Дорогой Джим - Кристиан Мёрк

— А ты самоуверенный сукин сын, верно?

— Просто предлагаю по-дружески.

Мне очень хотелось заставить его попросить хорошенько, но потом, спохватившись, я бросила взгляд на часы. Было уже около девяти, а чуть дальше вверх по дороге двадцать три сорванца одиннадцати лет от роду, доверенных моему попечению, уже рассаживались по своим местам в ожидании еще одного захватывающе интересного урока, на котором им станут рассказывать о дельте великого Нила и о строительстве храма в Абу-Симбел. Парень перехватил мой взгляд, и на лицо его набежало облачко грусти. Я и глазом моргнуть не успела, как он взял меня за руку и пожал ее — просто пожал, представляешь? В точности как это сделал бы настоящий джентльмен. Он не пытался погладить меня по руке — просто пожал, и все.

А потом вдруг представился.

— Я — Джим.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. — Высвободив руку, я перешла на другую сторону улицы и остановилась. Он уже заранее знал, что я это сделаю, потому что рассмеялся, когда я снова повернулась к нему. Налетевший ветер трепал полы его старенькой куртки, и она надувалась у него за плечами, точно кожаный парус. — Ладно, — кивнула я. — Сдаюсь. Так что ты все-таки сказал тому верзиле? Ну, тому шведу, — объяснила я. — Что ты отберешь у него машину и затолкаешь ее ему в глотку?

Первый звоночек, предупреждающий меня об опасности, прозвенел как раз в этот момент, но я не пожелала его услышать. Свойственный мне обычный здравый смысл в этот раз подвел меня — я просто сгорала от желания узнать эту тайну.

Джим, покачав головой, завел мотоцикл. Проклятая штуковина взревела громче, чем целая флотилия буксиров на рассвете. Естественно, в результате мне пришлось подойти поближе, иначе бы я ничего не расслышала — а он, конечно же, улыбнулся, от души наслаждаясь этим гвалтом, который сам же и поднял. Стоит мне только вспомнить об этом, как меня охватывает леденящий страх… и одновременно я чувствую прилив жгучего желания. Вскинув голову, он повернулся ко мне, потом свободной рукой притянул меня поближе. Порыв ветра растрепал мне волосы. Прядь моих волос, хлестнув меня по лицу, смешалась с его волосами — но так я по крайней мере могла услышать, что он говорит.

— Все, что мне было нужно, это рассказать ему одну историйку.

— Должно быть, история достаточно страшная, угадала? — сострила я, изнывая от желания выведать побольше. Но проклятый «Винсент» в этот момент вдруг заголосил во всю мощь своих девятисот девяноста восьми кубических голосов, и моя щека — уж и не знаю как — вдруг оказалась прижатой к щеке Джима. От него пахло моторным маслом и несколькими днями тяжелой дороги. Мне кажется, я на мгновение закрыла глаза.

— Нет. Просто выбрал одну из тех, что и без того давно уже засели в его тупой башке.

Не знаю уж, что это значило. А потом он ласково потрепал меня по щеке, убрал подпорку и небрежно кивнул на прощание. Руки его вцепились в руль, мотоцикл снова взревел, и через мгновение, свернув налево, он уже мчался вверх по холму, к Эйрису, а ребятишки из моего собственного класса, торопившиеся на урок, разинув рот, смотрели ему вслед. А я… я так и осталась стоять на дороге. Я стояла на том же месте еще долгое время после того, как рев мотоцикла стих вдали… стояла до тех пор, пока меня едва не сшибла еще одна шикарная машина. Очнувшись, я постаралась стряхнуть с себя наваждение — сойдя наконец с проезжей части, встала возле своего велосипеда и долго стояла, слушая, как звонят церковные колокола. Пробило девять. «Похоже, на этот урок я опоздаю, — решила я, — но что за беда?» Готова поспорить, что человек десять мальчишек прибегут в класс еще позже меня. А виноват в этом будет красный «Винсент» и его чертов хозяин, этот потрясающий сукин сын, отлично понимавший, что происходит с людьми при одном только взгляде на него, и то, что подобное зрелище не часто увидишь в городе, где прошло мое детство.

Яростно крутя педали, чтобы одолеть крутой склон холма и поспеть-таки на урок, я все пыталась припомнить выражение глаз того бедняги шведа.

Нет… он не просто испугался, услышав, что сказал ему Джим.

Он просто оцепенел от ужаса.

Да, он боялся… боялся за свою жизнь.

Все утро я из кожи вон лезла, стараясь не сойти с ума, пока рассказывала двум недоумкам о Великой пирамиде, о правителе, по приказу которого ее когда-то возвели, и потом, когда писала на доске «фараон Хуфу» — словосочетание, которое ни один из них никак не мог выговорить. И все это время изо всех сил пыталась выглядеть уверенным в себе, многоопытным педагогом, а не зеленым первогодком, только что устроившимся на работу в школу. Впрочем, во время шестого урока я уже махнула на все рукой: в третий раз велев Кларку Риордану убрать с глаз долой наладонник, я вдруг поймала себя на том, что в очередной раз ломаю голову над тем, что же такое шепнул Джим в волосатое ухо водителя «БМВ», что заставило верзилу шведа оцепенеть от ужаса?

