Расскажите, тоненькая бортпроводница. Повесть - Елена Фёдорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они стояли в нескольких шагах от эскалатора, а людской поток безропотно обтекал их с двух сторон.
– Что мы здесь стоим, как две сироты? Поедем ко мне? – предложил Александр. Оля пожала плечами, потому что боялась своим поспешным согласием спугнуть счастье, которое представилось ей маленькой дивной птичкой, способной улететь в любой миг.
– Я заварю тебе фантастический чай из горных трав, – голос Александра стал настойчивее. Он понял, что нужно действовать, чтобы не потеряться ее снова. – Поедем, я буду петь тебе до полночи стихи. Я буду рассказать тебе о необычайной красоте гор, о том, как я бороздил морские просторы… Про всю свою жизнь расскажу тебе потом. А сначала я должен сказать тебе, что ты самая, самая, самая единственная.
Ты – богиня в речах и движеньях,Небом посланный, ангельский птах.Находиться в твоем приближенье,Словно в света купаться волнах.11
Ты станешь моей женой сегодня и навсегда. Понимаешь, на-всег-да? – скороговоркой выпалил Александр. Он очень боялся, что дивная птица счастья улетит, если он сейчас же ее не посадит в золотую клетку своей любви, своих чувств, своего обожания.
– На-всег-да, – Оля вспомнила свой сон про темную лестницу, по которой она когда-то бежала за Александром, улыбнулась, поняв, что догнала его. Догнала, перешагнув сразу через четыре ступеньки, разделяющие их. Нет, не перешагнула, перелетела через ненужные ступени, чтобы опуститься на завораживающий и пугающий своей неизвестностью айсберг по имени Александр, Саша, Шурка…
Ночная ведьма
С Марией Николаевной Поповой Оля встретилась случайно. Они столкнулись у дверей службы.
– Мария Николаевна! – радостно закричала Оля. – Вы меня, конечно, не помните…
– Помню, милая, – улыбнулась Мария Николаевна. – Стюардессой ты стала, а замуж за Александра вышла?
– Ах, вы и имя его помните! – восхитилась Оля. – Да, мы уже четыре года женаты. У нас растет сын Артемка. Спасибо вам огромное. Я так мечтала с вами встретиться, поговорить, расспросить вас обо всем. Можете вы со мной поговорить? У вас есть время?
– Есть у меня время, милая, – улыбнулась Мария Николаевна и, взяв Олю под руку, повела за собой.
Они поднялись в ресторан и сели за самый дальний столик у окна. В окно был виден перрон, где двигались и беззвучно взлетали самолеты. А напротив красовалась «рюмка» – визитная карточка аэропорта Шереметьево.12
– Сколько хлопот было с установкой этой «рюмки», – глядя в окно, проговорила Мария Николаевна. – Почва здесь трудная плывун. Он никак не поддавалась людям. Но, терпение и труд сделали свое дело. Стоит наша «рюмка», и все ею любуются.
Они немного помолчали, а потом Мария Николаевна спросила:
– Ты знаешь, как называли первых летчиков?
– Авиаторами, – ответила Оля.
– Правильно. Но были среди них не только мужчины. Первых женщин летчиц назвали – авиатриссы.
Оля сразу вспомнив Ларису Мельцер – стюардессу с двумя «С», и подумала: «Знай Лорка про авиатрисс, обязательно бы вворачивала в свою речь это словечко с двумя «С».
– Первой авиатриссой стала Лидия Васильевна Зверева в 1911 году. Второй – Евдокия Анатра. Третьей – известная певица Молли Море – Любовь Александровна Галанчикова. Она, между прочим, была шеф-пилотом у Фоккера в Германии, установила несколько рекордов дальности при перелете Берлин – Париж.
Были среди летчиц дамы из высшего сословия. Княгиня Евгения Михайловна Шаховская самостоятельно летала на самолете «Райтер». А в 1913 году была даже создана специальная школа, где готовили авиатрисс.
– А сейчас авиатриссы есть?
– Конечно, – улыбнулась Мария Николаевна. – Только не очень охотно берут женщин в авиацию. Хотя еще в 1934 году Марина Раскова утверждала, что женщины летают не хуже мужчин. Она говорила, что профессия летчика не возможна без риска, что человек, однажды испытавший счастье самостоятельного полета, уже никогда не изменит своей мечте. Разумеется, если у него душа настоящего летчика.
У Марины Расковой была душа настоящего летчика. Вместе с Валентиной Гризодубовой они совершали рекордные беспосадочные перелеты. В свои двадцать три года Марина уже преподавала штурманское дело в Военно-Воздушной Академии.
