Полное собрание стихотворений - Марина Цветаева

Я навстречу и мигом

Незнакомому гостю свой стул подаю.

“Знаю мудрость твою,

Ведь и сам ты не друг непонятным и путаным книгам.

Я устала от книг!

Разве сердце от слов напечатанных бьется?”

Он стоит и смеется:

“Ты, шалунья, права! Я для деток веселый шутник.

Что для взрослых – вериги,

Для шалуньи, как ты, для свободной души – волшебство.

Так проси же всего!”

Я за шею его обняла: “Уничтожь мои книги!

Я веселья не вижу ни в чем,

Я на маму сержусь, я с учителем спорю.

Увези меня к морю!

Посильней обними и покрепче укутай плащом!

Надоевший учебник

Разве стоит твоих серебристых и пышных кудрей?”

Вдруг я вижу: стоит у дверей

И не знает, уйти ли и грустно кивает волшебник.

Первая роза

Девочка мальчику розу дарит,

Первую розу с куста.

Девочку мальчик целует в уста,

Первым лобзаньем дарит.

Солнышко скрылось, аллея пуста...

Стыдно в уста целовать!

Девочка, надо ли было срывать

Первую розу с куста?

Исповедь

Улыбаясь, милым крошкой звали,

Для игры сажали на колени...

Я дрожал от их прикосновений

И не смел уйти, уже неправый.

А они упрямца для забавы

Целовали!

В их очах я видел океаны,

В их речах я пенье ночи слышал.

“Ты поэт у нас! В кого ты вышел?”

Сколько горечи в таких вопросах!

Ведь ко мне клонился в темных косах

Лик Татьяны!

На заре я приносил букеты,

У дверей шепча с последней дрожью:

“Если да, – зачем же мучить ложью?

Если нет, – зачем же целовали?”

А они с улыбкою давали

Мне конфеты.

Девочка-смерть

Луна омывала холодный паркет

Молочной и ровной волной.

К горячей щеке прижимая букет,

Я сладко дремал под луной.

Сияньем и сном растревожен вдвойне,

Я сонные глазки открыл,

И девочка-смерть наклонилась ко мне,

Как розовый ангел без крыл.

На тоненькой шее дрожит медальон,

Румянец струится вдоль щек,

И видно бежала: чуть-чуть запылен

Ее голубой башмачок.

Затейлив узор золотой бахромы,

В кудрях бирюзовая нить.

“Ты – маленький мальчик, я – девочка: мы

Дорогою будем шалить.

Надень же (ты – рыцарь) мой шарф кружевной!”

Я молча ей подал букет...

Молочной и ровной, холодной волной

Луна омывала паркет.

Мальчик-бред

Алых роз и алых маков

Я принес тебе букет.

Я ни в чем не одинаков,

Я – веселый мальчик-бред.

Свечку желтую задую, —

Будет розовый фонарь.

Диадему золотую

Я надену, словно царь.

Полно, царь ли? Я волшебник,

Повелитель сонных царств,

Исцеляющий лечебник

Без пилюль и без лекарств.

Что лекарства! Что пилюли!

Будем, детка, танцевать!

Уж летит верхом на стуле

Опустевшая кровать.

Алый змей шуршит и вьется,

А откуда, – мой секрет!

Я смеюсь, и все смеется.

Я – веселый мальчик-бред!

Принц и лебеди

В тихий час, когда лучи неярки

И душа устала от людей,

В золотом и величавом парке

Я кормлю спокойных лебедей.

Догорел вечерний праздник неба.

(Ах, и небо устает пылать!)

Я стою, роняя крошки хлеба

В золотую, розовую гладь.

Уплывают беленькие крошки,

Покружась меж листьев золотых.

Тихий луч мои целует ножки

И дрожит на прядях завитых.

Затенен задумчивой колонной,

Я стою и наблюдаю я,

Как мой дар с печалью благосклонной

Принимают белые друзья.

В темный час, когда мы все лелеем,

И душа томится без людей,

Во дворец по меркнущим аллеям

Я иду от белых лебедей.

За книгами

“Мама, милая, не мучь же!

Мы поедем или нет?”

Я большая, – мне семь лет,

Я упряма, – это лучше.

Удивительно упряма:

Скажут нет, а будет да.

Не поддамся никогда,

Это ясно знает мама.

“Поиграй, возьмись за дело,

Домик строй”. – “А где картон?”

“Что за тон?” – “Совсем не тон!

Просто жить мне надоело!

Надоело... жить... на свете,

Все большие – палачи,

Давид Копперфильд”... – “Молчи!

Няня, шубу! Что за дети!”

Прямо в рот летят снежинки...

Огонечки фонарей...

“Ну, извозчик, поскорей!

Будут, мамочка, картинки?”

Сколько книг! Какая давка!

Сколько книг! Я все прочту!

