Русские сумерки - Олег Кулагин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец отпустило.
Отец дал мне свой платок утереться. Обнял и зашептал:
– Прости, Глеб… Прости, что притащил тебя сюда. Зона – не для мальчишек!
А Петрович дружески взъерошил мои волосы:
– Ничего. Первый раз даже взрослые мужики не всё выдерживают.
– Правда? – удивился я сквозь слёзы.
– Вон Фома, земля ему пухом, вообще штаны обмочил, когда однажды наступил на хлопушку…
Ну уж нет! У меня штаны сухие.
– Идём! – выдавил я решительно.
Петрович смерил меня оценивающим взглядом:
– Ты… в порядке?
– Нормально, – буркнул, пошатываясь, словно пьяный.
– Вот и молодец… трикстер!
Больше мы не задерживались ни секунды.
Маршрут известный – мимо торгового центра «Экватор» к супермаркету «Пятёрочка». А там начнётся Тропа!
Мы торопились – насколько позволяла раненая нога отца.
Потеряли кучу времени – пока были без сознания. Да и со мной возились…
И всё равно, ещё есть надежда, что высшие от нас отстали. А может, вообще, с ними случилось то, что и с бандитами? Если они рискнули идти через Мясорубку, вслед за нами…
Я оглянулся.
Воздух над пустырём колыхался, как в полдень над горячим асфальтом. Снежинками на свету вспыхивали мириады искр. И мелькали в причудливом, волшебном танце…
Я вздрогнул. Торопливо отвернулся.
Красиво. Опять красиво – до мурашек по коже. Монотонный гул едва угадывается. Отец говорил, после выброса энергии всегда бывает затишье. И всё равно такое чувство, будто эти милые огоньки стальными иглами готовы вонзиться тебе в спину…
Я вдруг вспомнил слова отца: «Нынешняя мерзость – дело рук человеческих».
Может, он и прав.
Сейчас, в эту минуту, я ненавижу Зону. Но понимаю: зло – не в ней. И даже не в Мясорубке.
Оно – в людях. Или в тех, кто кажется людьми.
И всегда было!
Просто раньше оно выглядело не таким заметным…
Я стиснул кулаки.
Кто вас, тварей, сюда привёл? Кто первым затеял бойню?
Отец мечтает всё исправить. Но кое-что уже не исправишь.
Даже если заманить всех уродов в Мясорубку!
Я поёжился. Опять, как наяву, встала перед глазами картина…
Вот уж нет – такого никому не желаю. Разве что гадам, мучившим Йога!
Мы перешли проспект и обогнули сгоревшее здание супермаркета. Одолели почерневший сквер с мёртвыми деревьями. Там была паутина, но она легко угадывалась между сухими ветками и стволами.
Дальше начались затянутые дымкой спальные кварталы. Мы прошли по ним сотню метров. И опять оказались на Тропе.
Странно, в этот раз я физически её ощутил – будто легче стало дышать. И даже туман поредел.
Петрович сразу ускорил шаг.
Если по прямой – окраина города уже рядом. Если по Тропе – чуть дольше, километра два…
Потом периметр и лес.
Легко будет затеряться!
Там ведь не одна Тропа – там их тысяча!
Обходим стадион, весь затянутый фиолетовой плесенью. Стадион как новенький, а прямо за ним – огромная воронка. Даже не знаю, что могло её породить – точно не взрыв, вон в соседних домах даже стекла целые.
Здесь Тропа делает петлю, далеко огибая воронку.
И мы почти одолеваем этот загиб, когда из тумана, в конце улицы, по которой только что шли, рождается неясный силуэт.
Рождается и исчезает, слившись с кустами…
– Уже, – криво усмехается Петрович.
– Может, это не они? – шепчет отец.
– Они…
Наш вожак вдруг сдёргивает автомат с плеча и отступает к ближайшему дому:
– Всё. Дальше без меня! Только не Тропой – там точно будут ждать…
– Николай, – хмурится отец, впервые называя Петровича по имени.
– Не трать время! – махнул он рукой. – В конце квартала свернёшь. А я постараюсь их задержать, – хлопает себя по жилету с торчащим из кармана трофеем, бандитской лимонкой.
– Вместе уйдём!
– Не уйдём, – качает головой Петрович. – Догонят, – смеривает отца коротким взглядом. – Оттуда топайте напрямик – будет осиное гнездо и ещё масса всякой фигни… но ты сумеешь, я в тебя верю.
Отец с обрезом в руках хмуро смотрит в дымку. Петрович добавляет:
– Заработает мобила – сразу звони Черепу. Пусть поднимает людей!
– Понял.
– А если понял – так вали отсюда!
В голосе вожака – злость. Но в глазах – совсем другое.
Они с отцом обнимаются, а мне Петрович ерошит волосы жёсткой ладонью:
– Никогда не сдавайся, трикстер.
