Сторожи Москвы - Нина Молева

С 1775 года к Чудову монастырю был приписан подмосковный Николо-Перервинский общежительный монастырь. До 1764 года ему принадлежало около 18 600 душ крепостных крестьян. До 1818 года обители принадлежал и Малый дворец, служивший местопребыванием московских митрополитов, который после рождения в нем будущего царя Александра II был переведен во Дворцовое ведомство.

Перед Октябрьским переворотом обитель носила название Чудов – Алексеевский – Архангело-Михайловский кафедральный монастырь. Среди хранившихся в нем ценностей были знамена, бунчуки и ключи от крепостей, взятых русскими войсками в Персидскую войну 1826–1828 годов (в Алексеевской церкви), в библиотеке – многочисленные рукописи, такие как «Слово об Антихристе» святого Ипполита, Папы Римского (XII в.), «Толкование на Псалтирь» святого Федорита, епископа Каирского, собственноручное завещание святителя митрополита Алексея, им же переписанный перевод «Нового Завета» и другие.

При монастыре функционировал Комитет для принятия и хранения приношений на создание в Москве храма во имя святого благоверного Александра Невского в память освобождения крестьян от крепостной зависимости.

Последним настоятелем Чудова монастыря был митрополит Московский и Коломенский Макарий, наместником – епископ Арсений, его помощником – архимандрит Серафим. Хором руководил регент иеромонах Феодосий.

Вознесенский монастырь

«Видивши же княгыни его мертва на постели лежаща, и восплакася горкым гласом, огненыя слезыизо очию испущааше, утробою распалавшеся и в перси свои руками бьющи, яко труба рать поведающи и яко арган сладко вещающи: „како умре, животе мой драгий, мене едину вдовою оставив? почто аз преже тебя не умрох? како заиде, свет очию моею? где отходиши, скровище живота моего? почто не промолвиши ко мне? цвете мой прекрасный, что рано увядаеши? винограде многоплодный уже не подаси плода сердцу моему и сладости душе моей; чему, господине, не возриши на меня, не промолвиши ко мне, уже ли мя еси забыл? что ради не взозриши на мя и на детя своя? чему им ответа не да си, кому ли мне приказываешь? солнце мое, рано заходиши; к западу грядеши? Царю мой! како приму тя или послужю ти? где, господине, честь и слава твоя? где господство твое? Осподарь всей земль Русской был еси, ныне же мертв лежиши, ни кем же не владеешь; многыя страны примирил еси и многыя победы показал еси, ныне же смертию побежден еси, изменися слава твоя, и зрак лица твоего применися во истление; животе мой, како повеселюся с тобою?.. аще бог услышить молитву твою, помолися о мне, княгине твоей: вкупе жих с тобою, вкупе и умру с тобою, уность (юность) не отыде от нас, а старость не постиже нас; кому приказываеши мене и дети своя?..“

1386 год – первое летописное упоминание. Впрочем, не слишком убедительное, с точки зрения историков. Именно в этом году в Вознесенском монастыре был погребен некий Симеон Яма, о котором никто ничего не мог сказать. К тому же одна из летописей утверждала, что вовсе и не в Вознесенском монастыре, а на Кирилловском подворье.

Попытаться установить истину не представлялось возможным – обитель в ранние советские годы перестала существовать. Не подлежит сомнению другое. В последний год своей жизни – 1407-й – вдова Дмитрия Донского заложила в уже существующем монастыре каменную церковь во имя Вознесения и завещала себя в ней похоронить, что и было исполнено. Так возникла усыпальница всех женских членов великокняжеской и царской семей. И если выход обитательниц теремов в Чудов монастырь был настоящим событием, в Вознесенском они при желании могли бывать ежедневно, да и отношения с обителью у них сложились почти домашние. В случае нужды занимали у матери казначеи деньги, прикупали недостающие сладости, вместе думали над рукоделиями, даже растили царевен и княжон, да мало ли горьких и опасных секретов женской половины хранили монахини, пользовавшиеся неизменной поддержкой своих духовных дочерей.

Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда – сколько примеров беззаветной преданности и любви хранила народная память. В русских анналах подобных примеров, по сути, нет, если не считать супруги князя Игоря Ярославны с ее плачем на стенах Путивля. Остается удивляться, как могла забыться великая подвижническая любовь Дмитрия Донского и его Евдокии?

«Кремленаград». Фрагмент: Вознесенский монастырь.

