Приключения вампирши Элеоноры - Злата Линник

– Но ведь не все же так плохо…

– Да, иногда я встаю ночью, иду на кухню и наливаю чай. Я не зажигаю свет, чтобы тетка не проснулась и не спросила, чем я тут занята и почему не думаю о том, что завтра рано вставать. Дома темно и тихо это так прекрасно. Я могу помечтать, не думая, насколько я отличаюсь от всех остальных людей. Как жаль, что я не умею летать; каждую ночь я вылетала бы в окно и совершала прогулки над ночным городом, а утром бы возвращалась. Еще у меня есть маленький секрет: вот эта книжка, я ее взяла на работе, утром верну, никто и не заметит. Я книжку уже прочитала, потихоньку, у себя в комнате, при свете луны. Свет не зажигала, иначе тетя могла бы проснуться и зайти ко мне, чтобы поинтересоваться, почему это я жгу свет по ночам. Страшно подумать, что было бы, если роман попал бы ей на глаза. Тетка бы раскричалась, что читать надо классику, а не всякую дрянь. Это ведь не плохо, правда?

– Тебе же не десять лет, чтобы было нельзя читать дамские романы. Почему бы и нет, раз тебе этого хочется. Я вижу, ты начала пользоваться косметикой, молодец, тебе она к лицу. Теперь купи себе что-нибудь из одежды, это тоже поднимает настроение. И, пожалуйста, девочка моя, не пугай меня такими просьбами.

Около месяца спустя

Это был самый жуткий день в Марининой жизни. А начинался он так хорошо. За окном было прекрасное весеннее утро, таял снег и воробьи чирикали как сумасшедшие. Именно сегодня должно произойти что-то чудесное, что-то совсем необыкновенное…

Огорчения начались, как только она встала и начала одеваться. Марина полезла в шкаф за маечкой, которую купила за целых сто двадцать рублей. Да, пришлось брать с собой вместо обедов сухую китайскую лапшу и ходить пешком четыре остановки туда и обратно. Но зато теперь у нее есть эта прелесть – коротенькая современная маечка из хлопка с узенькими кружевными лямками. В самом деле – сколько можно ходить в этих старомодных комбинациях, многие из которых старше ее самой. В прошлом году, когда они всем коллективом ходили на флюорографию, сотрудницы смотрели на нее со смесью удивления и какой-то презрительной жалости. Так смотрят на бродяжку-бомжа или на заспиртованного уродца в кунсткамере. Но теперь все будет по-другому!

Марина достала с полки свое сокровище и тут же ей захотелось сесть на пол и заплакать. О, ужас! Нежную трикотажную вещицу, похоже, выстирали и отжали в стиральной машине, при этом особо не церемонясь. Она была растянута поперек, отчего стала вдвое шире и соответственно короче. Кружево обросло бахромой из вылезших ниток, а одна из лямок была вообще полуоторвана.

Но плакать было некогда: пора выходить, на работу опаздывать нельзя. Одеть пришлось одну из старинных комбинаций, лежащих тут же в аккуратной стопке. (Интересно, почему же они не пострадали при стирке и вообще, тетушка всегда так бережлива к вещам – пронеслась мысль у девушки).

Весь день она работала как автомат: приносила, уносила книги, что-то писала в формулярах, что-то говорила. Никаких мыслей в голове не было, точнее, была одна: забиться в темный угол и побыть там, хотя бы несколько минут.

Наконец-то обеденный перерыв. Можно посидеть в закутке за шкафом и попить чаю с бутербродами. Вообще-то, коллектив библиотеки почти в полном составе ходил обедать в кафетерий, располагавшийся в доме напротив, но Марина никогда не ходила со всеми, да и, по правде говоря, ее с собой и не звали.

Она уже начала потихоньку успокаиваться, когда услышала разговор Полины Ивановны с одним из читателей.

– Я заказывал литературу, девушка сказала, что сегодня все будет готово.

– Какая девушка? У нас их много.

– Ну, такая полноватая, с кичкой на голове и в таком антикварном платье с оборками.

– А, это Марина, подождите десять минут, после обеденного перерыва она выдаст вам литературу.

Как она дожила до конца рабочего дня, Марина не помнила – все вокруг было в тумане и как будто к ней не относилось. Даже то, что Алексей зашел в конце дня в читальный зал и вышел оттуда с Вероничкой, оставило ее совершенно равнодушной.

Еле-еле она дотащилась домой, чувствуя себя даже не раздавленной, а расплющенной до состояния тоненького листика. Подойдя к дому, она немного воспрянула духом. Конечно, как она могла забыть о своей маленькой тайне – косметичке, спрятанной на полке за книгами. Она не станет сейчас ничем пользоваться, просто немного поиграет красивыми коробочками и понюхает духи из флакончика. Это был просто неудачный день, и он позади, неприятности на сегодня закончились.

Но, оказывается, не закончились! В комнате все было перевернуто вверх дном, а косметичка исчезла. Тетушка, которая ждала ее в комнате, устроила настоящий разнос. Она целый час высказывалась о Маринином моральном облике, который за последнее время претерпел изменения в худшую сторону и о возможных последствиях этих изменений. В качестве таковых фигурировали незаконные дети, неприличные заболевания и работа на панели. Было сказано еще много чего, но Марина этого не запомнила.

Когда тетка, наконец, угомонилась и ушла к себе, девушка села на стул посреди всего этого разгрома и сидела так до глубокой ночи, не зажигая света. Потом она тихо встала, оделась и выскользнула за дверь. Чтобы никогда больше не возвращаться.

Жить больше невозможно, всему есть предел. Она сама прекратит свои мучения и прямо сейчас: прыгнет с моста или под машину. Если повезет, она умрет быстро но, в любом случае, домой она больше не вернется, не увидит этой осточертевшей библиотеки, не будет больше дышать запахом старой бумаги, который пропитал там все. Так ее, наверно, и будут там вспоминать: « девушка с кичкой на голове и в антикварном платье с оборками». А, впрочем, теперь это уже не имеет значения…

До моста далеко, а терпеть уже больше нет сил. Нет их, и все тут. Закончились. Но вот едет грузовик, годится не хуже любого другого…

Она уже зажмурилась и приготовилась шагнуть туда, под машину, но в последнюю долю секунды кто-то очень сильный схватил ее и, подержав на весу, осторожно опустил на землю. Грузовик проехал мимо.

Марина оглянулась. Кто там еще лезет? Сейчас ее начнут жалеть, говорить всякие умные слова, которые, в сущности, ничего не стоят. Кажется, впервые в жизни она рассердилась и захотела высказать все, что она думает о тех, кто считает возможным ей указывать.

У нее за спиной стоял мужчина с янтарно-золотыми глазами. Когда он успел появиться? Секунду назад улица была абсолютно пуста. Только бы не начал ничего говорить, пустых слов от него она не вынесет.

Но тот внимательно посмотрел на нее и спросил:

– Ты твердо решила сделать это?

– Да, я больше не могу. Правда, не могу.