Фаза Монстра - Евгений Малинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но ничего не произошло. Камень, как ему и положено в плазменном пламени, начал постепенно наливаться багровым светом, этот свет становился все ярче, переходя в ярко-красный, а затем в алый. Когда в алом пятне появились желтоватые тона, Шторм подумал, что вот сейчас камень должен потечь... И словно в ответ на его мысль, вкрапление, на которое он направил пламя резака, вдруг с резким звуком лопнуло, и из образовавшейся впадины медленно потек... нет, не расплавленный камень, а какая-то странная субстанция, напоминающая жидкий полупрозрачный дым.
Шторм немедленно отступил на шаг назад и отвел в сторону пламя горелки, но необычный дым продолжал неторопливо сочиться из выбоины в камне. Более того, если вначале он выталкивался наружу большими, чуть вытянутыми каплями, то спустя несколько секунд эти капли слились в неторопливый, но достаточно обильный поток.
С минуту механик наблюдал за этим странным «истечением», не зная, что предпринять, а затем снова шагнул вперед и принялся водить по камню пламенем резака немного выше выплевывающей дым впадины. На этот раз камень разогрелся до красного свечения гораздо быстрее, и поток дыма стал вдвое интенсивнее. Шторму вдруг показалось, что камень колонны вовсе не плавится, что материал колонны под воздействием огромной температуры горелки попросту преобразуется в какое-то другое состояние!
И тут он вдруг почувствовал, что его ноги что-то неприятно холодит. Он опустил взгляд и увидел, что дым, опускавшийся вниз густой струей, не растекается по полу, а каким-то непонятным образом концентрируется около его ног, образовав уже приличный холмик высотой до его колен. Шторм попытался отступить назад, выбраться из напоминавшей чуть замутненную воду субстанции, но ноги неожиданно отказались повиноваться. Он чувствовал свои ноги, но вот сделать хотя бы шаг не мог!
Грязно выругавшись, он опустил резак и начал водить пламенем по дымному холмику, но доселе всесильное пламя плазмы вдруг съежилось, покраснело и с шипением исчезло!
Шторм с изумлением поднес к глазам рукоятку резака и уставился на счетчик плазменного горючего. На крошечном дисплее безразлично светились нули! Размахнувшись, механик швырнул ставший бесполезным резак в высившийся перед ним камень. Инструмент врезался в колонну, и Шторм неожиданно услышал глухой шлепок, словно металл ударился о мягкую, влажную глину, а не о твердый, не поддававшийся плазменному пламени камень!
И тут механик на секунду забыл о своих непослушных ногах. Подняв взгляд, он увидел, что стоявший перед ним каменный монолит уменьшился на четверть, что его вершина оплыла странными размягченными потеками, а жидкий, чуть замутненный поток изливается уже из оплывшей вершины двумя волнистыми струями. Он снова опустил взгляд – мутноватый холм, просвечивающий до самого пола, вырос уже до уровня паха! Шторм рванулся вверх, пытаясь выпрыгнуть из этого холма, но непослушные ноги не смогли оттолкнуться от пола, и его тело начало беспомощно заваливаться вправо!..
И в ту же секунду из замутненного холма выбросило плотный упругий жгут не то воды, не то дыма. Этот жгут уперся в правое плечо заваливающегося набок механика, и Шторм почувствовал легкий, странно успокаивающий холод. Ему вдруг все стало совершенно безразлично, как бывало безразлично в детстве в кабинете директора школы, когда он получал очередной нагоняй за очередную шалость.
И тут он сделал то, что ему всегда хотелось сделать в детстве, – он смачно плюнул во все выше поднимающийся белесоватый холм, и его плевок беззвучно канул в чуть замутненной не то воде, не то дыме...
Спустя десять минут каменная колонна, украшавшая главный пролет цеха металлообработки, полностью исчезла. Вместо нее в пролете высилась прозрачная, чуть подкрашенная белым капля, внутри которой можно было ясно различить неподвижное, с запрокинутой вверх головой тело механика-энергетика станции Тритон Петера Шторма. Тело было голым, и у него отсутствовали ноги до колен... Они как будто растворились в поглотившей его капле, равно как и бывшая на теле одежда.
