Протест «Альянса» - Михаил Бакунин

Мы говорили, что, для того чтобы организовать массы, чтобы установить прочным образом благотворное действие на них Международного Товарищества Рабочих в сущности, достаточно было бы, чтобы один рабочий на десять из каждого цеха входил в соответствующую Секцию. Это понятно. В моменты великих политических и экономических кризисов, когда возбужденные до крайности массы инстинктивно понимают все счастливые начинания, когда эти человеческие стада рабов, задавленных, порабощенных, но непокорившихся, поднимаются, наконец, чтобы сбросить с себя свое ярмо, но чувствуют себя растерянными и бессильными, потому что они совершенно дезорганизованы, десять, двадцать или тридцать человек, хорошо сговорившихся между собою и хорошо организованных, и знающих куда они идут и чего хотят, легко увлекут за собою сто, двести, триста человек или даже больше. Мы это видели недавно на примере Парижской Коммуны. Серьезная организация, едва начавшая свою жизнь во время осады, не была ни совершенной ни очень сильной; и, однако, она была достаточна, чтобы создать колоссальную силу сопротивления.

Что же будет, когда Международное Товарищество Рабочих будет лучше организовано, когда оно будет насчитывать в своей среде гораздо большее число секций, в особенности большое число земледельческих секций, и в каждой секции вдвое или втрое больше членов, чем теперь? Что будет в особенности, когда каждый из его членов будет лучше знать, чем теперь, конечную цель и истинные принципы Интернационала, также как и способ их осуществления? Интернационал станет непреодолимой силой.

Но для того, чтобы Интернационал действительно мог приобрести эту силу, для того чтобы десятая часть пролетариата, организованная этим Товариществом, могла увлечь за собою остальные девять десятых, необходимо чтобы каждый член в каждой секции, гораздо глубже был проникнут принципами Интернационала, чем теперь. Только при этом условии, во времена мира и затишья он может действительным образом выполнять миссию пропагандиста и проповедника, и во времена борьбы миссию революционного вождя.

Говоря о принципах Интернационала, мы подразумеваем только те, которые содержатся в наших общих статутах, принятых Женевским Съездом (1866 г.) Они так немногочисленны, что мы просим позволения привести их здесь:

1. Освобождение труда должно быть делом самих рабочих;

2. Усилия рабочих завоевать свое освобождение не должны стремиться к установлению новых привилегий, но к установлению для всех (людей живущих на земле) равных прав и обязанностей и к уничтожению классового господства;

3. Экономическое порабощение рабочего владельцем сырья и орудий производства есть источник рабства во всех его видах: социального, умственного и политического;

4. Поэтому экономическое освобождение рабочих классов есть великая цель, которой должно быть подчиненно, как, простое средство, всякое политическое движение;

5. Освобождение рабочих не является проблемой чисто местной или национальной; напротив, проблема эта касается всех цивилизованных наций, так как решение ее необходимо зависит от их теоретического и практического содействия;

6. Международное Товарищество Рабочих, так же как и все его члены, признают, что Истина, Справедливость, Нравственность должны лежать в основе их поведения по отношению ко всем людям, без различия цвета кожи, верований или национальности;

7. Наконец, оно считает своим долгом требовать прав человека и гражданина не только для своих членов, но и для каждого, кто исполняет свои обязанности: «Нет обязанностей без прав, нет прав без обязанностей».[22]

Мы знаем теперь, что эта программа, столь простая, столь справедливая и выражающая простым языком самые законные и самые человеческие требования пролетариата, именно потому, что эта программа исключительно человеческая, содержит в себе все зачатки огромной социальной революции: свержение всего существующего и создание нового мира.

Вот, что должно теперь разъяснять всем членам Интернационала и стать для них совершенно ясным. Эта программа несет с собой новое общество, новую социальную философию, которая должна заменить все прежние религии, и совершенно новую политику, политику международную, которая, спешим заявить это, как таковая, не может иметь иной цели, кроме разрушения всех государств. Для того, чтобы все члены Интернационала могли сознательно выполнить свою двойную обязанность пропагандистов и естественных вождей масс в Революции, необходимо, чтобы каждый из них был сам проникнут, насколько возможно глубже, этой наукой, этой философией и этой политикой. Недостаточно, чтобы они знали и говорили, что они хотят экономического освобождения рабочих, полного пользования продуктом своего труда для каждого, уничтожения классов и политического порабощения, осуществления полноты человеческих прав и полного равенства прав и обязанностей для каждого, – одним словом, осуществления братства людей. Все это, разумеется, очень хорошо и весьма справедливо, но, если рабочие Интернационала остановятся на этих великих истинах, не углубляя их условия, последствия и смысл, и если они будут довольствоваться их достоянным повторением в этой общей форме, они сильно рискуют превратить их скоро в пустые и бесплодные слова, в общие непонятые места.

