Любить ненавидя - Анатолий Косоговский

Время они проводили в разговорах о своей будущей студенческой жизни. Долго гуляли по парку, сидели на лавочке в беседке с видом на восхитительный пейзаж: крутые скалы на противоположном берегу, словно вытесанные талантливым скульптором, величественно падали вниз на метров пятнадцать-двадцать, отчего захватывало дух, а под ними несла свои воды не слишком широкая, но довольно юркая река. Отсюда, с высоты, все равно было слышно ее приятное лепетание. И всю эту композицию украшал пешеходный мост, соединивший два крутых берега и уходящий на противоположном берегу в аллею из уже начинавших одеваться в пеструю разноцветную одежду деревьев.

Ленька был счастлив и не мог угомониться. Он, держа Ирину за руку, постоянно забегал вперед, а потом разворачивался и говорил, говорил. На какое-то мгновение, там, в парке, он метнулся по дорожке и уже через минуту стоял перед своими друзьями, протягивая им стаканчики с мороженым.

Уже по дороге домой он вновь отлучился: заскочил в магазин и появился оттуда с двумя бутылками пива и шоколадкой. Шоколадку он сразу же протянул Ирине, а Саше – бутылку пива.

– Мне? – почему-то удивился Саша. – Нет, Леня, спасибо. Я не буду. Чего ж ты не спросил, я бы сразу сказал.

Леня недоуменно посмотрел на приятеля:

– Да думал: в честь праздника. Ну, не хочешь, как хочешь. Давайте в какой-то двор зайдем, чтоб не светиться. Хорошо? Ириш, ты как?

Ирина промолчала, лишь пожала плечами.

Они завернули в ближайший двор, в углу которого под огромными липами находилась детская площадка и лавочки. Здесь же кто-то, видимо, жильцы ближайших домов, соорудили самодельный турник и брусья.

– О, никого нет, – обрадовался Леня. – Ну что, посидим пару минут?

Не дожидаясь ответа, он направился к лавочке, на ходу откупорив бутылку об ее край. Ирина молча присела рядом – ее лицо выражало задумчивость. «Устала, наверно», – предположил Леня. Он отхлебнул пива и протянул бутылке девушке: будешь? Та улыбнулась и отрицательно покачала головой.

Гавриленко не стал присаживаться рядом с друзьями. Он прошелся вокруг детской площадки, сложив руки за спиной, а затем уверенно направился к турнику. Слегка ударив носком туфли сначала по одному столбу, удерживавшему перекладину, затем по другому, Саша стал посредине, потом подпрыгнул и повис на перекладине, пробуя ее надежность.

– О, покажи-ка класс! – подбодрил его Леня, снова сделав глоток, и засмеялся. – Давай, Саня!

Саша, словно ожидая именно этого предложения, тут же подтянулся и, легко сделав подъем переворотом, оказался сверху, над перекладиной. Он покачнулся из стороны в сторону, поудобнее обхватывая ее и, сделав кувырок вперед, снова оказался в прежнем положении.

– Ничего себе! – похвалил его Фомин. – Молодчина! А сколько подтянешься?

Гавриленко молча кувыркнулся вперед, снова оказался под перекладиной на вытянутых руках и, не касаясь земли, начал подтягиваться. Ирина отвлеклась от своих раздумий и с интересом следила за тем, как легко Саша взмывал к перекладине, касаясь ее подбородком, делал небольшую паузу, словно подтверждая «попытка засчитана», а потом возвращался в исходное положение.

– Раз, два, три…, – весело считал Ленька, по этому случаю отставивший бутылку с пивом в сторону и удовлетворенно загибавший пальцы при каждом подтягивании товарища.

При счете «десять» Гавриленко спрыгнул на землю, начал разминать ладони, сгибая пальцы, и с улыбкой повернулся к Фомину и Ирине.

– На этот раз достаточно, – улыбнулся он и предложил, указывая на турник: – Леня, давай!

– Э-э-э, нет, – засмеялся Фомин, доставая из пачки очередную сигарету и прикуривая ее. – Я, дружище, сегодня не в форме. Как-нибудь в другой раз.

В чем-чем, а в упражнениях на турнике Фомин себя точно проявить не мог. На их улице когда-то ребята тоже поставили точно такой же турник. Все его друзья проводили там много времени, отрабатывали новые и новые упражнения. Были среди них и такие, которым удавалось крутить «солнце»6, что считалось, ни мало-ни много, высшим уличным пилотажем. Леня тоже часто бывал на площадке возле турника, но больше из чувства коллективизма, чтобы быть среди друзей. Похвастаться какими-либо достижениями в упражнениях на перекладине он, увы, не мог.

