Бойцовский клуб (пер. В. Завгородний) - Чак Паланик

Тайлер подносит канистру со щёлочью к блестящему следу поцелуя на моей руке.

При достаточном количестве мыла, говорит Тайлер, ты можешь взорвать весь мир. Теперь — помни про своё обещание.

И Тайлер высыпает щёлочь.

Глава 9

СЛЮНА ТАЙЛЕРА ДЕЛАЛА ДВЕ ВЕЩИ. ВЛАЖНЫЙ СЛЕД поцелуя на моей руке удерживал хлопья щёлочи, пока они жгли мою руку. Это первое. Второе — то, что щёлочь вызывает ожог только при соединении с водой. Или слюной.

Это — химический ожог, говорит Тайлер. И это больнее, чем всё, что ты испытал в жизни. Хуже сотни сигаретных ожогов.

Ты можешь использовать щёлочь для прочистки засорившихся труб.

Закрой глаза.

Паста из воды и щёлочи может прожечь отверстие в алюминиевой сковородке.

У тебя останется шрам, говорит Тайлер.

Вода со щёлочью растворит деревянную ложку.

При соединении с водой щёлочь нагревается более чем до двухсот градусов. По мере того, как она нагревается, она жжёт мою руку. Тайлер кладет пальцы своей руки на мои пальцы, наши руки лежат на засохшей крови моих брюк. Тайлер говорит мне быть внимательным, потому что это — величайший момент в моей жизни.

Потому что всё до этого момента — уже история, говорит Тайлер. И всё, начиная с этого момента, — тоже история.

Это — величайший момент нашей жизни.

Щелочь, прилипшая к руке точно в форме поцелуя Тайлера — это костёр, или раскалённое клеймо, или неуправляемый ядерный реактор в конце длинной-длинной дороги, которую я представляю, в милях и милях от меня.

Тайлер командует вернуться и быть с ним.

Моя рука удаляется, уменьшается и скрывается за горизонтом в конце дороги.

Думай обо всё ещё горящем огне, только теперь он — за горизонтом. Закат.

Вернись к боли, говорит Тайлер.

Это вроде направленной медитации, которую используют в группах поддержки.

Не думай о слове «боль».

Направленная медитация работает с раком, сработает и здесь.

Посмотри на свою руку, говорит Тайлер.

Не смотри на свою руку.

Не думай о словах «обжигаемая» или «плоть» или «ткани» или «обугливающиеся».

Не слушай, как ты кричишь.

Направленная медитация.

Ты в Ирландии.

Закрой глаза.

Ты в Ирландии летом, когда закончил колледж. И ты пьёшь в пабе около замка, где каждый день автобусы европейских и американских туристов приезжают поцеловать камень Blarney[53].

Не закрывайся от этого, говорит Тайлер. Мыло и человеческая жертва идут рука об руку.

Ты выходишь из паба в потоке людей и идёшь сквозь тишину усеянных каплями машин, сквозь улицы только после дождя. Ночь. И вот ты пришел к замку Blarneystone.

Полы в замке прогнили, и ты карабкаешься по каменным лестницам, пока темнота всё сильнее сгущается вокруг тебя, с каждым шагом. Все молчат при подъёме к традиционному маленькому акту мести.

Слушай меня, говорит Тайлер. Открой глаза.

В древности, говорит Тайлер, человеческие жертвоприношения совершались на берегах рек. Тысячи людей. Слушай меня. Приносились жертвы, и тела сгорали на жертвенных кострах.

Можешь плакать, говорит Тайлер. Можешь побежать к раковине и сунуть руку под воду, и тебе станет ещё хуже. Но сначала ты должен знать, что ты глуп, и что ты умрёшь. Посмотри на меня.

Когда-нибудь, говорит Тайлер, ты умрёшь. И пока ты не поймёшь это — ты бесполезен для меня.

Ты в Ирландии.

Можешь плакать, говорит Тайлер, но каждая слеза, упавшая на хлопья щёлочи на твоей коже, оставит ожог как от сигареты.

Направленная медитация. Ты в Ирландии летом, когда закончил колледж. И, может быть, это был первый раз, когда ты захотел анархии. За годы до того, как ты встретил Тайлера Дёрдена, до того, как помочился в creme anglaise, ты узнал о маленьких актах мести.

В Ирландии.

Ты стоишь на площадке на вершине ступеней замка.

Мы можем использовать уксус, чтобы нейтрализовать щёлочь, говорит Тайлер. Но сначала ты должен сдаться.

После того, как сотни людей были принесены в жертву и сожжены, говорит Тайлер, из-под алтаря к реке поползла мутная белая масса.

Сначала ты должен достичь дна.

Ты на площадке в замке в Ирландии. Бездонная темнота вокруг площадки и над тобой. На расстоянии руки в темноте перед тобой — каменная стена.

Дождь, говорит Тайлер. Дождь лил на погребальный костёр год за годом. И год за годом людей сжигали, и дождь просачивался сквозь древесный уголь, чтобы стать щёлочью. Щёлочь соединялась с расплавленным жиром жертв. И мутная белая масса мыла поползла из-под алтаря, поползла вниз по холму, к реке.

