Trust. Опека - Чарльз Эппинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но посмотрите, что произошло, — настаивала Алекс. — Этот счет открыли во время Второй мировой войны, а никто ничего не знает. Возможно, даже сами владельцы счета не ведают о нем. Или их наследники. И все из-за вашей пресловутой «тайны банковского вклада».
Охснер достал носовой платок и вытер лоб.
— Мне довелось узнать, что после войны отец Руди несколько раз пытался отыскать всех владельцев опекунских счетов, открытых на его имя. Но в большинстве случаев не удалось найти и следа. — Он повернулся к Руди и продолжал: — И не думай, что у твоего отца не было стимула. Если я правильно понял, согласно договору по этому счету (как и по многим другим), твоему отцу причитались пять процентов за управление деньгами — но лишь когда они перейдут в руки настоящего владельца.
— Пять процентов от чего? — уточнила Алекс.
Охснер вздохнул.
— Пять процентов от общей суммы на счету.
— И сколько же это? — настаивала Алекс.
— Не могу знать. Но скажу так: все акции, купленные на эти деньги в прошлом веке, неплохо поднялись. — Охснер достал свою кредитную карточку и передал ее официантке, потом снова повернулся к Алекс. — Вам известно, что одна тысяча долларов, вложенная в акции компании «Стандард энд пуэрз 500» в конце войны, сейчас выросла до миллиона? Вы знаете, что означает термин «экспоненциальный рост»?
— Конечно, знаю, — ответила Алекс.
— Тогда вам должно быть известно, что, вкладывая дивиденды и проценты по долгосрочным инвестициям в акции, можно так приумножить капитал, что людям и не снилось.
— Так о какой сумме мы сейчас ведем речь? — поинтересовалась Алекс.
Он не ответил.
— Миллион долларов?
Охснер молчал.
— Больше? Сколько? — Алекс не сводила с Охснера глаз.
Он несколько раз моргнул.
— Ну, это вас не касается!
— Именно об этом я вам все время и говорю, — сквозь зубы ответила Алекс.
Глава 6
Цюрих
Пятница, день
— Что за красавец, а? — Руди стоял рядом с Алекс, пока она наблюдала, как черный «даймлер» Охснера, взревев, покатился по узкой булыжной мостовой прочь от ресторана «Аисты».
— Думала, если он еще раз скажет «тайна банковского вклада», я закричу. — Алекс повернулась к Руди. — Он всегда такой?
— Раньше, когда я был мальчишкой, он хорошо ко мне относился. Помню, когда я приходил к отцу на работу, Георг всегда сажал меня к себе на колени, рассказывал разные истории. Но после смерти отца он стал другим. — Тоблер посмотрел Алекс в глаза. — Я всегда удивлялся, почему его, а не меня отец назначил своим душеприказчиком. Ведь будь иначе, я бы знал об этом счете еще с 1987 года.
— Знаете, моя мать тоже назначила своим поверенным не меня. А к ее имуществу тайна банковских вкладов не имела никакого отношения. — Алекс глубоко вздохнула. — Иногда просто следует жить, не особенно задумываясь. — Она посмотрела на часы. — Мне пора на работу. Уже почти два.
— А мне что делать? — спросил Руди.
— А вам не нужно на работу?
— Я хочу узнать, что произошло с моим отцом.
— Разве не ясно, что…
— Никогда не поверю, что отец наложил на себя руки, — не поверю, пока не узнаю наверняка, что произошло. — Стоявший перед входом в гостиницу Руди был похож на обиженного маленького мальчика. — Постой! У меня есть идея! — Он схватил Алекс за руку. — Пойдем в банк. Я могу зайти и сам проверить счет.
— Без меня. Я…
— Ладно, я пойду один. Этот счет формально принадлежит мне. Охснер сам так сказал, верно? Они мне все расскажут.
— Что бы вы ни предприняли, не впутывайте в это меня. — Алекс посмотрела Руди прямо в глаза. — Понятно? Я могу потерять работу, если…
— Не волнуйся. Обещаю не впутывать тебя, если ты мне поможешь. — Он обнял Алекс за талию. — А ты ведь мне поможешь? Спасибо.
Он двинулся вперед.
— Если в банке спросят, каким образом я узнал о счете, скажу, что мне рассказал Охснер. А он попросту не сможет выдать твое имя. — Руди повернулся к ней и улыбнулся. — Вот тебе и пример того, как тайна банковского вклада в Швейцарии может сыграть нам на руку.
Он повел ее по узкой дорожке, которая пролегала за рестораном и выходила на Банхофштрассе.
