Социалистическая традиция в литературе США - Борис Александрович Гиленсон

и это было знамением времени, кануна XX в., когда стало особенно очевидно, что капиталистический миропорядок изживает себя, что ему на смену должен прийти социализм. У Беллами отчетливо проявилась специфическая черта многих американских утопий: практичность, деловитость, конкретность. Его соотечественники не часто открывали новые земли, переселялись в сказочные страны и на другие планеты: по большей части они конструировали свои проекты на американской почве. Все это определило своеобразие сюжета и образного строя в романе Беллами{59}.

Писатель использовал мотив летаргического сна. Его главный герой Джулиэн Уэст, молодой человек из состоятельной семьи, житель Бостона, заснув в устроенных им подземных хоромах в 1887 г., просыпался в 2000 г. в обстановке «новой цивилизации человеческого братства», в гостеприимном доме доктора Лити. Доктор Лити играл роль чичероне, проводника по Новому Миру; художественный эффект достигался с помощью излюбленного писателями-утопистами приема контраста. Прошлое, которое «репрезентировал» Уэст, представало во всей своей абсурдности; будущее, Новый Мир, напротив, обнаруживало свои неоспоримые преимущества.

Устами своих героев писатель изобличал пороки капитализма, порождающего нищету, кризисы, унижение трудящегося человека. В Новом Мире, основанном на экономическом равенстве и осуществившем принцип «от каждого по труду, всем поровну», эти пороки навсегда искоренялись. Все средства производства переходили в руки государства, превратившегося в общенациональный трест. Техника достигала сказочно высокого уровня, истощающую конкурентную борьбу сменяли отношения братства и взаимопомощи. В Новом Мире преодолевалась противоположность между физическим и умственным трудом, устанавливалось равноправие между мужчиной и женщиной, вводилось всеобщее образование и т. д.

Что же питало социально-экономическую мысль Беллами? Хотя, по-видимому, Беллами не изучал Маркса специально, однако идеи основоположника научного коммунизма могли до него дойти и через «вторые руки». Беллами штудировал сочинения немецких социалистов, был знаком с членами «Лиги эмансипации», основанной Вейтлингом, а ознакомившись с работой Чарлза Нордхоффа «Коммунистические общества в Соединенных Штатах» (1875), охарактеризовал ее как «один из самых цепных вкладов в американскую литературу».

Наконец, Беллами внимательно прочел книгу американского социалиста Лоуренса Гронлунда (1846–1899) «Кооперативная республика» (1884). Ее автор, используя труды Маркса, доказывал, отдав, правда, дань реформистским иллюзиям, несправедливость существующего порядка вещей, прежде всего системы наемного труда, и призывал к национализации крупной собственности. Конечно, Беллами, питавший типично американскую «нелюбовь к теории», не был научно мыслящим социалистом, отзываясь на различные, в том числе на пришедшие из Англии фабианские, реформистские теории, каких было немало в те годы{60}.

Вообще картина будущего в романе Беллами при многих проницательных прозрениях была в чем-то наивна. Ужо современникам бросались в глаза и отдающая некоторым мещанством фетишизация технических удобств и усовершенствований, и удручающее однообразие людей, живущих в Новом Мире, и скучноватая бесконфликтность их бытия. Для Беллами, как и некоторых других утопистов, жизнь в будущем, достигнув идеала, словно бы остановилась. Подчеркнутое внимание Беллами к аксессуарам комфорта вызывало упреки в том, что писатель угождает мещанским вкусам. Его утилитаризм заметен и в той весьма незавидной роли, которая уготована в обществе будущего литературе и искусству. Поскольку в 2000 г. наступает абсолютная гармония, исчезают драмы и конфликты, писателям остается создавать легкие, развлекательные, оживляющие досуг произведения.

