Взгляд. Заметить Христа в творении - Владимир Зелинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он в глыбе поселен,
Чтоб в тысяче градаций
Из каменных пелен
Все явственней рождаться.
(Борис Пастернак)
Но кто этот смысл изначально определил, из какой породы высек? Кто зачал его в нас для будущего рождения? Самая точная, тонко организованная речь и словесные черновики, из которых состоят наши разговоры, прибегают почти к одному и тому же словарю. Остается загадкой: как из словесной трухи и непроглядной пыли вдруг появляется и озаряет нас краешек той истины, которая связует человека и Бога?
ИСТИНА
Она не связана с речью, которая ее произносит, существует до нее, еще до того слова, которое извлекает ее из темноты. Как будто кто-то «проявляет» ее, как фотографию, с каких-то негативов, хранящихся в моей памяти, в отпечатках, оставшихся на моем существовании. Я узнаю эту истину как весть о самом существенном, знакомом издавна. Окружающий мир из хаотичного и «сырого» становится иным, освоенным, очеловеченным моим сознанием, откликающимся некой правде, которая заложена в нем в качестве первозданного сокрытого смысла.
ТА ВЕРА, ЧТО ВО МНЕ, МОЯ?
Здесь, однако, начинается другая череда вопросов: в какой степени мое схватывающее, впитывающее мир сознание принадлежит действительно мне? Откуда возникают эти образы, которые я могу разделить с другими? Одни говорят, что они уже заложены в предыстории всякого человеческого «я», в дрейфующем континенте ассоциаций, воспоминаний, впечатлений, всего того, что мы отсняли глазами и впитали ушами в течение жизни. Другие же возражают, утверждая, что в «я» каждого из нас спрессовано целое общество. Так, восприняв религию от родителей, от доброй няни, от ангела, коснувшегося меня крылом, я еще могу сказать, что верую в Бога. Но что значит «веровать» во всей полноте и многозначности этого слова? Чувство, вложенное в верование, возможно, и мое, но разве слово «Бог» не принадлежит языку, традиции, исторической памяти? Стало быть, моя вера, мое призвание в том, чтобы дать заново родиться этому слову во мне?
УТАЕННАЯ КРАСОТА
За века до Микеланджело и Родена мыслитель, известный Церкви под именем Дионисия Ареопагита, высказал нечто, что перекликается с их интуицией… «Ваятели, вырубая из цельного камня статую и устраняя все лишнее, что застилало чистоту ее сокровенного лика, тем самым только выявляют ее утаенную даже от себя самой красоту». Итак, сокрыт ли действительно в нас образ слова, притязающего стать «сокровенным ликом» и даже самим присутствием Бога, как и утаенная красота Его лица?
ОБРАЗ – В ИМЕНИ
Если попытаться добраться до той красоты, следует отправиться за ней по ее следам, устраняя всякую не-красоту, снимая с видимого все напластования, всю пыль, которая, оседая, ложатся на невидимое. Ибо невидимое Его, – говорит апостол Павел, – вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы (Рим. 1:20). То, что неизреченно в сущности Божией, – мог бы, наверное, сказать св. Григорий Палама – становится доступным восприятию благодаря энергии имен, наполняющей собой тварные существа. Сотворив животных и птиц, Господь привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей (Быт. 2:19). Однако никакое настоящее имя не есть изобретение нашего мозга, созданное из «так хочу». Подлинное имя есть открытие неведомой нам сущности, сотворенной ранее и предназначенной быть обнаруженной. Человеку – до грехопадения – был дарован и мир невидимый, чтобы он мог извлекать из него первоначальный лик тварей, запечатленный в имени, помысел или замысел Божий о словесной сущности вещей. Вещи выявляют свою словесную природу, предоставляя человеку, первенцу из людей, Адаму, неистребимому в нас, досказать главное – образ каждой вещи, приоткрывающийся в имени.
ИСПОВЕДАНИЕ ВЕЩЕЙ
Слово, силой которого всякое произнесенное, откликающееся Творцу имя общается с сущностью вещи, заключает в себе энергию «исповедания» вещей, которое совершается через нас. Имя – путь, который ведет нас к началу всего сотворенного (Богом или человеком), обладающего своим языком, желающего выговориться через нас.
Когда мы произносим «дерево» или «река», не выдаем ли мы друг другу секрет связи языка и вещей, который Бог вложил в них, как и в нас? Он заключил нас в общение друг с другом, и секрет Его – на устах у всех, тот секрет, что движет солнце и светила. А когда говорим: Мать, Сын, Отец, не исповедуем ли, что мы – Семья?
СТРАНА ТВОРЕНИЙ
«Тот, кто не любит деревьев, не любит Христа», – сказал Нектарий Эгинский, греческий святой начала ХХ века. Верно ли, что за деревьями он разглядел тень Иисуса? Деревья «исповедуют», что грехопадения не было среди них, что не их выгнали когда-то из рая. Можно воспринимать чудо всякого дерева, «не веря воскресенья чуду» (таким, как заметил Г. С. Померанц, было исповедание Альбера Камю, впрочем не только его), неся в себе неутоленную ностальгию по «небывалости вселенной» или по вечно раскрывающейся новизне жизни, проглядывающей за деревьями.
Мне часто думается – Бог
Свою живую краску кистью
Из сердца моего извлек
И перенес на ваши листья
(Борис Пастернак)
Ибо и цвет – имя. Разве не то же самое можем сказать мы об именах дорог или колодцев? Или о словаре морей, облаков, хитроумнейших инструментов, изготовляемых человеком? Как не вспомнить о словах, улавливающих облик человеческого тела, передающих рисунок улыбки, повадку зверя? Они отмечены дыханием Божиим, взяты из Его реки, которая течет и в моих жилах. Путь к ней проходит через каждое из имен. И не пора ли нам обратить слух к любви, которая сочится от них? Всякая любовь отмечена знаком причастия и пробуждения памяти.
Некогда я оставил страну, в которой я был на ты со всем творением. Я мог сказать Ты, даже не зная Тебя, благодаря вещам, сотворенным Тобою для меня, к которым Ты дал мне прикоснуться, которые позволил созерцать, а затем и творить заново из образов, дарованных мне, озвученных, выписанных Твоим Словом.
СЛОВА-ОТТИСКИ
Правда, между именами сущего и их сутью не существует подобия – предупреждал еще св. Василий Великий. Пусть
