера». При появлении штандартенфюрера Штуце они резко взмахнули руками в приветствии и попытались было проорать дежурную фразу, но штандартенфюрер помахал пальцем у рта, призывая дисциплинированных солдат к молчанию. Впрочем, фон Айзенбах, обернувшись, сам заметил приближающегося к нему штандартенфюрера и приветливо, как старому знакомцу, махнул тому рукой.

– …Поистине славный денек, не правда ли, Руди? – с простительной фамильярностью обратился ученый к эсэсовцу. – В этом диком краю климат редко бывает столь благосклонным к путникам вроде нас с вами, вот я и решил уделить толику своего драгоценного времени прекрасному. Как вам эта березка?

Штандартенфюрер кивнул и, прищурившись, посмотрел на стоявшую неподалеку раскидистую молодую березку. Действительно, прелестное деревце поражало своей простой, классической красотой, одиноко раскинув ветви посреди вырубленного уже пространства…

– …Пока что запретил рабам пилить ее, – увлеченно продолжил фон Айзенбах. – Знаете, Руди, я решил, что память об этой березке должна войти в историю. После того как наша операция успешно завершится, я подарю свою картину фюреру. Давным-давно, еще до пивного путча, фюрер изволил почтить своим благосклонным взором некоторые из моих работ и нашел их прелестными. Знаете, он так и сказал: «Генрих, они прелестны!» – и одарил меня своей неповторимой улыбкой. Это был один из самых счастливых моментов моей жизни…

Штандартенфюрер вгляделся в картину. Действительно, березка была как живая, несмотря на незаконченность картины; казалось, еще мгновение, и она взмахнет ветвями прямо на холсте. Сюрреализма картине «Die Trauerbirke» (плакучая березка. – Прим. автора ) добавляли изображенные советские военнопленные. Скованные цепью, они пилили березу все вместе, длинной, ржавой пилой…

– …Действительно, впечатляет, герр фон Айзенбах, – с улыбкой произнес штандартенфюрер. – Однако же объясните, почему славяне плачут, хм… хотя этот подтекст мне ясен… но для чего вы оставили столько пустого места справа от березки?

– Здесь будет стоять наш великий фюрер, – самодовольно пояснил ученый. – Кстати, Руди, вы можете звать меня запросто – Генрих. К чему эти условности между двумя коллегами. Не прикажете ли подать пива?

– Охотно… Генрих! – Штуце взмахом руки подозвал дежурившего неподалеку фельдфебеля, тот подбежал рысцой; почтительно склонив голову на бок, выслушал указания штандартенфюрера и, также рысцой, умчался к урчащей генератором объемной палатке.

…Не прошло и двух минут, как штандартенфюрер Штуце сидел на удобном раскладном стуле за накрытым белоснежной скатертью столиком, сервированным кружками с ледяным пивом и тарелками с нарезанными колбасами разных видов. Взяв кружку, он с удовольствием пригубил светлое пиво, облизал пену с верхней губы, потянулся за колбасой…

– …Руди, ваш фельдфебель просто молодчина, – фон Айзенбах наконец отвернулся от картины, встал, с удовольствием потянулся и с улыбкой махнул стоявшему рядом унтер-офицеру. Тот подскочил, осторожно, словно хрустальную вазу, взял на вытянутые руки сырой еще холст и понес его в палатку. Следом за ним рядовой-эсэсовец нес остальные художественные принадлежности. Третий эсэсовец почтительно подвинул плетеное кресло ученого к столу. Фон Айзенбах сел, сделал несколько жадных глотков и на некоторое время замолчал, порадовав Штуце неожиданно свалившейся тишиной, которая после долгих монологов ученого казалась манной небесной.

…Объект поражал своими размерами. В силу служебных обязанностей штандартенфюрер войск специального назначения СС Рудольф Штуце не раз присутствовал на стройках специальных объектов. Все те особые зоны, как правило, заводы военного назначения, старались размещать под землей – и для конспирации, и в целях безопасности. Этот же объект, или «зону», как окрестил ее сам штандартенфюрер, по каким-то техническим причинам под землю прятать было нельзя. Как с ехидной улыбочкой пояснил ему фон Айзенбах, «весьма скоро герр штандартенфюрер и сам поймет, в чем причина такой открытости».