— Интересно, сколько же сейчас денег на этом счету? Хотя, должен признаться, я помню те длинные списки депозитных счетов, опубликованные в прессе. Еще в девяностых годах. К сожалению, Охснер прав. На большинстве лежало лишь по паре тысяч долларов. Сто тысяч максимум. — Он легонько сжал ей руку. — Но думаю, что, если этими денежками распоряжались с умом, сейчас их должно быть гораздо больше. Может быть, даже целый миллион!
— Что ж, вам осталось только пойти в банк и спросить о деньгах. — Алекс указала пальцем на главный вход в цюрихский банк «Гельвеция», через дорогу. — Это здесь.
Два каменных купидона, голеньких младенца из потемневшего от времени гранита, охраняли вход.
— К сожалению, мой вход, служебный, с той стороны здания. — Алекс протянула Руди руку на прощание.
— Можешь себе представить: все деньги там, внутри? — Глаза Руди округлились. — Только и ждут, когда я приду и заявлю на них права.
— Но это ведь на самом деле не ваши деньги, не так ли?
— Ну, по крайней мере, процент за управление мой. Разве не так объяснил Охснер? Пять процентов от суммы принадлежали отцу, а значит, сейчас они мои. — Руди кивнул. — А пять процентов от миллиона — это…
— Пятьдесят тысяч долларов.
— Ого! — Руди схватил протянутую руку Алекс. — А что ты скажешь, если мы их разделим? Я дам тебе половину?
— С чего бы это?
— За помощь.
— Но я ничего не сделала. Вы заставили меня рассказать, что мне известно, а известно мне не очень много.
— Я имел в виду твою помощь в расследовании того, что на самом деле случилось в 1987-м. — Он не отпускал ее руки. — Уверен, с твоей помощью я смог бы влезть в банковский компьютер и выяснить точно, что тогда произошло.
— Двадцать пять тысяч долларов за риск потерять работу? Нет уж, спасибо. — Алекс отняла руку. — Как ни странно, мне нужна моя зарплата — чтобы вернуть ссуду, полученную на обучение. И могу вас заверить, это намного больше двадцати пяти тысяч.
— Тебе не придется терять работу. Ты могла бы заняться этим в свободное от работы время. Тайком.
— Мне очень жаль, но я скажу «нет».
— Я буду платить тебе фиксированный гонорар за каждый час занятия этим нашим делом. Все, что нужно, — это войти в компьютерную систему банка и посмотреть, что случилось со счетом в 1987 году.
Алекс отрицательно покачала головой.
— Вы не отступите, так ведь?
— Я просто хочу узнать, что произошло. А без твоей помощи, боюсь, я никогда этого не узнаю.
— Послушайте, — мягко начала Алекс, — я и правда не могу вам помочь. Даже если бы я и согласилась провести расследование, меня не допустят к банковским документам. Единственное, к чему я имею доступ, — это код.
— Но все, что происходит, наверняка записывается где-то в банковском компьютере, не так ли?
— Руди, компьютерные файлы — это одно, а код — другое. Я работаю лишь с той частью программы, которая указывает компьютеру, что ему делать. Это не имеет никакого отношения ни к самому банку, ни к счетам.
— Но из кода ты узнала о счете моего отца, а также о его компании в 1987-м.
— Простая случайность. Я не имею ни малейшего понятия, почему там был написан код. Это была разовая сделка. Нетипичная. Аномалия.
— Но ведь могут быть и другие аномалии, — не отступал Руди. — Не могла бы ты просто посмотреть? Хотя бы для моего успокоения?
— Извините. Если меня поймают за этим, я буду уволена. И больше мне не видать работы консультанта.
— Да ладно! — Руди не сводил с нее глаз. — Неужели трудно попробовать?
Она покачала головой.
— Я согласилась встретиться, пообедать с вами и Охснером по одной-единственной причине — убедиться, что больше не участвую в этом деле. Я не желаю терять свое место.
— Но, получив свою долю, ты сможешь уволиться.
— Говорю же вам, с двадцатью пятью тысячами долларов нельзя выплатить даже первый взнос.
— А что, если на счету больше миллиона долларов? — Руди вопросительно поднял брови.
— Руди, даже если два миллиона — этого недостаточно. Вы уж извините.
— Вот что. Давай я пойду и посмотрю, сколько там на счету. Потом ты примешь решение.
Алекс молчала.
— Я и прошу всего-то подождать меня тут пять минут. Я пойду в банк, узнаю и сразу же вернусь. Ты ничем не рискуешь. Договорились?
— Уже поздно. — Алекс показала на витрину часового магазина Бюхерера на той стороне улицы. — Мне давно пора уже быть на работе.