Центр оперативного управления станцией во время атаки метеоритов практически не пострадал. Углубленный в скальное тело Тритона на двенадцать метров, он не боялся такого рода ударов, и только установленная в нем автоматика лихорадочно регистрировала все происходящее в других помещениях главного комплекса, выводя данные на монитор начальника станции:
Уничтожены полностью:
большая кают-компания (погибли шестнадцать человек),
большой и малый просмотровые залы,
продуктовый склад (погиб один человек),
ангар челноков вместе с находившимися в нем челноками,
литейная мастерская,
хранилище видео– и аудиозаписей (погибли три человека),
подстанция бытового энергоснабжения,
два резервуара с водой,
шесть посадочных прожекторов...
Повреждены без возможности восстановления:
эмиссионный излучатель антиматерии,
два антигравитационных орудия,
тоннель между главным комплексом станции и обсерваторией,
сеть силового энергоснабжения (на 86 процентов),
сеть бытового энергоснабжения (на 52 процента),
комплекс обеспечения станции воздухом (на 64 процента)...
Строчки продолжали выпрыгивать на мерцающее окно монитора, но ни начальник станции, профессор Борвин, ни находившиеся вместе с ним в центре старший лейтенант Бауэр и лейтенант Шлигель уже не обращали на них внимания. И так было ясно, что удар неизвестно откуда взявшегося метеоритного роя – очень странного роя – стал для станции гибельным!
Профессор сидел в своем кресле, ссутулившись и опустив голову, руки его безвольно лежали на столе, а глаза были закрыты. Возможно, он о чем-то думал, но не торопился поделиться своими размышлениями с двумя находившимися рядом офицерами. Лейтенант Шлигель, несмотря на сообщение о невосстановимом повреждении всего вооружения станции, продолжал попытки активировать автоматику эмиссионного излучателя, а старший лейтенант Бауэр выяснял, кто из состава станции жив, где именно находится и в каком состоянии.
Все работники станции имели в своем теле вживленные чипы, обеспечивающие, в теории, подробную информацию не только о месте нахождения каждого, но и о его физическом состоянии. Однако на этот раз у начальника службы связи станции возникли затруднения с определением не только физического состояния людей, но и их местонахождения.
Наконец Бауэр развернулся вместе с креслом и с отчаянием в голосе воскликнул:
– Я ничего не понимаю!!!
Этот возглас словно бы вывел профессора Борвина из его глубоких раздумий. Подняв голову, но, не поворачиваясь в сторону своего собеседника, он переспросил:
– Чего вы не понимаете, Готлиб?.. – А затем, усмехнувшись, добавил: – Тут и понимать нечего – станция разгромлена из-за халатности руководства, вовремя не принявшего меры к ее защите. Меня скорее всего лишат всех званий и осудят до конца жизни, вас... Ну, ваше военное руководство определит степень вашей вины.
Он чуть помолчал и едва слышно закончил:
– Только бы Марты не коснулся весь этот ужас!..
Пока профессор рассуждал на столь тревожащую его тему, Бауэр внимательно смотрел ему в затылок, а когда тот закончил, проговорил резко:
– Боюсь, профессор, что лишать званий и судить будет просто-напросто некого!
Борвин вздрогнул и медленно повернулся в сторону старшего лейтенанта:
– Что вы имеете в виду, Готлиб?..
– То, что на станции в живых не останется никого! – еще более резко ответил связист. – Тридцать шесть человек уже погибли, верхняя часть главного комплекса станции практически уничтожена, и самое главное, что уничтожен продуктовый склад... Но страшно даже не это!
Профессор смотрел на офицера непонимающим взглядом, словно не мог придумать, что же еще может быть страшнее уже происшедшего. И Бауэр пояснил, что он «имеет в виду»:
– Главный компьютер выдал мне наконец информацию о нахождении и состоянии каждого человека, работающего на станции. Тридцать шесть, как я уже сказал, мертвы, тридцать идентифицированы точно, они живы и их местоположение определено. А вот еще двое – Петер Шторм и Франц Перельман... С ними что-то странное... Их чипы запеленгованы, но компьютер не может определить, живы они или нет!
– Что значит – «не может определить»?.. – переспросил профессор, и по его тону стало ясно, что сообщение Бауэра отвлекло его от размышлений на тему своего будущего.
– Именно то, что я сказал, – чип откликается на запрос, но не может доложить о состоянии своего хозяина ничего определенного. Но самое неприятное, что в тех же помещениях, где находятся Шторм и Перельман, фиксируются активные биомассы, не принадлежащие людям!
– Вы хотите сказать, что на территории базы находятся живые существа, не... э-э-э... люди?!! – изумился Борвин.
– Нет, это не я хочу сказать, это докладывает автоматика станции! – с чуть заметной язвинкой ответил Бауэр. – Вот, смотрите, я выведу эту информацию на ваш монитор.
