Истребители. «Прикрой, атакую!» - Артем Драбкин

Идем на аэродром. Прошли над ним с «прижимчиком», строй распускается веером, садимся по одному – Соломатин сел раньше, без фонаря пилотировать тяжело.

Все бегут ко мне, кричат, шумят… Все очень необычно: «Борис! Победа! Победа!» Командир полка, начальник штаба – все подбежали. Вопросы: как?.. что?.. А мы и сами толком не знаем, сколько сбили самолетов – семь? Потом все подтвердилось.

После войны от Яковлева я узнал, что накануне этого боя авиаконструкторов вызывал Сталин: «Почему горят наши «ла» и «яки»? Какими лаками вы их покрываете?» – выразил неудовольствие, что новая матчасть себя не оправдывает. И тут – такой бой! Яковлев говорит, что ему потом позвонил Сталин и сказал: «Видите! Ваши самолеты показали себя».

По приказу Ставки в наш полк прибыл командующий ВВС Юго-Западного фронта Фалалеев. Он внимательно изучил все перипетии нашего боя, искал то, что могло быть поучительным и для других авиаторов. Нас собрали, поблагодарили. Мне вручили первый орден – Красного Знамени. Очень солидно.

Герой Советского Союза Владимир Ильич Саломатин на крыле своего истребителя «Харрикейн», 17-й ГвШАП

У нас побывали кинооператоры, фотокорреспонденты, журналисты… Кожедуб рассказывал: «Я был тогда инструктором в Чугуевском училище, мы твоим боем очень интересовались, изучали. В 1942 году это для нас было исключительное событие».

Откровенно говоря, на моих глазах, если считать от начала войны, это – первый столь результативный победный бой. Бой, проведенный по всем правилам тактики, со знанием своей силы и с максимально полным использованием возможностей новых отечественных истребителей. Наконец, это мой первый бой, в котором враг разбит наголову, в котором большая группа вражеских самолетов растаяла, не достигнув цели. Главное, что мы поняли, что можем бить фашистов. Это было так важно для нас весной сорок второго года! До этого боевые действия мы вели на И-16 – маленьких самолетах со слабым вооружением. Что там стояло? ШКАСик… Нажмешь – все вылетело, и бить нечем. К тому же и скорости нет. Хотя на этом самолете можно вираж «вокруг столба» сделать. На Халхин-Голе он хорошо себя показал, но ведь речь идет о начале войны. И вдруг 1 декабря 1941 года мы получаем Як-1 от Саратовского завода комбайнов, который стал выпускать самолеты! Самолеты беленькие – под снег, на лыжах, хоть и они прижимались, но были тяжелые. Это была качественно новая машина с солидным вооружением: пушка, два пулемета, 6 реактивных снарядов.

Облетать их как следует нам не дали. Сказали: «Берегите ресурсы». Мы сделали полет по кругу. Посадка на лыжах очень тяжело давалась – это ж не колеса, тормозить нечем! Подведешь, сядешь, и несет тебя нечистая сила на бруствер аэродрома… Ну, юзом проползешь, затормозишь…

Если бы в этом бою мы были на МиГ-1 или ЛаГГ-3, его результат вряд ли был бы таким же. «Миг», когда только взлетит, его самого надо перекрывать, на средних высотах он вялый, не разгонишь, только на высоте он дает летчику возможность себя нормально чувствовать.

ЛаГГ-3, откровенно говоря, мы не очень уважали – горел сильно, поскольку сделан был из дельта-древесины, к тому же тяжелая машина. Мы отдавали предпочтения «якам» – Як-1, Як-7 – маневренные. «За газом» ходят. Як-9 был немного тяжеловат, но вооружение хорошее. Самый лучший – Як-3, это идеальная машина для боя. Просто сказка! Только запас топлива у него был небольшой – на 40-минутный полет.