Поначалу, видя в расписании занятий надпись: «штурманское дело – преподаватель Раскова», слушатели думали, что произошла ошибка. Некоторые даже посмеивались: «Напишут же такое!» А когда Марина входила в аудиторию, то на нее попросту не реагировали.
Уважительно о Марине заговорили только тогда, когда ее назначили штурманом черноморской экспедиции и поручили прокладывать курс для полетов над морем в осенние дни в сложных метеоусловиях по новой трассе Одесса – Батуми.
А беспосадочный перелет Москва – Дальний Восток на самолете «Родина» прославил Раскову, Гризодубову и Осипенко на весь мир. Целых двадцать восемь лет никто не мог пролететь расстояние в шесть тысяч четыреста пятьдесят километров за двадцать шесть часов и двадцать девять минут, как наши девушки.
Правда этот полет не был легким. Из-за плохой погоды лететь пришлось за облаками на высоте семь тысяч пятьсот метров. Температура за бортом минус сорок. Самолет покрылся ледяной коркой. Вышла из строя радиостанция. Связь с Москвой прервалась.
Девушки приняли решение лететь по приборам. Вся надежда была на штурманский расчет Марины. Вскоре показался Амур. Но радость омрачила мигающая красная лампочка – горючее на исходе. Подходящего места для посадки нет, кругом тайга и болота. Гризодубова приказала Расковой прыгать, опасаясь, что в случае неудачной посадки Марина погибнет. Марина прыгнула.
Сильным порывом ветра ее парашют отнесло на приличное расстояние от места планируемой посадки. Марина осталась в тайге в полном одиночестве. Но не испугалась, не стала сидеть на месте, а двинулась вперед. Подруги ждали ее. Верили, что Марина найдет их, не зря же она штурманскому делу училась.
Ровно через девять дней Марина вышла из тайги недалеко от поселка Керби, точно к тому месту, где приземлился самолет «Родина».
Раскова, Гризодубова, Осипенко вернулись в Москву поездом. Их встречали, как настоящих героев. Мы были счастливы, что все закончилось благополучно. Никто не скрывал слез радости и восторга. Казалось, радость будет вечной, но…
Как-то вдруг сломалась, рухнула мирная жизнь. Страшное слово «война» бесцеремонно вторглось в нашу речь. Голубое небо, которое мы так любили, превратилось в грохочущее от рева самолетов, смятое, вздыбленное, огненное пространство.
С первых же дней войны мы все стали рваться на фронт. А Марина Раскова предложила создать женские авиационные части из летчиц Осавиахима и пилотов Гражданского Воздушного флота. В ЦК партии предложение обсуждали до осени. Наконец, решение о создании женского полка легких ночных бомбардировщиков было принято, а командовать им поручили Марине Расковой и Евдокии Бершанской. Никто и не подозревал, что через несколько месяцев женский полк будет наводить на немцев парализующий страх.
А секрет наш был простым. Мы летали на маленьких самолетах У-2 «уточках», как мы их любовно называли. Так вот эти «уточки» летали туда, куда было невозможно пробиться тяжелым бомбардировщикам. Мы научились летать с выключенными моторами на бреющем полете низко над землей. Появление наших самолетов было всегда неожиданным. Поэтому-то немцы нас и окрестили «Ночными ведьмами». Жаль только, Марина не порадовалась за нас…
Мария Николаевна замолчала, вспомнив, как ей было невыносимо больно, когда 12 января 1943 года хоронили Марину Раскову.
– Это противоестественно, неправильно, непоправимо, – твердила она, размазывая по лицу слезы.
Самолет, на котором летел экипаж командира женского Таманского полка ночных бомбардировщиков, майора Марины Расковой попал в сложные, тяжелейшие метеоусловия и потерпел катастрофу. Погибли все…
В день вылета Марина отослала маме и дочке письмо: «Дорогие мои, мамочка и Танюрочка… Посылаю вам привет и тысячу поцелуев… Все у нас в порядке, обо мне не беспокойтесь. Посылаю тебе ключи от нашей квартиры, которые улетели вместе со мной в моем кармане. Будьте умницы, мои дорогие, берегите здоровье… Целую вас, мои любимые…»
– Мои любимые, – вслух повторила Мария Николаевна и, словно очнувшись от воспоминаний, спросила:
– А ты мне о себе рассказывать будешь?
– Буду, обязательно буду, – сказала Оля. – Только потом, когда вы все расскажете о себе. Вы столько видели, столько пережили, столько можете поведать, что я должна превратиться в слух и не дышать. Я еще тогда, пять лет назад, должна была расспросить вас обо всем, а я начала вам щебетать про свою любовь, про свои невзгоды…