Однажды попробовав несколько раз подтянуться, он с огорчением понял, что выглядит совсем не привлекательно (болтается, как сосиска, по высказыванию одного из местных ребят). А когда во время исполнения какого-то незамысловатого упражнения пальцы не выдержали, расцепились, и он с размаху полетел на землю, вполне ощутимо хряснувшись спиной и содрав на локтях кожу, желание заниматься гимнастикой у него отпало навсегда. Зачем лезть на турник, если не получается. Не получается – и ладно. Может, силенок не хватало, может, силы воли. Так что турник, брусья – нет, не годится.

Конечно, то, что он не мог, подобно своим друзьям, подтянуться хотя бы раз пять или сделать подъем переворотом, не говоря уже о чем-то посложнее, служило поводом для насмешек некоторых представителей местной шпаны, но лишь какое-то непродолжительное время.

Он спокойно мог проявить себя в другом. Например, в футболе. В футбол Леня играл мастерски. Его в десятом классе даже во взрослую команду взяли, центральным защитником. Этим летом Фомин и кубок района в руках подержал. В смысле, заслужил, победив с командой в финале сборную одного из совхозов. Даже фотография в районной газете была – улыбающийся Ленька держит над головой кубок с маленьким футболистиком на крышке.

И даже то, что в десятом классе, посещая с командой игры в разных населенных пунктах района и находясь среди взрослых парней, начал покуривать, с каждым разом все больше и больше, никак не мешало ему так «цементировать» оборону в своей штрафной площадке, что даже мышь не проскочила бы. Не то что какой-нибудь самодеятельный нападающий, с утра пахавший поле на тракторе.

Так что турник – это всего лишь турник. Ни больше-ни меньше. Кто-то на турнике мастак, а кто-то на футбольном поле. И еще неизвестно, что престижнее.

Когда Фомин опорожнил и вторую бутылку пива, Ирина заволновалась и предложила на этом праздничную прогулку закончить. Хотя Леня и уверял ее, что ни капельки не захмелел, а просто чувствует себя веселым и счастливым. И все лишь только по одной причине: потому, что она, Ирочка, Иринка, рядом с ним. Но Ира все-таки настояла, тем более, что уже стемнело: было что-то около половины десятого вечера.

Парни подвели девушку к общежитию. Леня всю оставшуюся часть пути говорил, не останавливаясь. Он то вдруг вспоминал анекдот, от которого сам же и приходил в неописуемый восторг, то делился впечатлениями о преподавателях, заходивших к студентам в аудитории, то иронично описывал портреты чем-то выделившихся однокурсников, то пересказывал расписание занятий на неделю. В своих монологах он почему-то около десятка раз повторил незнакомое Гавриленко слово «коллоквиум». Возможно, Фомин и сам сегодня услышал его впервые, и оно ему очень понравилось. Ирина и Саша больше молчали.

Гавриленко по-джентльменски отошел в сторону и молча терпеливо ждал, пока Леня и Ирина прощались у крыльца и что-то вполголоса говорили друг другу. Он разглядывал двор возле общежития, в светлое время суток наполовину затененный громадной, раскинувшей во все стороны могучие ветви черемухой, а сейчас казавшейся большим темным облаком на фоне серого, кое-где поблескивающего звездами неба. Фонарь на столбе, по идее, предназначенный для освещения двора, почему-то не горел, поэтому свет ламп, расположенных по обе стороны крыльца, выхватывал из темноты лишь сам вход в общежитие да ступеньки. Зато окна в общежитии полыхали по всей стене длинного пятиэтажного здания – студенты обживались в своих новых комнатах.

За весь этот вечер Саша ни разу не пожалел о том, что все-таки согласился на предложение Леньки погулять. С ним и его подругой, действительно, было очень легко. Они казались настолько искренними, открытыми, можно даже сказать, простодушными, так тщательно старались не выпячивать своих чувств друг к другу, чтобы каким-то образом не обидеть Сашу, не оставить его в этот вечер в одиночестве, что, стоя здесь, у общежития, Гавриленко вдруг проникся чувством, что знает своих новых друзей много-много лет. Ирина, правда, больше молчала, зато Ленька, казалось, наговорился за их двоих.

– Да, все-таки повезло тебе! – снова, уже второй раз за день, с завистью произнес Саша, неспешно идя рядом с Ленькой по улице. – Такая девчонка!

– Сань, я сейчас ревновать начну, – засмеялся Фомин, открывая новую пачку и беря из нее сигарету. – Повезло да повезло. Тебе чего, девчонок кругом мало – вон, целый пединститут. Как минимум.

– Да нет, я просто радуюсь за тебя, чудак-человек. Приятно на вас смотреть.

– Так я же это и понял. Ты же мне друг, а друзья на подлость не способны.

– Конечно, нет.