Друг моего мужа - Дана Блэк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты из-за работы обиделась, из-за того, что я сказал? - он убирает волосы с моей щеки, целует скулу, языком касается родинок, как в наш самый первый раз. - Ну извини. Ириш. Ляпнул, не подумал.
- Не из-за этого, - меня рызрывает от недосказанности, выворачиваюсь из его рук. - Просто устала.
- Так я тебя расслаблю, - его ладони настойчиво ложатся на бедра, сжимают, губы спускаются на шею, язык жалит ключицу.
Я стою.
И ничего не чувствую.
Илья все испортил, он все рушит, он наглое мерзкое животное, он просто гадость, на поцелуях Никиты концентрируюсь и не могу, мне орать хочется.
С силой отталкиваю мужа.
- Все я сказала.
- Ира! - он наклоняется, сдергивает оттопыренные трусы, налитым членом тычется в меня. - В чем дело? Вчера ты спала, сегодня ты устала.
- Я сейчас к маме уеду, - вылетает у меня странная, давно забытая фраза, и брови Никиты ползут на лоб.
- Что ты сделаешь? - тихо, будто в собственном слухе сомневается, переспрашивает он. - Куда уедешь?
Молчу, смотрю вниз, на его член. Мне лишь надо успокоиться, повернуться спиной, выгнуться, и пусть он войдет, засадит мне, трахнет меня, мне точно понравится, в процессе, всего несколько движений, и он разбудит желание, и я отвлекусь.
Говорю себе.
И не хочу.
- Детский сад, бл*ть, - Никита с грохотом открывает душевую кабину, ступает внутрь.
Шумит вода.
Слушаю, слушаю, слушаю, переминаюсь на месте.
Илья ведь этого и добивается, рассорить нас, нам с Никитой нужно помириться, мне нужно извиниться.
Я это знаю.
Но выхожу в комнату.
Глава 14
ИЛЬЯ
Неделя тянется, жара как в Африке, воскресенье, понедельник, вторник, среда, четверг.
Пятница. Развратница, как говорит Андрюха.
- Что сегодня вечером делаете? - отодвигаю тарелку с недоеденной курицей и беру кофе.
- Сегодня? - Никита сидит напротив, задирает рукав и смотрит на часы. Шевелит губами, что-то прикидывает. - До семи работаю, потом как ветер свободен. Завтра выходной.
- В гости пустите? - надрываю упаковку с сахаром, ссыпаю в чашку.
- Вай нот, - он давит пальцем экран телефона, что-то читает. Сам себе кивает и продолжает. - Можно и к нам. Только если вы вдвоем, без сборищ, всю неделю пахал, как папа Карло, расслабиться хочу.
- Только мы с Олесей, - заверяю. Мне больше никого и не надо. - Кстати, Рита эта их? - изгибаю бровь. - Странная дама.
- В тренажерке познакомились, - Никита с аппетитом поедает грибную запеканку. - Ирка ей и вещи отдает, одежду там, для спорта что-то, не знаю, что там с финансами, не вникаю, короче, хотят - пусть дружат. У нее никого. Олеся только. И вот Рита эта.
- Почему?
- Без понятия. Необщительная.
Он даже такой мелочи о жене не знает. Про красные шарики на набережной, и парня, который в кровать с ее подругой завалился.
Потому и одна, не доверяет женщинам, такая чувствительная, и это так странно, боится за свое сучье сердце.
- Ты за ту тему не греешься? - Никита отхлебывает чай. - Про гостиницу и путану? Ира обозналась, наверное.
- Забыл уже, - усмехаюсь и смотрю на мысленный крестик. Я все записываю, в копилку к ее грехам складываю, готовься, Ира, тебя ждет Страшный Суд, и я буду безжалостен. - Тогда часиков в восемь у вас?
Никита согласно кивает. Допиваю кофе, он зеленый чай, за руки прощаемся, расходимся по машинам.
Жду вечера, все из рук валится, я ради похода в гости к Летовым все это и затеял, но вот уже скоро.
В семь вечера, вдвоем с Олесей, выезжаем из дома.
- Осталось три недели, - говорит она и смотрит в календарь на телефоне. - Я шумихи не хочу, да и, вообще, это глупо - надевать белую фату. Ты знаешь, это признак невинности. Считалось так раньше. Мол, невеста нетронута.
- А ты тронута, - улыбаюсь краешком рта.
- А я - да, - подтвержает Олеся. - Поэтому просто белый костюм или кремовый, и, наверное, ресторан снимем. Гостей много звать не хочу, и, кстати. Твои будут?
- Отец, - сухо отзываюсь.
Она молчит.
Про семью мы не разговариваем, решили на берегу. Есть я, есть она, а наши родственники - все это отдельно, чужие люди не станут близкими из-за паршивого штампа в наших паспортах.
Я прошел эту тему с родителями Иры.
И мне по горло хватило.
Они все испортили, вливали отраву ей в уши, а она держалась, ради меня против мира целого готова была пойти, меня никогда больше, никто в жизни, так как она любить не сможет.
И ненавидеть тоже.
Любовь и брак - понятия разные, они пересекаются очень редко, я понял.
Ловлю себя на мысли, что через три недели всерьез собираюсь жениться и резко торможу машину возле их дома.
- Осторожнее, - ахает Олеся, не пристегнутая бьется коленями в приборную панель.
- Прошу прощения, - тянусь к ней.
Она, неизаблованная моим вниманием, хлопает дверью у меня перед носом. Хмыкаю, с задних сидений забираю пакеты с гостинцами.
Олеся набирает код на воротах, проходим на участок, я оглядываюсь по сторонам, запоминаю пейзаж.
Ира каждый день ходит по этим плиточным дорожкам, смотрит на цветы в клумбах и кусты роз, выходит из этого двухэтажного дома с терассой, вечерами возвращаясь обратно.
К нему.
На соседнем участке долбит музыка, бросаю взгляд за решетчатый забор и замедляю шаг. Девчонка в шортах и без футболки, даже без лифчика, разгуливает возле плетеной беседки с бокалом какого-то коктейля в руках.
- Никита все никак не дозвонится владельцу коттеджа, - поджав губы, поясняет Олеся. - Творят, что хотят. Так и будешь на нее пялиться?
Улыбаюсь и отворачиваюсь.
Олеся давит кнопку звонка.
- Салют, голубки, - нам открывает Никита, вытирает руки полотенцем и отступает с дороги. Олеся чмокает его по щекам, по-хозяйски привычно сбрасывает обувь и с подзеркальника берет упаковку влажных салфеток, промокает потекший на жаре макияж.
- Дом смотреть будешь? - Никита забирает у меня пакеты.
Боковым зрением вижу неясную тень в проеме, кожей чувствую - это Ира.
- Здрастье, - она выплывает в холл, недовольная, ее всю перекосило аж, и я улыбаюсь.
- Не бойся, раз в полгода стабильно прохожу полное обследование, - беру ее за