Брак по любви – о нем никто не говорил в Древней Руси, тем более в XIV веке, да еще в княжеских семьях, где каждый брачный союз был прежде всего союзом политическим. Молодые чаще всего не видели друг друга до венца и впервые могли взглянуть в глаза суженым, только дав священнику согласие на брак.

Им было по шестнадцати лет, когда их судьба решилась – юного Дмитрия Ивановича, будущего Донского, и княжны Евдокии Дмитриевны, дочери заклятого врага Московского великого князя – Дмитрия Суздальского, с успехом претендовавшего на московский стол. Советники Дмитрия Ивановича столковались с суздальцами: за счет каких-то уступок Дмитрий Константинович должен был отступиться наконец от Москвы.

Венчание происходило в Воскресенском соборе Коломны, и под звон свадебных колоколов к ним пришла любовь. Великая. Верная. Вот только далеко не всегда новоявленные родственники хотели помнить о возникших кровных узах. На радость Евдокии, в 1374 году собралась в Москве на крестины второго ее сына – Юрия вся ее семья: отец, братья. Тут и напали татары на оставленный Дмитрием Константиновичем Нижний Новгород. И хоть новгородцы отбились от кочевников и без своего князя, но урон все княжество понесло немалый.

Спустя три года захотел Дмитрий Иванович помочь тестю, прислал против татар своих ополченцев, да сротозейничали русские начальники. По собственному недосмотру были на реке Пьяне побиты. А родной брат княгини, Иван Дмитриевич, как кинулся на коне, спасаясь от врагов, в Пьяну, так на дне и остался.

Пришлось Дмитрию Ивановичу в 1378 году самому выступить во главе рати и разбить на реке Родне посланного Мамаем мурзу Бегича. Куликова поля было не миновать.

И вот на него-то, на главную русскую сечу, не выступил отец Евдокии, не захотел ссориться с опустошавшей его земли Ордой. А князь Дмитрий Московский выступил и одержал великую победу. 150 000 русских ратников под его предводительством собрались в Коломне. 200 000 убитых с обеих сторон приняла земля за один день гигантской битвы, разыгравшейся в долине Дона, Непрядвы и Красивой Мечи. Целая неделя понадобилась оставшимся в живых, чтобы похоронить полегших на поле брани.

А уже в 1382 году двинулся на Москву ставленник Тамерлана – хан Тохтамыш. И снова испугавшийся татар отец Евдокии отпустил в Москву с ханом и под его знаменами двух ее родных братьев – Василия Кирдяпу и Семена. И не была бы взята Тохтамышем Москва, если бы не брат княгини, который «обманно» уговорил москвичей открыть ворота города, обещав им от лица хана полную неприкосновенность. «Солгал, как пес», по словам современников: Москва была нещадно разграблена. Вот только и сам Василий Курдяпа сухим из воды не вышел. Тохтамыш взял его в качестве заложника в Орду и продержал там целых пять лет.

Так или иначе, пришлось княгине вместе с Дмитрием Донским скрываться в Костроме. Между тем что ни год приносила Евдокия князю сыновей. Последнего родила и вовсе за несколько дней до кончины тяжело разболевшегося мужа, так что даже не успел князь включить княжича Константина в свое завещание. Все переложил на плечи любимой жены и сыновьям наказал ее слушаться, все междоусобицы у нее одной и по ее слову разрешать.

Плакала. Да не много отводилось часу на вдовьи причитания. По обычаю, похоронили Дмитрия Ивановича на следующий день после смерти. Отнесли 20 мая из княжеского терема в Архангельский собор Московского Кремля, чтобы положить рядом с отцом, дедом, всеми предками.

Другие вдовые княгини сразу после похорон думать о монастыре начинали. Евдокия на такую долю согласиться не могла: детей мал мала меньше полон дом. Врагов у княжества Московского не перечесть, и где княжичам, даже первенцу Василию, все самим обмыслить.

Что за дело сразу взялась – осудили великую княгиню. Что через год после смерти мужа свадьбу старшего сына сыграла – тоже в заслугу не поставили. А как было поступить иначе, когда еще во время поездок по западным землям покойный Дмитрий Иванович выбрал наследнику невесту? Само собой разумеется, из расчета, – дочь литовского князя-воителя Витовта. Обо всем договорился, а свадьбы сыграть не довелось. Княгиня Евдокия Дмитриевна боялась, как бы не расстроилось дело, – значит, нужное, коли великим князем было задумано.

Память мужа – ради нее берется вдовая великая княгиня за необычное для женщины дело: решает поставить в Кремле новую белокаменную церковь во имя праздника, в день которого состоялась Куликовская битва, – Рождества Богородицы.