Золотая струна для улитки - Лариса Райт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она не будет заниматься хореографией!
– Почему?… Послушайте, что рассказал мне как-то один очень мудрый человек. – Андреа сама не знает, откуда выплыла былая храбрость. – Давным-давно в старинном городе жил Мастер, окруженный учениками. Самый способный из них однажды задумался: «А есть ли вопрос, на который наш Мастер не смог бы дать ответа?» Он пошел на цветущий луг, поймал самую красивую бабочку и спрятал ее между ладонями. Бабочка цеплялась лапками за его руки, и ученику было щекотно. Улыбаясь, он подошел к Мастеру и спросил: «Скажите, какая бабочка у меня в руках: живая или мертвая?» Он крепко держал бабочку в сомкнутых ладонях и был готов в любое мгновение сжать их ради своей истины. Не глядя на руки ученика, Мастер ответил: «Все в твоих руках…»
Женщина задумывается, а Андреа спешит прочь.
13
– Все в ваших руках, милочка. Все в ваших руках, – гнусавит Карлович, осторожно поправляя пенсне. – Никто не поможет, кроме вас самой. Анечка, голубушка, надо пожалеть себя, пожалеть свою душу, свое израненное сердечко! Перестаньте травить себя воспоминаниями!
– Как это сделать? – Вопрос звучит неожиданно и для самой пациентки, и для врача. Он давно похоронил все надежды на успех предприятия. Ответ звучит не сразу, и Андреа уже почти скрылась под панцирем, но слова врача все же успевают попасть в ее сознание.
– Надо постараться избавиться от них.
– Как? – Нужен четкий и конкретный ответ специалиста, а не пространные советы бабушки на лавочке.
– Для начала необходимо избавиться от всего, что вызывает грусть и заставляет возвращаться в прошлое.
Андреа потрясена. Как можно избавиться от уличных музыкантов, от пения птиц, от звуков, льющихся из чужих окон? Как оградить себя от улиц, машин, людей? Как уничтожить весну, заморозить зиму, испепелить лето? Как не заглядывать в чужие коляски, не оборачиваться на круглые женские животы, не замечать малышей в песочнице? Как не просыпаться по утрам? Как заставить молчать память?
– Мне покончить с собой?
– Зачем же так, милая? Начните с обычных вещей, с вещей человека, который заставил вас страдать. – По лицу Андреа проскальзывает тень, в глазах появляется отчужденность, и врач ликует. Снова попадание. – Что он, кстати, сделал?
– Умер.
Андреа возвращается домой, открывает шкаф, достает последнюю гитару Дима, обнимает холодный металлический гриф и долго, безутешно плачет. Потом берет бумагу и ручку:
…Осенние листья по ветру кружат,Осенние листья в тревоге вопят:«Все гибнет, все гибнет! Ты черен и гол,О лес наш родимый, конец твой пришел!»Не слышит тревоги их царственный лес.Под темной лазурью суровых небесЕго спеленали могучие сны,И зреет в нем сила для новой весны…[18]
Запечатывает конверт. Может, хоть кому-то из гонителей осени станет легче?
– Тебе скоро станет легче. Боль должна отпустить. – Голос Зои доносится откуда-то издалека. Перед глазами Андреа – мутная рябь и туман. – Врачи говорят, через полгода ты снова можешь пробовать…
Туман тут же рассеивается.
– Что пробовать?
– Ну, это… Ребенка… Тебе сделали аборт.
Андреа растворяется в холодной больничной стене. Это уже четвертая беременность за два года. Первые три не дотянули и до десяти недель. Она три с половиной месяца пролежала пластом на диване, проштудировала кучу классики, выучила тысячу и одно русское стихотворение, освоила безупречную «лежачую» технику игры на гитаре. Сказали, что основная опасность миновала. Вернувшийся с гастролей Дим вывел затворницу на прогулку. В парке холодно, промозгло и сыро. Андреа мерзнет, напряжение последних месяцев не отпускает. Они возвращаются в теплую безопасность дома, но смертоносный пневмококк уже успел щедро одарить своими токсинами легкое несчастной девушки. Ртутный столбик зашкаливает за сорок, нестерпимая боль в боку, надрывный, лающий кашель, жар, бред и беспамятство.
