Флорвиль и Курваль, или Фатализм - Маркиз Сад

Господин де Курваль цепенеет, его словно обдает холодом. Он каменеет от ужаса... Вид его страшен.

Флорвиль, казалось, разрывается на части от горя. Так продолжается четверть часа, после чего она поднимается с невозмутимостью человека, уже сделавшего свой выбор.

– Ну что, сударь! – обращается она к Курвалю. – Верите ли вы теперь, что в мире найдется более закоренелая преступница, чем ничтожная Флорвиль?.. Ты узнаешь меня, Сенневаль, узнаешь свою сестру, которую ты соблазнил в Нанси, убийцу твоего сына, супругу твоего отца и отвратительную тварь, толкнувшую твою мать на эшафот?.. Да, господа, преступления мои налицо; на кого бы из вас обоих ни обратила я взор – обнаруживаю лишь предмет, заставляющий меня содрогаться от ужаса; в брате своем я вижу любовника, а в творце дней моих – супруга; если же я вглядываюсь в себя самое – взору моему является безобразное чудовище, заколовшее кинжалом своего сына и отправившее на смерть собственную мать. Не находите ли вы, что небеса уготовили мне уже достаточно страданий? Или вы, быть может, полагаете, что мне достанет сил перенести еще хотя бы миг тех нечеловеческих мук, что терзают мое сердце? Нет, довольно, мне остается свершить еще одно преступление – оно и искупит все остальные.

В мгновение ока несчастная бросается к пистолету Сенневаля, и резко вырвав его, стреляет в себя еще прежде, чем кто-либо успевает предугадать ее намерения. Она испускает дух, не произнеся более ни слова.

Господин де Курваль лишается чувств; его сын, сломленный зрелищем стольких ужасов, едва в силах позвать на помощь. Впрочем, Флорвиль уже в ней не нуждалась. Тени смерти омрачили ее чело. Искаженные ее черты являли собой страшное смешение следов насильственной смерти и последних судорог отчаяния... Она словно плавала в луже собственной крови.

Господина де Курваля уложили в постель; еще два месяца жизнь его была под угрозой. Сын находился в не менее тяжелом состоянии, но выздоровел первым и смог порадоваться тому, что нежностью и заботой своей вернул отца к жизни; однако после столь жестоких ударов судьбы, обрушившихся на их головы, оба приняли решение отойти от мирской суеты. Строгое уединение навеки вырвало их из круга друзей, и оба безмятежно завершили свое унылое и грустное существование в лоне благочестия и добродетели. Печальный сей конец определен был и одному, и другому, дабы убедить как их, так и тех, кто прочтет эту скорбную историю, что лишь во мраке могилы человек обретает покой, в котором ему постоянно отказано на земле – порой из-за злобности ближних, порой из-за низменности его страстей, а чаще всего из-за неотвратимости его судьбы.