Но, скажут нам, все рабочие, даже когда они члены Интернационала, не могут стать учеными; и недостаточно ли, чтобы в среде этого общества нашлась группа людей, обладающих вполне, насколько это возможно в наше время, наукой, философией и политикой социализма, чтобы большинство, чтобы рабочие массы Интернационала, доверчиво подчиняясь их руководству и их братскому командованию (стиль Гамбетты, якобинца-диктатора по преимуществу), могли быть уверены, что они не свернутся с пути, который должен привести их к окончательному освобождению пролетариата?

Вот рассуждение, которое мы довольно часто слышали от авторитарной партии, ныне торжествующей в Женевском Интернационале, не открыто высказываемое, – для этого у нее нет ни достаточно искренности ни достаточно смелости, – а потихоньку, со всякого рода более или менее искусными умалчиваниями и комплиментами по адресу высшей мудрости и всемогущества суверенного народа. Мы всегда горячо выступали против него, потому что мы уверены, – и вы, конечно, вместе с нами, товарищи, – что когда Международное Товарищество Рабочих разделится на две группы: одна, заключающая в себе большинство и состоящая из членов, вся наука которых будет состоять в слепой вере в теоретическую и практическую мудрость ее вождей, и другая, состоящая только из нескольких десятков руководителей, эта организация, которая должна освободить человечество, превратится сама в некоторого рода олигархическое государство, худшее из всех государств; и больше того, это прозорливое меньшинство, ученое и искусное, которое возьмет на себя, вместе со всею ответственностью, все права самодержавного правительства, тем более деспотического, что деспотизм его тщательно скрывается под внешностью услужливого уважения к воле и решениям суверенного народа, решениям, всегда инспирированным самим правительством этой так называемой народной воле; это меньшинство, говорим мы, повинуясь необходимостям и условиям своего привилегированного положения и подвергаясь судьбе всех правительств, будет становиться все более и более деспотичным, зловредным и реакционным. Это именно и случилось в данный момент с Женевским Интернационалом.

Международное Товарищество Рабочих может стать орудием освобождения человечества только в том случае, если оно сначала само освободиться, а оно будет свободно только когда, перестанет делится на две группы, большинство – слепых орудий, и меньшинство – ученых машинистов, и когда сознание каждого его члена будет проникнуто наукой, философией и политикой социализма.

Социальная наука лишь ветвь единой науки, всей науки, как само человеческое общество есть лишь последняя известная нам степень развития того бесконечного целого реального мира, которое мы называем природой. Социальная наука, предметом которой являются общие законы исторического развития человеческих обществ, – развитие, столь же неизбежное, как развитие всех других явлений в природе, – есть венец естественной науки. Следовательно, она предполагает предварительное знание всех других позитивных наук, что вначале по-видимому должно ее сделать совершенно недоступной неразвитому уму пролетариата.

Или надо будет ждать дня, когда правительства, вдруг почувствовав сильную любовь к эксплуатируемым массам, учредят серьезные научные школы для детей народа, школы, в которых, вместо суеверия, столь благоприятного интересам привилегированных классов и господству государства, будет царствовать разум, освободитель народов, и в которых каждодневный катехизис будет заменен естественными науками? Это значило бы осудить себя на очень долгое ожидание. И даже если для народа откроются школы, действительно достойные этого имени, он не в состоянии будет обучать в них своих детей в продолжении всего времени, какое требуется для серьезного научного образования. Где он возьмет достаточно средств для того, чтобы содержать их там в продолжении десяти, восьми или даже только шести лет? В самых демократических странах громадное большинство детей народа посещает школы едва лишь в продолжение двух лет, или самое большое трех лет; после чего они должны зарабатывать себе на жизнь, а известно, что значат эти слова: зарабатывать себе на жизнь, для детей народа! Вступив в условия наемного труда, пролетарий должен неизбежно отказаться от науки.