– Что это было? – спрашивает Андреа подругу.
– Крупозная пневмония. Но ты не волнуйся. Ты уже идешь на поправку. Обошлось без последствий.
– …
– Ой… Извини… Я…
– Где Дим?
– Завтра придет. Сегодня какой-то важный концерт, нельзя отменить.
– Он знает?
Зоя кивает, с горечью смотрит на Андреа, пытается найти слова утешения, но говорит как есть:
– Врачи сказали, после инфекции может урод родиться, а у тебя все равно кровь пошла, ну, и Дим разрешил не препятствовать.
Андреа больно дышать то ли от болезни, то ли от несправедливости судьбы. Она кусает потрескавшиеся от антибиотиков губы, шепчет:
– Дай зеркало.
Зоя чуть медлит. Потом все же протягивает Андреа пудреницу.
– Жуткий вид. Просто узник Освенцима.
– Бухенвальда, – подхватывает Зоя (о концлагерях она слышала).
– Думаю, и там, и там не кормили, – подытоживает больная.
– Ты голодная? Тебе что-нибудь принести? – Радость и оживление.
– Принеси всего побольше, покалорийней и повитаминнее. Через полгода я должна быть здорова как бык.
– Будешь, куда денешься?
Им по двадцать два. Неудачи пока только закаляют, вызывают злость, раздражение, воспитывают волю к победе, заставляют идти вперед. Андреа сдаваться не собирается. Она приехала в Россию за счастьем. Зоя никак не решается за ним из России уехать. Может, оно и правда в какой-то другой стране? Ничего. Андреа заставит его вернуться. А когда долгожданное счастье прилетит в ее дом, она обязательно поймает эту птицу, посадит на цепь, подрежет крылья.
14
– Держи, дочка. – Свекор привез важному клиенту готовый инструмент и обещанный дредноут для Андреа.
– Но ведь вы еще не стали дедушкой.
– Ну и что? Гитара же для тебя, не для внуков.
– Я не возьму.
– Слушай, знаешь, какое самое ужасное времяпрепровождение в жизни?
– Какое?
– Ждать и догонять. А ты живешь ожиданием. Ожиданием Дима, ожиданием ребенка, ожиданием счастья. А надо не ждать, а жить. Возьми дредноут, возвращайся к работе. У тебя лишь первая премия на «Фернандо Сор», а есть еще конкурс имени Дюарта, «Сегед», Краков, Киев, Белгород… Целый мир возможностей, огромный запас счастливых случайностей и логичных закономерностей, которые только ждут от таланта небольшого усилия, первого шага.
– Диму это не понравится… И потом, кому еще нужны мои способности, какой от них толк?
– А теперь послушай меня, моя милая. Один человек как-то пожаловался китайскому мудрецу Чжуан-Цзы: «Правитель Вэй подарил мне семена большой тыквы. Я посадил их в землю, и у меня выросла тыква весом в целых двести пудов. Нальешь в нее воду – и она треснет под собственной тяжестью. А если разрубить ее и сделать из нее чан, то мне его даже поставить будет некуда. Выходит, тыква моя слишком велика и нет от нее никакого проку». Чжуан-Цзы ответил: «Да ты, я вижу, не знаешь, как обращаться с великим! Один человек из Сун знал секрет приготовления мази, от которой в холодной воде не трескаются руки. А знал он это потому, что в его семье из поколения в поколение занимались вымачиванием пряжи. Какой-то чужеземный купец прослышал про эту мазь и предложил тому человеку продать ее за сотню золотых. Сунец собрал родню и так рассудил: «Вот уже много поколений подряд мы вымачиваем пряжу, а скопили всего-навсего несколько золотых, давайте продадим нашу мазь». Купец, получив мазь, преподнес ее правителю царства У. Тут как раз в земли У вторглись войска Юэ, и уский царь послал свою армию воевать с вражеской ратью. Дело было зимой, сражались воины на воде. И вышло так, что воины У наголову разбили юэсцев, и уский царь в награду за мазь пожаловал тому купцу целый удел. Вот так благодаря одной и той же мази, смягчавшей кожу, один приобрел целый удел, а другой всю жизнь вымачивал пряжу. Получилось же так оттого, что эти люди по-разному пользовались тем, чем обладали».
