Не мешайте девушке упасть - Фредерик Дар

На случай, если вы не в курсе, должен вам сказать, что до войны так называли международную банду, специализировавшуюся на торговле документами. Ее шеф был застрелен из автомата на улицах Чикаго в тридцать восьмом, и с тех пор о банде никто больше не слышал.

Это откровение опрокидывает все предположения, что я строил до сих пор. А я-то думал, что речь идет о деле, так или иначе связанном с политикой!

Придвигаю таз к моему гангстеру. Он берет его здоровой рукой и выплескивает содержимое мне в лицо. Я задыхаюсь. Тем временем он поднимается. Я вижу блеск металла в его руке и пригибаюсь. Нож, брошенный с удивительной ловкостью, вонзается в буфет, вырвав кусок из моего воротничка.

— С Рождеством! — говорю я, и моя пушка с удовольствием выплевывает из себя горячие полновесные маслины. «Стрижка бобриком» добросовестно ловит их своим пузом.

Подхожу к нему. Готов.

— Вот видишь, придурок, мой шпалер еще болтливее меня.

Естественно, он уже не может меня слышать, а жаль, потому что я чувствую себя в ударе. Вспоминаю, как он расстреливал меня в метро. А я бы очень хотел объяснить ему, что не надо рыть другому яму, что ворованное впрок не идет, и что сколько веревочке ни виться… и т. д. Раз уж они так любят пословицы…

Я обыскиваю его и забираю бумажник. Кроме довольно толстой пачки бабок в нем лежат документы на имя Людовика Фару, в том числе водительские права и техпаспорт. Я запоминаю номер его тачки на случай, если она появится рядом: 446 К. N. 4. Этот номер отпечатывается у меня в памяти до конца моих дней. Кладу бумажник и лампочку себе в карман, выключаю свет и иду к выходу. К счастью, мои выстрелы никого не потревожили. Мой «люгер» стреляет тихо, как пробка из бутылки шампанского, за что я его очень люблю.

И вот я и на улице. Сворачиваю направо. У тротуара стоит машина; ее номер бросается мне в глаза, как рой мух: 446 RN 4.

В ней никого нет. «Стрижка бобриком», очевидно, приехал один. Нажимаю на ручку, и дверца открывается без малейшего сопротивления. Поскольку я человек простой, то без церемоний сажусь за руль.

Давай, милая! Вперед, в Везине!

Глава 8

Сворачивая на авеню Гранд-Арме, я говорю себе, что ехать к друзьям «Стрижки бобриком» с лампой в кармане очень неосторожно. Сказать им «привет» в день знакомства я могу и без подарка. В случае провала моей попытки освободить Жизель эта штука может стать для меня ценным козырем.

Что бы с ней такое сделать? Ехать к себе нет времени, да к тому же это было бы крайне неосторожным поступком.

Я останавливаю машину и принимаюсь размышлять. Если бы были открыты почтовые отделения, я бы просто отправил коробку до востребования на свое имя. В подобных случаях это наилучшая тактика, но среди ночи думать о ней не имеет смысла, вы не находите? Так что же делать?

Я улыбаюсь, включаю двигатель и еду в комиссариат на площади Этуаль. Представляюсь дежурному капралу и отдаю ему завернутую в бумагу картонную коробку.

— Спрячьте ее до моего возвращения. Если я не вернусь через два дня, отдадите посылочку комиссару Берлие. — Я пишу на ней адрес в Везине. — Слушайте, капрал, когда будете вручать ему коробку, то не забудьте сказать, что мой труп, по всей вероятности, зарыт в парке владения, находящегося по этому адресу.

Бедный полицейский обалдел от удивления. Я шлепаю его по спине.

— Не делайте такую морду, коллега, а то подумают, что вы только что побеседовали с вашим прапрадедом…

Я убегаю прежде, чем его челюсть успевает вывалиться изо рта.

За городом движение практически на нуле. Я несусь как метеор. Нантерр проскакиваю на такой скорости, что прохожие принимают меня за вихрь. Дальше Шату и, наконец, Везине с его роскошными виллами. Спрашиваю дорогу у какой-то бабы и через пару минут останавливаюсь перед коттеджем «кенгуру».