Но — раз уж я дала слово, что буду честна с тобой, — так вот, больше всего я думала о нем самом. Я умудрилась даже каким-то образом отключиться от царившего в классе шума, и не слышала ничего, только отдаленный рокот мотоцикла… Возможно, это был «Винсент Комет».

— Мисс, но вы ведь так и не ответили на мой вопрос, — запротестовала Мэри Кэтрин Кремин и… да, черт побери, она была совершенно права! Я действительно не слышала ни слова из того, что она сказала.

Я услышала собственный нервный смешок, сорвавшийся с моих губ, а потом как будто вынырнула на поверхность, вернувшись к действительности. Передо мной, в накрахмаленной и тщательно отутюженной школьной форме, стояла моя ученица, и карандаши, разложенные у нее на парте, остро заточенные заботливой рукой, смахивали на смертоносные пики. Она так крепко стиснула школьный мелок, словно это могло помочь расшевелить меня. Мэри Кэтрин Кремин как раз вознамерилась осчастливить меня старательно подготовленным дома докладом о Долине царей, и я могла понять ее справедливое возмущение — ну как же, я ведь имела дерзость витать в облаках, как раз когда она уже настроилась на отличную оценку.

— Ох… прости, Мэри Кэтрин. Так о чем ты спросила?

Юная инквизиторша сурово скрестила руки на груди, смерив меня негодующим взглядом. Из груди ее вырвался тяжелый вздох. Шнурки на ее ботинках были так туго зашнурованы, что оставалось только дивиться, как бедный ребенок способен передвигать ноги.

— Дэвид говорит, что сфинкс лишился носа, потому что кучка французских солдат взобралась наверх и отколола его. А я считаю, что это неправда. Это так?

— А вот и нет! Я сказал, что они стреляли по сфинксу из пушки! — весело завопил Дэвид, дюжий, крепко сбитый парнишка, обладающий двумя неприятными недостатками — резким, пронзительным голосом и на редкость зловонным дыханием.

— Заткнись, урод! — прошипела Мэри Кэтрин, поправив заколку в волосах. — Не то сейчас как…

— Руки коротки!

— Тише, пожалуйста, — попросила я, жестом велев Мэри Кэтрин вернуться на свое место, что она и проделала, впрочем, без особого энтузиазма. У Дэвида было такое лицо, словно он примеривался, не запулить ли в нее яблоком с одного из деревьев в школьном саду… Не могу сказать, что я осуждала его за это.

— Собственно говоря, достоверных сведений об этом нет, — начала я, постаравшись сделать это как можно более тактично. — Многие историки считают, что сфинкс лишился носа еще в четырнадцатом веке и сделали это местные вандалы, так что, возможно, наполеоновские солдаты тут ни при чем. Но точно мы ничего не знаем.

Это соломоново решение, похоже, разочаровало обоих, и Мэри Кэтрин, и Дэвида, потому что они тут же дружно запротестовали.

— Но, мисс! — возмутилась маленькая «Мисс Задайте-нам-на-дом-побольше-уроков», в голосе ее появились писклявые нотки. — Как же так?! Я же специально читала об этом. И везде определенно сказано, что французы тут ни при чем. Нос сфинксу отколол какой-то…

— Они, конечно! — заорал Дэвид, выбив на парте оглушительную дробь. — Они палили по нему из пушек! Бам! И нет носа!

В классе поднялся невообразимый гвалт. Юные любители истории разбились на два лагеря, приверженцы каждой версии с жаром доказывали свою правоту. Шум стоял невероятный, и я, как ни печально, ничего не могла с этим поделать. «Мисс Совершенство» против «Мистера Знайки» — такое, увы, случалось уже не раз. Вслед за оскорблениями в ход пошли школьные учебники, я возвысила голос, призывая всех успокоиться, но мои попытки, казалось, только подлили масла в огонь. Маленькие чудовища, с тоской подумала я, украдкой бросив взгляд на часы. До звонка было еще далеко.

И тогда вдруг я услышала отдаленный рев мотоцикла.

Он прорвался сквозь царивший в комнате шум, с легкостью перекрыв его… он явно приближался, с каждой минутой становясь все громче, заглушая пронзительные вопли моих учеников… Наконец они тоже услышали это, потому что крики стали понемногу стихать. Я узнала его мгновенно. Это был натужный рев двигателя старого мотоцикла, имевшего обыкновение выходить из строя по меньшей мере раз в день и давно уже прозрачно намекавшего, что пора бы уделить ему хоть немного внимания. Я выглянула из окна, но не увидела ничего — только мой обшарпанный старичок «рэли», притулившись возле еще более обшарпанного «форда-фиесты», словно ослик, терпеливо дожидался меня на школьной стоянке. Из окна дорогу не было видно, но я изо всех сил вывернула шею, надеясь хотя бы краешком глаза углядеть пролетающий мимо красный мотоцикл.