…До заката оставалось еще добрых часа полтора, но пленных рабов уже сгоняли в загон, обильно оплетенный колючей проволокой. Еще на инструктаже Штуце объявил охране, что за каждый побег он лично будет расстреливать по одному караульному, и охранники были весьма бдительны. К удивлению рабов, кормили их весьма сносно. Объяснялось это вовсе не гуманизмом эсэсовцев, а практичностью. Привозить в этот столь труднодоступный северный район новую партию рабочей силы было весьма затратно и проблематично. Кроме того, сразу возникали проблемы с сохранением секретности. Поэтому было решено беречь этих рабов. Кроме того, фон Айзенбах заявил штандартенфюреру со странной улыбкой, что некоторые рабы понадобятся ему «для развития научного потенциала Третьего рейха»…

…Когда бледного от ужаса и покрытого каплями холодного пота военнопленного привязали к вбитому в землю столбу, вершина которого была увенчана длинным металлическим штырем, все, даже караульные эсэсовцы, приблизились, с интересом глядя на происходящее. Грубо отесанный столб был врыт между тремя металлическими ажурными конструкциями, отдаленно напоминающими мачты высоковольтных проводов. Значительная площадь вокруг была огорожена натянутой на колышки веревкой.

Профессор фон Айзенбах скрылся в бетонном бункере, законченном неделю назад, но уже напичканном разнообразной аппаратурой, привезенной с соблюдением строжайшей секретности. Не выдержав всеобщего ажиотажа, штандартенфюрер Штуце подался вперед вместе со стулом. Караульные эсэсовцы окружили загон с пленниками, на котором уже появились два недостроенных барака, рассчитанных на долгосрочное пребывание. Внезапно, среди окружающей тишины послышался шум мотора, Штуце различил знакомый звук бронетранспортера. Обернувшись, он взмахнул рукой и поспешил к воротам лагеря. Там, среди поднятой боевой машиной пыли уже показалась знакомая фигура штурмгауптфюрера Грубера. Тот, не дойдя нескольких метров, перешел на строевой шаг, остановился, четко вскинул руку. Штандартенфюрер также четко ответил – он поощрял дисциплинированность и очень ценил это в подчиненных. Выслушал краткий доклад, пошел к бронетранспортеру, из которого эсэсовцы уже выгрузили трофеи: тела убитых ими партизан…

– …Мне нужно подтверждение, Иоахим! – резко сказал штандартенфюрер. – То, что вы принесли сейчас, не годится даже на корм свиньям! Мне нужна группа советских парашютистов, вы же это знаете!

– Если герр штандартенфюрер изволит взглянуть в кузов, он непременно обнаружит там что-то новое, – устало произнес Грубер. Он был небрит, потерял нескольких бойцов и не был настроен подобострастничать. Впрочем, штандартенфюрер и сам неохотно принимал подобострастие своих подчиненных, он куда больше ценил преданность, а уж этого в Грубере было с избытком…

…Штандартенфюрер с интересом разглядывал останки снайпера-азиата, который так успешно сражался против ребят штурмгауптфюрера в одиночку. Откинул балахон с брезентовой куртки, внимательно изучил ткань…

– … Это точно они! – уверенно произнес он. – Поздравляю, штурмгауптфюрер, наконец-то есть след. Очевидно, охотник с севера. В свое время я работал с Красной Армией, участвовал в совместных учениях, там частенько попадаются именно такие снайперы, северяне. Они там ценятся на вес золота. Хотя я просил вас о живом информаторе. Что мне делать с этим куском мяса?

– Герр штандартенфюрер! – Грубер заговорил уверенным тоном. – След есть. Мы гнались за двумя, двумя, высокими парнями, ярко выраженными славянами северного типа – один со светлыми волосами, а перед вами лежит азиат, ну хорошо, северянин-эскимос…

– Чукча! – самодовольно произнес штандартенфюрер. – Поверьте мне, Иоахим! Уж я-то знаю толк в этих советских…

– Как будет угодно герру штандартенфюреру, – Грубер почтительно склонил голову. – Как бы то ни было, собаки егерей взяли след и уверенно держат его. В этот самый момент слежка продолжается…

– Очень хорошо, Грубер! Надеюсь в этот раз все пройдет как надо! Мне нужно доложить в Берлин об успешном завершении охоты не позднее пятницы, а это уже послезавтра! – Штандартенфюрер недовольно поморщился. – Впрочем, неважно. Вы вовремя приехали, мой дорогой. Наш подопечный, профессор фон Айзенбах собирается учинить какой-то замечательный эксперимент. Чудесное развлечение в такой глуши, пойдемте же!..