Суперзвезда - Виктория Готти

Были дни, когда эти ощущения обострялись, превышая то, что она считала своим обычным состоянием. Она начинала грезить, ее галлюцинации складывались в целые сценарии, в которых участвовали воображаемые люди. Иногда эти сцены содержали пытки и убийства, и она съеживалась под одеялом, парализованная своим собственным воображением. Время от времени она приходила в бешенство — могла поранить себя или пугала прохожих, если это случалось на улице. Когда Челси впадала в такой психоз, она уже не могла без помощи врача и лекарств вернуться в реальность.

Случалось, что она попадала в травмпункт, не добравшись до своего врача в «Кедас синей». Когда такое случалось, на помощь ей приходил психиатр. Он всегда начинал с традиционных слов: «Вы должны начать принимать литонат или халдол. Эти психотропные препараты нового поколения были менее токсичны. Но Челси не хотела принимать лекарств. Состояние возбуждения обычно сменялось апатией: ей ничего не хотелось делать, жизнь становилась серой, она больше не ощущала себя необыкновенной женщиной, ее сексуальность угасала, наступала тоска.

Сегодня она была возбуждена как никогда. Известие о болезни Турмейна сильно подействовало на нее — теперь она могла вернуться к разговору, который состоялся несколько месяцев тому назад в его офисе в «Десмонд». Она только ждала сигнала, чтобы осуществить свой план, а это был самый подходящий случай: он собирался умереть. Время снимать сливки. Больше никаких малобюджетных фильмов. Особенно теперь, когда Эдвард не оставил ей ничего, кроме долгов.

Голливуд, страна грез и надежд, стал для нее адом. Челси припомнила все унижения, которые ей пришлось пережить с тех пор, как она покинула восточный Лос-Анджелес. Какие грандиозные планы строила та маленькая девочка, как высоко парили ее мечты. Она так хотела быть замеченной, добиться чего-нибудь в этом фантастическом городе, это желание разъедало ее изнутри, словно ржавчина. Но случилось, что она стала шлюхой — нет, поправляла она себя, куртизанкой. Она хорошо знала разницу. Шлюхам редко удавалось пробиться. Они тратили деньги на наркотики и жадных сутенеров. Куртизанки спали только с богатыми, преуспевающими, влиятельными мужчинами, использовали их деньги разумно и жили, играя по своим правилам. Куртизанок не унижали и не оскорбляли, и со временем некоторые из них даже вошли в историю.

Челси не сомневалась, что ее судьба изменилась в тот день, когда она родилась и кто-то подменил ее, дочь голливудских аристократов, на незаконнорожденного ребенка Марии Хаттон. Тогда у нее не было выбора. Она была обречена на годы унижений, но теперь этому пришел конец.

Челси знала о своей врожденной психической болезни, которая управляла ею, но она сопротивлялась — не признавая, скрывая ее, живя от приступа к приступу, ожидая того, кто бы подтвердил ее уверенность, что психическое нарушение лишь питает ее талант. Ей надо было добиться успеха. Она верила, что хаос, готовый спуститься на династию Роджера Турмейна, был отличным шансом. Она не знала, что именно произойдет, но в «Десмонд Филмз», королевстве Турмейна, появилась трещина, и она была готова проскользнуть туда во что бы то ни стало.

Челси, пройдя в спальню и заперев за собой дверь, достала газету и разложила ее на постели. Она хорошо помнила день, когда все выяснилось, всего несколько месяцев тому назад, сразу после того, как ее мать наконец-то умерла. До чего же долго она умирала, это тянулось месяцами, годами, не то что бедный Эдвард. Нет, Мария предпочла мучить Челси до последнего мгновения ее несчастной, жалкой жизни, прокашляв почти всю жизнь и умерев медленной смертью от эмфиземы.

Отец Том отслужил мессу по Марии и присутствовал на погребении, которое никто не посетил. Челси сперва хотела просто сжечь все, что осталось после матери, но передумала, надеясь, что Мария припрятала среди бумаг в спальне свою страховку.

Страховки Челси не нашла, но отыскала кое-что получше.

18 февраля 1987 г.

Лоренсу Хиббелю, эсквайру.

Касательно Марии Хаттон, Ливанский госпиталь.

Тщательное изучение записей рождаемости за апрель 1966 года показало, что существует лишь одно лицо, которое может быть биологическим родственником Челси Хаттон. Ее биологическая мать — миссис Лана Турмейн, к настоящему времени скончавшаяся.

Ее адвокат хотел бы уладить вопрос, не обращаясь в суд.

Пожалуйста, свяжитесь со мной как можно скорее.