Воспитание нового человека, гармонично физически и духовно развитого, т. е. проблема, волновавшая поколения мыслителей, представлялось Беллами, стоявшему на позициях прямолинейного детерминизма, довольно нехитрым делом. Игнорируя сложность человеческой природы, Беллами считал, что достаточно людей поместить в разумную, здоровую социальную среду, как они превратятся в некие эталоны совершенства, и все проблемы, нравственно-этические, психологические, разрешатся сами собой. Даже «странности любви», если верить Беллами, неумолимо подчинялись логике экономических отношений, происходила некая естественная селекция, гармонический подбор людей по парам, наиболее соответствующим друг другу в духовном и физическом смысле{61}.

Наконец, подобно просветителям, Беллами уповал на силу убеждения, обращенного как к высшим, так и низшим классам, верил в возможность безболезненной эволюции. Здесь всего очевиднее сказывались либерально-реформистские иллюзии Беллами. От доктора Лити Джулиэн Уэст узнавал, что переход к новому строю был мирным и что «последователи красного флага» «не только не способствовали его установлению, а лишь мешали этому»{62}.

Роман был написан рукой журналиста, обладающего несомненным даром популяризатора. Четкость и доступность заключенной в книге главной идеи, обстоятельные тезисы доктора Лити, опровергавшего «прописные истины», бытовавшие в капиталистической Америке, сами его доводы в пользу преимуществ новой системы не могли не импонировать читателям. Писатель доходчиво разъяснял экономические категории, не утомляя, однако, читателя теорией, отвлекаясь вовремя в сторону, чтобы напомнить о быте или переживаниях своего героя.

Контрастное сравнение двух миров оказывалось своеобразной двигательной пружиной в разговорах доктора Лити и Джулиэна Уэста. Этот контраст достигал необычайной резкости в финале романа, когда Уэст, заснув, переносился обратно в Бостон 1887 г. На этот раз, проводя героя по улицам Бостона XIX в., Беллами заставлял его с особой остротой почувствовать те пороки и зло, ту пропасть между богатством и бедностью, которые прежде ускользали от его самодовольного взора.

Придя в дом своей невесты Эдит, он бросает в лицо респектабельному бостонскому обществу слова: «Я был на Голгофе, я видел человечество, распятое на кресте»{63}. Его не хотят слушать и с возмущением изгоняют. Теперь, увидев современную Америку с позиций обретенного социального идеала, он открывает для себя истину, такую простую и неопровержимую: «Человеческая глупость, а не человеческое жестокосердие — главная причина всемирной нищеты»{64}. Пробуждение Уэста возвращает его к светлой реальности Нового Мира, где он обретает и личное счастье в любви дочери доктора Лити Эдит, которая оказывалась внучкой его невесты Эдит Бартлетт. Так повествование оживлялось любовной историей, выдержанной, правда, в сентиментально-слащавом духе. Наконец, остроумные притчи (о розе, о дилижансе), включенные в повествование, придавали наглядность теоретическим идеям книги.

Появление романа вызвало широкие отклики. Если критики из консервативного лагеря и нашли его «глубоко разочаровывающим», то господствующими были голоса одобрения и восторга.

Описывая впечатление, произведенное книгой «Взгляд назад», публицист Линн Бойд Портер прибег к такой красочной метафоре: он нарисовал картину темницы с заключенными, в которую проник «благословенный луч»: «Один из заключенных поднялся на ноги со вздохом радости. Чья-то благородная душа проникла сквозь эти стены, отодвинув огромный камень. Я не видел этого человека, но кто-то произнес его имя: «Беллами»… Новый свет позволил мне увидеть много. Я узнал, что в тюрьме есть двери, чьи запоры, хотя и заржавевшие, можно все-таки сдвинуть»{65}.

В 1890-х годах в США даже возникло политическое движение — партия национализаторов, целью которой было претворение в жизнь планов Беллами по передаче всех средств производства в руки государства. Но при этом Беллами не был обычным буржуазным реформатором, что видно из