Я хочу ответить – что-то подходяще героическое. Но вместо этого шмыгаю носом, как сопливый первоклассник. Он улыбается и легонько толкает меня в плечо:
– Лови фарт!
Разворачивается и идёт к дому – оттуда хорошо видна Тропа, можно на целый километр держать её под обстрелом.
А мы убегаем вдоль по улице. И прежде чем свернуть за угол, я успеваю оглянуться. Петрович – уже в окне третьего этажа. Замечает меня, машет рукой. И скрывается в глубине дома.
Больше я его не видел.
С каждым шагом от Тропы дымка становится гуще, тени глубже… В воздухе плавает резкий аромат фиолетовой плесени. Но пока её немного.
Зато хватает чёртовой травы. Эта не пахнет, да ещё и растёт тут вперемежку с обычной – различаешь, только подойдя вплотную.
Хорошо, что дальше начинается голое место.
Плохо, что сразу становится ясно, куда исчезли растения.
Из мутной пелены вырастает здание 42-й школы. Санька Деревянко там учился. Теперь не учится – торгует на рынке всякой ерундой. А школа стоит, целая, невредимая: с одной стороны – будто укрытая прозрачным, нетающим льдом, с другой – затянутая гигантским серым коконом.
Несколько отверстий в коконе – как немигающие чёрные зрачки.
Мы должны пройти мимо.
Школу не обойдешь. Справа – всё в фиолетовой плесени. А левее – жёлтое облако окутывает развалины.
И мы движемся прямо.
Очень аккуратно. Бесшумно ступая по пыльному асфальту.
Это сейчас главное – не потревожить…
Я иду, затаив дыхание.
Серый кокон уже близко. Я отчетливо вижу его неровную, бугристую поверхность. Какие-то мерзкие зеленоватые потёки – рядом с отверстиями…
Нет, лучше туда не смотреть!
Гляди под ноги, дурак. Вот, едва не споткнулся о кирпич!
Хорошо, что толстый слой пыли гасит звук шагов.
Тут всё ею покрыто – не только земля, но и машины, мёртвые детские качели…
И нигде никаких следов – проходил ли тут вообще хоть кто-то, с тех пор как Сумерки убили город?
Неужели мы первые?
Или нет… Что это там угадывается в пыли? Лохмотья, оставшиеся от рюкзака? А рядом? Куски человеческого скелета?
«Не поворачивай голову! Смотри перед собой. Главное – не потревожить!»
Я строго следую этой директиве. И через пару шагов, будто на мину, наступаю на укрытую пылью раздавленную пластиковую бутылку.
Звук кажется оглушительным!
Отец резко оборачивается. Хватает меня за руку и ускоряет шаг, насколько позволяет его раненая нога.
Холодный пот стекает у меня по шее. «Бум-бум-бум!» – бешено колотится сердце в груди.
Но двор скоро закончится. Ещё немного, и мы скроемся вон за тем домом!
Я отчаянно в это верю.
И в этот миг грохот автоматной очереди раскалывает воздух.
А спустя секунду – там, у Тропы – взрывается граната!
Дребезжат уцелевшие стекла в пятиэтажке. Странный звук эхом долетает от 42-й школы.
Серый кокон вздрагивает. Или мне кажется? Разглядеть не успеваю.
Мы бросаемся к подъезду. Фиолетовая плесень бахромой свисает с козырька. Дверь открыта, но почти наполовину затянута смертельной дрянью.
Лезть внутрь – глупо.
Даже стоять рядом опасно! А отец накидывает капюшон своей «счастливой» куртки. И хрипло командует:
– За мной!
Он первым бросается под фиолетовую бахрому. Я проныриваю следом. От запаха плесени щиплет в носу, слезятся глаза…
Мы взлетаем по ступеням. Отец на ходу срывает разъеденную куртку, швыряет её вниз. Фиолетовые побеги змеятся на лету, дожирая куртку.
Хрустит под ногами скелет кошки. Второй этаж.
Что-то происходит там, во дворе, – какие-то огни мелькают за грязными стеклами. И всё громче звук – будто к нам летит огромная муха!
Ещё один этаж.
Наконец-то открытая дверь квартиры! Её окна должны выходить на ту сторону!
Мы проскальзываем внутрь.
В коридоре – пыль, разбитая чашка на полу. В кухне на табурете сидит мертвец – серый, засушенный, как мумия. Нам не туда!
Мы бежим в гостиную, к балконной двери. Рядом с ней – тоже тела. Сидят в креслах. Незряче таращатся в мёртвый экран телевизора.
Отец проскакивает мимо, к балкону.
Я бегу за ним. И всхлипываю от ужаса.
Потому что мертвецы поворачивают головы. Смотрят на меня страшными высохшими глазницами.
На мгновение я замираю – этот миг кажется невыносимо долгим…
Отчаянно хочется удрать – куда угодно, лишь бы вон из этой комнаты. Но я шагаю вперед – между мертвецами, едва не задев одного плечом. И вслед за отцом перемахиваю через балконные перила.