Искренне ваш,

Чарльз Каплан,

поверенный Ливанского госпиталя.

Челси просмотрела всю переписку и документы, что лежали в той же коробке. Она нашла другое письмо из больницы с предложением уладить вопрос за 750 тысяч долларов. Еще Челси нашла около двадцати необналиченных чеков, сопровождаемых письмами от адвоката Турмейна, и в каждом письме говорилось, что деньги «предназначены для ребенка».

Челси содрогнулась, вспомнив свое ужасное детство — одежда с чужого плеча, пожертвованные кем-то игрушки, свирепые проклятия матери. Когда в газетах появились фотографии празднования шестого дня рожденья Кэссиди Турмейн, Челси была поражена каруселью у их дома. Мария безжалостно съехидничала: «Стало быть, мисс, вы полагаете, что вас могли бы пригласить туда лишь потому, что вы родились в тот же день. Неужели ты на самом деле думаешь, что сказочная принцесса Голливуда имеет с тобой что-нибудь общее?»

Эти три четверти миллиона долларов облегчили бы жизнь Челси. Челси изучила письмо из госпиталя, и в голове у нее начала складываться ясная картина. Ха! Чеки должны были заткнуть матери рот. Но эти люди не учли Бога, которому поклонялась Мария Хаттон, а также ее невероятную склонность к отрицанию.

Челси почувствовала, как у нее внутри все закипает, она знала, что сейчас ей станет плохо, несмотря на литий. Она села на корточки посреди разбросанных на кровати бумаг и оценила свои возможности. У нее появилось несколько идей. Разве Лана Турмейн не была замужем за Роджером Турмейном, знаменитым режиссером? Очевидно, он не хотел бы, чтобы его маленький секрет был раскрыт. И пока он не умер, надо действовать.

Челси вспомнила мечты юности, как она хотела избавиться от нищеты и той мерзости, что ее окружала, как она воображала себя маленькой богатой девочкой. И только подумать, она была настоящей дочерью Ланы Турмейн!

Через несколько часов Челси заснула на ветхой кровати Марии Хаттон прямо на куче бумаг и чеков. На следующий вечер она уже имела четкий план.

В восемь часов вечера лос-анджелесские Сенчури сити тауэрс уже почти опустели. Горело лишь несколько окон, так что Челси могла проследить, где работали уборщики. Адрес офиса Роджера Турмейна был всем известен. Она вошла в фойе и сказала охраннику, что у нее назначена встреча с Роджером Турмейном. «Я его дочь», — сообщила она, не называя своего имени. Охранник быстро сказал что-то в телефонную трубку, и Челси услышала возглас Турмейна. Весь Голливуд знал, что Турмейн не общается со своей дочерью. Охранник попытался ее остановить, но Челси быстро прыгнула в кабину лифта.

Дело было сделано. Халдон, который она приняла накануне, начал действовать. Челси вернулась к таблеткам, решив сохранить равновесие и на какое-то время подавить маниакальные настроения.

На тяжелых стеклянных дверях был золотом изображен логотип «Десмонд Филмз». Как только Челси приблизилась, прозвучал сигнал и замок открылся. Она вошла в дверь и прошла по коридору в северо-западную часть этажа.

— Кэссиди! — сурово произнес Турмейн из своего офиса перед тем, как она дошла до него. — Какая…

Челси услышала, как тихонько зашумели колеса кресла. Она почувствовала, что Турмейн приближается к двери. Замерев, Челси закрыла глаза и на минуту представила себе, что все складывается именно так, как она хотела.

— Какого черта!

Челси открыла глаза и увидела мужчину со страниц газет и журналов. Он был без пиджака, в бледно-розовой накрахмаленной сорочке, серых брюках и черных мокасинах с кисточками. Изучать дальше наряд мужчины не было времени, потому что взгляд его черных глаз заставил ее посмотреть ему в лицо. Она подумала, что очень похожа на него, но сказать ничего не успела.

— Кто вы? — прорычал он, сделав шаг в ее сторону. Она инстинктивно отступила.

— Я ваша дочь. — Челси попыталась достать документы из сумочки от «Шанель», но застежка не поддавалась. Руки не слушались и вспотели.

— Убирайтесь отсюда, юная леди. Я прикажу вас арестовать, немедленно, — произнес Турмейн уже за столом в приемной. Он явно собирался вызвать охрану. Челси собрала всю свою храбрость, силу и наглость.

— Пожалуйста, выслушайте меня. — Локоны ее медово-светлых, длинных волос прилипли к вспотевшему лицу.

Турмейн колебался. Затем более спокойно произнес: