Евреи и христиане в православных обществах Восточной Европы - Коллектив авторов

Включались в ветхозаветный канон на почве Древней Руси книга «Премудрости Иисуса, сына Сирахова», а иногда и «Менандр», представляющий сборник афоризмов языческих мудрецов[208]. Широкое распространение «Мудрости Менандра» в древнерусской книжности, равно как факты включения этого сборника в канонические сборники библейских текстов, не позволяют рассматривать эту книгу в качестве открывающей «читателю иные взгляды и иное мировоззрение, чем то, к которому он привык, читая религиозное „писание» и „предание»«[209].

Под «Логикой» исследователями чаще всего имеется в виду трактат иудейского философа и законоучителя XII в. Моисея Маймонида[210]. Это мнение восходит к А.И. Соболевскому и на сегодняшний день разделяется большинством ученых. Единственным основанием для отождествления является убеждение, что «Логика» Маймонида должна была принадлежать к литературе «жидовствующих». Известны списки, в которых «Логика» помещается вместе с «Диалектикой» Иоанна Дамаскина[211]. А.Ю. Григоренко представил ряд аргументов в пользу мнения о том, что под «Логикой» следует понимать «Диалектику» Иоанна Дамаскина. Он указывает, во-первых, что именно «Диалектика» находилась в окружении произведений, приписываемых еретикам; во-вторых, что существовала рукописная традиция именовать «Диалектику» Дамаскина «Логикой» (РГБ. Румянц. 193. Л. 286); в-третьих, «Диалектика» появляется в древнерусской книжности ранее «Логики» Маймонида; в-четвертых, в трактате «Написание о грамоте», традиционно относимом к литературе «жидовствующих», цитируется именно «Диалектика»; в-пятых, из «Диалектики» можно было заимствовать идею «самовластия воли», которую принято считать центральной в ересеучении[212]. «Диалектика» Иоанна Дамаскина была переведена на сербский язык в середине XIV в. и являлась, по выражению Э. Байера, «первой философской книгой на славянском языке»[213]. Вопреки мнению А.Ю. Григоренко, считающему, что распространение «Диалектики» началось на Руси с конца XV в., можно утверждать, что в XV столетии этот трактат на Руси был уже достаточно известен[214]. В трактате излагались основные понятия и категории логики (по Аристотелю и Порфирию), и он был в высшей степени пригоден для ведения религиозной полемики[215]. Известно, что этим текстом пользовались митрополиты Киприан и Фотий, знаменитый агиограф Епифаний Премудрый и известный книжник из Кириллова монастыря Ефросин. Значимость сочинений Дионисия Ареопагита для апологетических и полемических задач трудно переоценить. По инициативе архиепископа Геннадия в его окружении были переписаны списки «Ареопагитик»[216]. Обильно использовал «Ареопагитики» в своем «Просветителе» Иосиф Волоцкий.

Помимо названных архиепископом Геннадием полемических сочинений, в XV в. получают распространение целый ряд полемических трактатов. К их числу относится уже названный выше «Иаков жидовин», который в сборнике РГБ. Волок. № 5 тематически примыкает к «Беседе» Козьмы Пресвитера. Следует также назвать «Пророчество Соломона», представляющее довольно обширный трактат ярко выраженной антииудейской направленности, близкий по тематике Толковой Палее. Публикация и исследование этого памятника осуществлена Е.Г. Водолазкиным по пяти спискам XV–XVI вв.[217]. Согласно выводам исследователя, «Пророчество Соломона» было создано в XIII в. на Северо-Западе Руси, предположительно в псковско-новгородских пределах[218].

При этом «вполне вероятно, что автор „Пророчества Соломона» был знаком с текстом Толковой Палеи и писал свое сочинение как окончание указанного памятника». Последний вывод заставляет вернуться к гипотезе В.М. Истрина, датировавшего «Толковую Палею» XIII столетием. Е.Г. Водолазкин подчеркивает исключительно апологетическую функцию памятника: «Трудно предположить, чтобы сугубо полемическое произведение могло быть предметом чтения на службе»[219]. Как говорилось выше, мы считаем возможным настаивать на том, что для большинства данных памятников было характерно сочетание полемической и апологетической функций. Среди достаточно большого количества вероучительных текстов составители четьих сборников отбирали и переписывали те из них, которые в наибольшей мере являлись актуальными для читателей (слушателей) той или иной эпохи. Если «Пророчество Соломона» появилось в XIII в., то актуальность обрело в XV в.