В сердце радость, а во рту

Вкус соленого прилавка.

Неравные братья

“Я колдун, а ты мой брат”.

“Ты меня посадишь в яму!”

“Ты мой брат и ты не рад?”

“Спросим маму!”

“Хорошо, так ты солдат”.

“Я всегда играл за даму!”

“Ты солдат и ты не рад?”

“Спросим маму!”

“Я придумал: акробат”.

“Не хочу такого сраму!”

“Акробат – и ты не рад?”

“Спросим маму!”

Скучные игры

Глупую куклу со стула

Я подняла и одела.

Куклу я на пол швырнула:

В маму играть – надоело!

Не поднимаясь со стула

Долго я в книгу глядела.

Книгу я на пол швырнула:

В папу играть – надоело!

Мятежники

Что за мука и нелепость

Этот вечный страх тюрьмы!

Нас домой зовут, а мы

Строим крепость.

Как помочь такому горю?

Остается лишь одно:

Изловчиться – и в окно,

Прямо к морю!

Мы – свободные пираты,

Смелым быть – наш первый долг.

Ненавистный голос смолк.

За лопаты!

Слов не слышно в этом вое,

Ветер, море, – все за нас.

Наша крепость поднялась,

Мы – герои!

Будет славное сраженье.

Ну, товарищи, вперед!

Враг не ждет, а подождет

Умноженье.

Живая цепочка

Эти ручки кто расцепит,

Чья тяжелая рука?

Их цепочка так легка

Под умильный детский лепет.

Кто сплетенные разнимет?

Перед ними каждый – трус!

Эту тяжесть, этот груз

Кто у мамы с шеи снимет?

А удастся, – в миг у дочки

Будут капельки в глазах.

Будет девочка в слезах,

Будет мама без цепочки.

И умолкнет милый лепет,

Кто-то всхлипнет; скрипнет дверь...

Кто разнимет их теперь

Эти ручки, кто расцепит?

Баярд

За умноженьем – черепаха,

Зато чертенок за игрой,

Мой первый рыцарь был без страха,

Не без упрека, но герой!

Его в мечтах носили кони,

Он был разбойником в лесу,

Но приносил мне на ладони

С магнолий снятую росу.

Ему на шее загорелой

Я поправляла талисман,

И мне, как он чужой и смелой,

Он покорялся, атаман!

Улыбкой принц и школьник платьем,

С кудрями точно из огня,

Учителям он был проклятьем

И совершенством для меня!

За принужденье мстил жестоко, —

Великий враг чернил и парт!

И был, хотя не без упрека,

Не без упрека, но Баярд!

Мама на даче

Мы на даче: за лугом Ока серебрится,

Серебрится, как новый клинок.

Наша мама сегодня царица,

На головке у мамы венок.

Наша мама не любит тяжелой прически, —

Только время и шпильки терять!

Тихий лучик упал сквозь березки

На одну шелковистую прядь.

В небе облачко плыло и плакало, тая.

Назвала его мама судьбой.

Наша мама теперь золотая,

А венок у нее голубой.

Два веночка на ней, два венка, в самом деле:

Из цветов, а другой из лучей.

Это мы васильковый надели,

А другой, золотистый – ничей.

Скоро вечер: за лесом луна загорится,

На плотах заблестят огоньки...

Наша мама сегодня царица,

На головке у мамы венки.

Жар-птица

Максу Волошину

Нет возможности, хоть брось!

Что ни буква – клякса,

Строчка вкривь и строчка вкось,

Строчки веером, – все врозь!

Нету сил у Макса!

– “Барин, кушать!” Что еда!

Блюдо вечно блюдо

И вода всегда вода.

Что еда ему, когда

Ожидает чудо?

У больших об этом речь,

А большие правы.

Не спешит в постельку лечь,

Должен птицу он стеречь,

Богатырь кудрявый.

Уж часы двенадцать бьют,

(Бой промчался резкий),

Над подушкой сны встают

В складках занавески.

Промелькнет – не Рыба-Кит,

Трудно ухватиться!

Точно радуга блестит!

Почему же не летит

Чудная Жар-Птица?

Плакать – глупо. Он не глуп,

Он совсем не плакса,

Не надует гордых губ, —

Ведь Жар-Птица, а не суп

Ожидает Макса!

Как зарница! На хвосте

Золотые блестки!

Много птиц, да все не те...

На ресницах в темноте

Засияли слезки.

Он тесней к окну приник:

Серые фигуры...

Вдалеке унылый крик...

– В эту ночь он все постиг,

Мальчик белокурый!

“Так”

“Почему ты плачешь?” – “Так”.

“Плакать “так” смешно и глупо.

Зареветь, не кончив супа!

Отними от глаз кулак!

Если плачешь, есть причина.

Я отец и я не враг.

Почему ты плачешь?” – “Так”.