И ирландские мужчины вокруг тебя, в своем маленьком акте мести, в темноте подходят к краю платформы, становятся на краю бездонной темноты и мочатся.

И мужчины говорят, давай, помочись своей модной американской мочой, жёлтой от избытка витаминов, зря пропадающих дорогих витаминов.

Это — величайший момент твоей жизни, говорит Тайлер, а ты — неизвестно где, пытаешься его пропустить.

Ты в Ирландии.

И ты делаешь это. Да. О, да. И чувствуешь запах аммиака и дневной нормы витамина В.

Там, где мыло попадало в реку, говорит Тайлер, после тысяч лет убийств людей и дождя, древние люди заметили, что их одежда отстирывается лучше, если стирать её в этом месте.

Я мочусь на камень Blarney.

Эге, говорит Тайлер.

Я мочусь в свои чёрные брюки с пятнами засохшей крови, которые не переносит мой босс.

Ты в арендованном доме на Paper Street.

Это что-нибудь да значит, говорит Тайлер.

Это знак, говорит Тайлер. Тайлер полон полезной информации. Культуры, не знавшие мыла, говорит Тайлер, использовали свою мочу и мочу своих собак, чтобы стирать одежду и мыть волосы — из-за мочевой кислоты и аммиака.

Запах уксуса — и огонь на твоей руке в конце длинной дороги гаснет.

Запах палёной плоти и тошнотворный больничный запах мочи и уксуса.

Убить всех этих людей было правильно, говорит Тайлер.

На тыльной стороне твоей руки блестящий волдырь ожога, как пара губ, точно в форме поцелуя Тайлера. Вокруг поцелуя маленькие точки сигаретных ожогов от чьих-то слез.

Открой глаза, говорит Тайлер — и в его глазах слезы.

Поздравляю, говорит Тайлер. Ты на один шаг ближе к самому дну.

Ты должен знать, говорит Тайлер, что первое мыло было сделано из героев.

Думай о подопытных животных.

Думай о мартышках, запущенных в космос.

Без их смерти, без их боли, без их жертвы, говорит Тайлер, у нас не было бы ничего.

Глава 10

Я ОСТАНАВЛИВАЮ ЛИФТ МЕЖДУ ЭТАЖАМИ. Тайлер расстегивает пояс.

Когда лифт останавливается, супницы на тележке перестают звенеть. Пар поднимается к потолку лифта, когда Тайлер снимает крышку с супницы.

Тайлер достает и говорит: не смотри на меня, а то я не смогу.

Это томатный суп-пюре с кориандром и моллюсками. Среди них никто не почувствует того, что мы туда добавим.

Я говорю, поторопись, и смотрю через плечо на Тайлера, свесившего полдюйма в суп. Выглядит забавно: как будто слон в белом фраке и бабочке сунул в суп свой коротенький хобот.

Тайлер говорит: я сказал — не смотри.

Передо мной в двери лифта небольшое окошко, сквозь которое я вижу служебный коридор. Лифт остановлен между этажами, так что я вижу всё с точки зрения таракана на зелёном линолеуме. С высоты тараканьего роста зелёный коридор тянется до самого горизонта, мимо приоткрытых дверей, где великаны и их великанские жены пьют шампанское бочками и перекрикиваются, обвешанные бриллиантами больше меня размером.

На прошлой неделе, говорю я Тайлеру, когда адвокаты коллегии «Empire State»[54] праздновали рождество, у меня встал, и я засовывал член в апельсиновый мусс.

На прошлой неделе, говорит Тайлер, он остановил лифт и пёрнул на полную тележку «Воссопе Dolce»[55] для чаепития «Junior League»[56].

Тайлер знает, как хорошо меренги впитывают запах.

С высоты тараканьего роста мы слышим пленную арфистку, играющую для титанов, накалывающих на вилки бараньи ножки. Каждый укус размером с поросёнка. Каждый рот — разрывающий Стоунхендж слоновой кости.

Я говорю: ну давай уже.

Тайлер говорит: я не могу.

Если суп будет холодным, они отошлют его обратно.

Великаны иногда отсылают еду обратно на кухню вообще без причины. Они просто хотят увидеть, как ты бегаешь за их деньги. На таких ужинах, на таких банкетах, они знают, что чаевые уже включены в счет, а потому обращаются с тобой как с грязью. На самом деле мы ничего не отвозим обратно в кухню. Поменяй pommes Parisienne[57] и asperges Hollandaise[58] местами на тарелке, подай кому-нибудь другому, и внезапно всё станет нормально.

Я говорю: Ниагарский водопад. Разливы Нила.

В школе мы считали, что если опустить руку спящего в тёплую воду, он обмочит постель.

Тайлер говорит: о Позади меня Тайлер говорит: о да. Да, пошло. О, всё. Да, да.

За полуоткрытыми дверями из залов в служебные коридоры двигаются золотые, чёрные, красные юбки размером с золотой бархатный занавес Old Broadway Theatre. Снова и снова пары седанов Cadillac из чёрной кожи со шнурками на месте ветровых стекол. Над автомобилями двигается целый город офисных небоскрёбов в красных кушаках.