Серый ангел - Валерий Иванович Елманов

Мария Николаевна трепетно возьмётся за руку, а Анастасия мило улыбнётся… – продолжил Голицын, которому передалось шутливое настроение юного царя, но оказался перебит Татьяной.

– Про Марию с Анастасией вы, князь, надеюсь, сказали в шутку?

– Отнюдь, – возразил посерьёзневший Голицын. – Не забывайте, вас пятеро, как пальцев на руке. И во время осуществления моей задумки они должны быть заодно, то бишь сжаты. Все пять, – подчеркнул он, демонстрируя собственный кулак. – Иначе успеха не добиться.

– Но они такие юные. Почти дети, – неуверенно протянула Ольга.

– И в Регентский совет не входят, – напомнила Татьяна.

– Потому и рольки мы им дадим второстепенные. На подхвате. А что в Совет не входят, значения не имеет. Напоминаю, что первоочередная наша с вами работа будет связана не с заседаниями, а с иным. Что же касаемо возраста… Самый юный из вас, напомню, император. Тем не менее, он не раз успел сыграть в моих… гм… пьесах, притом заглавную роль. И Мария Николаевна, напоминаю, тоже. Причём оба – весьма блистательно, не зря наград удостоены. И вообще… Когда настают тяжелые времена, люди в большинстве своём весьма рано взрослеют. В качестве наглядного примера…

И он рассказал, как во время взятия Москвы на одной из баррикад в числе прочих был взят в плен некто Григорий Агеев. Совсем недавно ему исполнилось шестнадцать лет. Всего-навсего.

– Надеюсь, вы его не… – обеспокоенно спросила Ольга.

– Конечно, нет. Я ж не большевик, чтоб мальчишек расстреливать. К тому же он имеет право на льготы, поскольку… георгиевский кавалер.

– Ух ты! – вырвалось у Алексея. Глаза его восторженно заблестели, и он вновь стал напоминать обыкновенного подростка. – А за что его наградили крестом?

– Каким именно? – поинтересовался Голицын. – Четвёртой степени? Или третьей? А может, сразу о первой рассказать?

– Неужто он полный?! – охнул Алексей. – Да когда ж успел-то?!

– Успел, ваше императорское величество, – кивнул Виталий. – В двенадцать лет на войну сбежал, с проклятым германцем сражаться. А про свои подвиги он сам вам поведает. Я с ним потолковал за жизнь, и он всё понял. Решил искупить. Но вначале попросил императора ему показать. Пришлось пообещать. Ну да бог с ним, с Агеевым. Лучше поговорим о ваших ролях в моей пьесе…

…Первой неожиданностью, с которой столкнулся Кирилл Владимирович перед очередным совещанием Регентского совета, стало присутствие в Екатерининском зале, где проходили заседания, вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны.

Удивительно. Ранее она подобные мероприятия не жаловала. Однако чуть погодя всё разъяснилось. Не просто так она заглянула, а по приглашению, в качестве кандидата в Регентский совет.

Великий князь насторожился. Но, судя по оживлённой дискуссии между сёстрами царя – с одной стороны и Голицыным – с другой, стало понятно, что выскочку, который светлейший князь, кандидатура её императорского величества[3] не устраивает.

Значит, порядок, просто родные внучки решили устроить подарок бабуле. Вон как горячо отстаивают её. Дескать, коль объявлено равноправие, количество женщин в Совете стоит увеличить хотя бы до трёх человек. Особенно учитывая общее число членов, подползающее к двум десяткам.

Коль так, можно и подключиться к общему хору, оставив новоявленного преемника Распутина в гордом одиночестве. Великий князь даже слегка пожалел дурачка. Неужто не понимает, сколь дорого ему впоследствии обойдутся его возражения? Мария Фёдоровна – женщина памятливая, и язычок у неё – будь здоров. Не зря её между собой в узких кругах Гневной называли.

На голосовании кандидатуру императрицы одобрили почти единогласно, при одном воздержавшемся. Фамилию последнего можно не называть – и без того понятно.

А Ольга с Татьяной не унялись. Дескать, и простые люди в Совет входят, и дворяне с графами, а уж про князей и вовсе говорить не приходится – одних только наименований четыре: и простой, и светлейший, и императорской крови, а уж про великих и говорить нечего. Зато представителей интеллигенции в нём ни одного. Ни учителей, ни священнослужителей, ни врачей. И сразу с места в карьер с их стороны последовало новое предложение: избрать в качестве представителя последних лейб-медика и действительного статского советника Евгения Сергеевича Боткина.

В ответ снова последовало возражение Голицына. Мол, он не против, но есть опасение. Не отнимет ли у лейб-медика новое назначение слишком много времени, в то время как на его руках весьма важный пациент?

Кирилл Владимирович ещё терялся в догадках, как ему поступить. За кого выступит в случае чего Боткин, кого поддержит: партию великих князей или?… Однако колебался недолго. Доктор сам разъяснил свою позицию, причём яснее ясного. Поднявшись со своего места, Евгений Сергеевич ворчливо заявил, что он вполне управится со своими новыми обязанностями без малейшего ущерба для прежних, ибо является достаточно компетентным доктором, а не каким-то шарлатаном. После чего последовал неприязненный взгляд в сторону Голицына.

Значит, и тут можно смело голосовать «за».

Следом за ним утвердили представителя духовенства. Им оказался протопресвитер Шавельский. И вновь против его кандидатуры возразил лишь Голицын. Дескать, война с большевиками отнюдь не закончилась. Про Германию с Австро-Венгрией и говорить не приходится. Следовательно, у главы армейского духовенства забот и без того невпроворот. Ни к чему возлагать на его плечи новую ношу.

Так человек и надорваться может. А кроме того, не следует мешать дела духовные с мирскими.

Как ни удивительно, Кирилл Владимирович, на сей раз горячо поддержал «выскочку». Дескать, если и вводить духовное лицо в Регентский совет, то уж лучше Александра Александровича Дернова. Благо, тот тоже является протопресвитером, только в отличие от Шавельского заведовал придворным духовенством.

Втайне великий князь лелеял мысль, что с Дерновым будет куда легче договориться, чем со Шавельским. Особенно с учётом того обстоятельства, что будущий протопресвитер некогда был приглашён их отцом, великим князем Владимиром Александровичем, в учителя его детям. В том числе к самому Кириллу и его братьям Борису и Андрею. И на протяжении многих лет он преподавал им уроки закона божия. Мало того, связь сохранилась и позже. Именно Дернов – года не прошло – крестил в сентябре семнадцатого их с Викторией новорожденного сына Владимира. Словом, свой в доску.

А про отношение Дернова к людям темного, имеется ввиду внебрачного происхождения, к каковым Кирилл с некоторой натяжкой причислял Голицына (доказательств не было, но чутьё подсказывало, что это так), говорила одна лишь книга протопресвитера с весьма красноречивым заголовком, начинающимся так: «Брак или разврат?…»

Увы, помешала несогласованность. Неожиданно вмешался Николай Николаевич. Пользуясь случаем хоть в чем-то одолеть треклятого выскочку, благо, Шавельского он хорошо знал, когда был главнокомандующим, великий князь чуть ли не с бранью накинулся на Голицына, отстаивая кандидатуру протопресвитера.

Словом, отца Георгия приняли почти единогласно.