Кривошеев Григорий Васильевич

Летчики 17-го ГвШАП получают задачу. На заднем плане стоят истребители «Харрикейн», которыми полк был вооружен до получения Ил-2

Прибыли мы в полк. К Еремину прихожу, представился, а Еремин для меня такая фигура! Я в запасном полку отпустил усы для солидности. Он мне говорит: «Это что за усы?» – «Для солидности». – «Какой солидности? Ты в бою солидность покажи». Я пошел за палатку, вынул лезвие, которым чинил карандаши, и усы сбрил. Меня распределили в первую эскадрилью Алексея Решетова. Я подошел к палатке, в которой находились летчики: один выходит из палатки – в орденах, второй выходит – Герой. Думаю: «Е-мое! Куда попал!» Но тут меня один парень, как потом выяснилось, Выдриган Коля, затолкнул в эту палатку, я представился, все нормально. А тот бородатый, который к нам в палатку в ЗАПе зашел, сказал: «Приедешь в полк, покажи, что ты летчик. Дадут тебе пилотаж, так ты отпилотируй так, чтобы струи шли с плоскостей». Когда мы в полк прилетели на новеньких «яках», которые получили в Саратове, у нас, пацанов, их отобрали, передали опытным. Мне сказали вылететь на проверку пилотажа. Прихожу, механик докладывает, что самолет готов. Держа в памяти это наставление, я пилотировал с большой перегрузкой, так, чтобы шли струи. Отпилотировал, иду на посадку. Сел. Командир подходит: «Ну, ты дал им, молодец». Оказывается, когда я, дурак, пилотировал, два «Мессершмитта» меня пытались атаковать, а я крутился, их не видел, но я с такой перегрузкой пилотировал, что они не могли меня поймать в прицел. Подумали, наверное, дурак какой-то болтается, и улетели. «Да я их и не видел даже». – «Вот за это тебя уважаю, другой бы себе присвоил, а ты честно ответил».

Подходит ко мне механик: «Молодец, облетал самолет!» Я говорю: «Как же так?! Что же ты мне ничего не сказал?» – «Все нормально, подписывай формуляр». Я не знал, что самолет был собранный: шасси от одного, фюзеляж от другого, да еще и не облетанный после ремонта! Сам механик грязный, самолет грязный. Я тогда только на фронт пришел, а они ночами работают, двигатели перебирают, куда им там до шелковых платков. Я как вспомнил этого Туржанского, который коврики в столовой стелил, так на следующий день подшил белый подворотничок. Механику говорю: «Вон банка бензина, возьми, постирай, чтоб ты орел был!» Сажусь в самолет, а механик мне: «Командир, ты у меня седьмой». – «И последний. Будешь плохо мне самолет готовить – расстреляю прямо здесь, а будешь хорошо готовить – останусь жив. Идет?» – «По рукам». Прилетаю, зарулил, выходит механик, комбинезон постиран, и папироску мне. Я говорю: «Иван, извини». Порядок есть порядок.

Герои Советского Союза Константин Фомченков, Павел Кутахов и Иван Бочков на фоне истребителей Р-39 «Аэрокобра» ранних серий с 20-мм пушкой «Испано-Сюиза», 19-й ГвИАП, зима – весна 1943 г.

Прежде чем вылетать на боевое задание, нас готовили. Парторг полка Козлов вводил в курс дела всех прибывающих летчиков. Это был не экзамен, не лекция – беседа. Говорил о том, как выходить на цель, как вести разведку, вводил нас в историю полка, как и какие летчики воевали, изучали район действия, материальную часть. Вновь прибывшие обязательно сдавали зачет по материальной части и штурманской подготовке. От нас требовалось изучить район полета. Сначала давали карту, а потом требовали по памяти ее рисовать. Мы сидим, рисуем, нас человек шесть, наверное, а тут прилетел командующий армии Хрюкин. Подошел к нам, ходит сзади, смотрит. В какой-то момент он, показывая на меня, говорит командиру полка: «Вот его сделай разведчиком». Рисовал я неплохо, да и отец у меня был художник. Так что из 227 боевых вылетов, которые я совершил, 128 – на разведку.