Несомненно, к памятникам XV в. принадлежит сборник слов Иоанна Златоуста «Маргарит», древнейший список которого датируется 1477 г. (РНБ. F. 193). Подчеркнем, что, по наблюдениям Т.В. Черторицкой, этот памятник известен в таком виде только на русской почве[220]. Из 30 бесед Златоуста, включенных в «Маргарит», почти половина – первые 12 бесед – представляют собой сугубо полемические сочинения, направленные против врагов христианства (это 6 гомилий «Против аномеев» и 6 гомилий «Против иудеев»). По наблюдениям Е.Т. Казениной, «даже те из бесед, которые были включены в более ранний сборник „Златоструй» переведены в „Маргарите» заново, из чего можно предположить, что эти произведения в новом культурном контексте воспринимались древними книжниками по-новому»[221]. Согласно выводу исследовательницы, «переведенные „Беседы против аномеев», благодаря специфике обсуждаемых в них тем – о непостижимости Бога, о единстве и равенстве Отца, Сына и Св. Духа, о глупости еретиков, думающих иначе, могли выступать в качестве контраргумента в полемике с «жидовствующими», а также с зарождавшимися рационалистическими учениями»[222]. Помимо «Маргарита», в сборниках XV в. часто помещались другие статьи Иоанна Златоуста против иудеев: «Слово о жидех в пустыни прогневавших Бога»[223], «О собрании како събрашася Жидове на Христа и глаголаху, что сътворим яко человек сей многа знамениа творит»[224], Ό зависти жидовстей, еже в Евангелии речено: излезше фарисеи и книжници вон и съвет сътворша на Исуса да его погубят»[225].

В ряду других мелких произведений антииудейской направленности следует указать статью «Премудрость Исуса сына Сирахова вопроси и ответи всякому христианину с жидовином», которая часто включалась в Кормчие книги XV в.[226]. Б форме диалога христианина и иудея в ней формулировались основные догматы христианской веры. Статья «Прение христьянину с Паписком жидовином» появляется также в XV в., но ранее времени «жидовствующих»[227]. Здесь же следует назвать «Стязание, бывшее вкратце в Иерусалиме при Софронии архиепископе, о вере христианстей и законе еврейском», встретившееся нам в списках XVI в.[228]. Продолжают ряд следующие статьи: «Сказание о страстех Господа нашего Исуса Христа, еже пострада от проклятых жидов нашего ради спасения»[229], «Слово на жиды»[230], Ό супротивлении еврейском въкратце по Моисеи, и яко не суть чада Авраамля»[231], «От словес Новаго Закона Господа нашего Исуса Христа. Закон Моисеев попран бысть распятием Господним»[232], «А се есть мудрование тех, ими же отводят от Бога и приводят к бесам»[233].

К статьям, непосредственно обличавшим иудеев, примыкают статьи против иконоборчества, которое, судя по нашим источникам, играло важнейшую роль в идеологии «жидовствующих». Речь, в частности, может идти о «Свитке многосложном», который представляет послание православных патриархов к императору Феофилу в защиту иконопочитания[234].

Ввиду того, что эта тема практически не исследована, ограничимся данными статьями. Б высшей степени показательно, что все эти статьи происходят из сборников Иосифо-Болоколамского монастыря, в которых с максимальной полнотой отразились интересы основателя, вынужденного вести яростную полемику с «жидовствующими» и их сторонниками. Этот факт лишний раз свидетельствует о полемическом контексте, в котором использовались эти сочинения.

Полемика с иудеями проникала даже в памятники, которые Д.С. Лихачев определил как созданные в жанре исторического монументализма, а также в произведения агиографического жанра. Например, в созданном в XV в. 'Летописце Еллинском и Римском» помещен обширный текст, озаглавленный как «Прение жидом с Селиверстом»[235]. Б одном из списков «Слова похвального» на память Барлаама Хутынского также появляется полемический пассаж, снабженный подзаголовком «в нем же имать нечто на иудея». Этот фрагмент посвящен доказательству чудотворной силы мощей святых и предваряет рассказ о новгородском обычае совершать в бездождие молебное шествие к монастырю преподобного Барлаама: «Рци ми убо от июдеи, что негодуеши, что печалуюши, видя нас покланяемом мощем святым благочестно угодивших иже от вас распятому Христу, исцелением бо знамениа видевше покланяемся, не глюще: мощи святых Бог быти, но яко угодивше ему, тем же хвалу воздаем преславлынему их Богу»[236]. Можно полагать, что обличение иудейского неверия было вызвано необходимостью ответить на критику культа святого Барлаама тем, кто распространял подобные мнения, что послужило побудительным мотивом для включения полемического (вероятно, неоригинального) отрывка в состав жития. Новгородское происхождение упомянутого текста – еще одно из свидетельств актуальности полемики с иудеями (и иудействующими) для реалий Новгорода XV в. Наличие полемических выпадов в произведениях совершенно чуждого им жанра доказывает злободневность темы антииудейской полемики в XV столетии.