Это большой кирпичный дом с башенками на четырех углах, придающими ему шикарный вид. В окнах второго этажа горит свет. Я оставляю машину на боковой улице и подхожу к железной решетке ворот. Они заперты на ключ, и я начинаю их отпирать. Ничто меня так не развлекает, как открывание замков Чувствую, язычок убрался. Мой маленький инструмент для открывания замков просто чудо. Вдруг на ворота бросается гора мяса. Я поздравляю себя с тем, что нахожусь по эту их сторону, а не по ту, потому что это датский дог ростом чуть поменьше слона. В лунном свете я вижу, как блестят его глаза. Этот песик ласков, как бенгальский тигр. Клыки у него крупноформатные, и, когда он вонзит их вам в задницу, сесть вы сможете лет этак через сто.

Стараясь его смягчить, я ласково сюсюкаю, но это напрасный труд. У меня больше шансов смягчить судебного исполнителя, чем этого зверя. Я не решаюсь влепить ему в пасть маслину из-за того, что, хотя мой «люгер» разговаривает очень тихо, в ночной тишине его голос будет очень даже слышен, тем более что бандиты вряд ли заткнули себе уши ватой.

Возвращаюсь к машине и, покопавшись в багажнике, нахожу то, что мне нужно: большой разводной ключ.

Датчанин по-прежнему стоит у ворот; к счастью, как и все злые собаки, он молчалив. Я проделываю веселый маневр. Левой рукой показываю псине мою шляпу. Этот волкодав такой дурак! Моя шляпа до того его возбуждает, что он просовывает морду через решетку, чтобы схватить ее. Я бью от всей души — хрясь!

Его черепушка раскалывается, как орех под кованым сапогом. Я открываю ворота и оттаскиваю труп собаки, освобождая вход.

Передо мной прекрасная аллея. Иду по ней, стараясь не очень скрипеть гравием. По мере приближения к дому до меня все яснее доносятся песни. Уголовнички собираются весело встретить Рождество. Надеюсь, еще один гость им не помешает…

Обхожу дом, потому что опыт научил меня не соваться в подобных случаях в парадную дверь. Мне бы прекрасно подошла какая-нибудь боковая. Найдя такую, я открываю ее без малейшего труда. И вот я в узком коридоре, ведущем на кухню. Придется пройти через нее, чтобы попасть в другие помещения. Это не очень удобно, потому что я слышу, как в ней напевает какой-то меломан.

Продвигаюсь на цыпочках и вижу толстого типа туповатого вида, отрезающего себе ломоть ветчины шириной с площадь Конкорд. Я вхожу со шпалером в руке.

— Приятного аппетита!

Он вздрагивает и роняет бутерброд.

— Быстро подними клешни и постарайся коснуться ими неба!

Я никогда не встречал такого послушного мальчика. С ним одно удовольствие играть в полицейские-воры.

— Где девушка?

— Наверху!

— Что значит «наверху»?

— С ними…

А, черт! Полный финиш… А я-то начал надеяться, что все пройдет тихо. Ладно, если понадобится шухер, они его получат.

— Лицом к стене! — приказываю я толстяку.

Он подчиняется, и я с ним кончаю. Извините, преувеличил: я просто разбил об его котелок бутылку шампанского.

Он падает с сильным грохотом.

Я выхожу из кухни и нахожу лестницу, ведущую на второй этаж. Поднимаюсь, перепрыгивая через ступеньки. Путь мне указывают смех и крики. Подхожу к двери комнаты, где гуляют мерзавцы. В лучшем стиле лакея из комедии я наклоняюсь и заглядываю в замочную скважину. У них там пир горой. Они орут кто во что горазд, жрут и хлещут горькую без всякой меры. В углу комнаты Жизель. Бедняжка привязана к стулу, и трое подонков, посмеиваясь, лапают ее груди.

Я тихо поворачиваю ручку и открываю дверь, но остаюсь в коридоре, готовый отскочить в сторону, если одному из этих гадов придет фантазия поздороваться со мной из шпалера.

— Счастливого Рождества, ребята!

Все оборачиваются.

Некоторые вскрикивают: «Мануэль! Это Ману!»

Секунда замешательства. Я их рассматриваю одного за другим в надежде узнать хотя бы одного, но морды, выставленные перед моими глазами, мне совершенно незнакомы.

— Это не Мануэль! — слышится чей-то голос.

Это заговорил мой карлик. Он сидит в кресле, и я его не сразу заметил.

— Это тот тип, которого чуть не кокнул Фару, — комиссар Сан-Антонио! Пришел за вторым уроком борьбы? — спрашивает он меня.

— Забрать мадемуазель.

Я подхожу к Жизель и вынимаю у нее изо рта кляп.

— Тони, дорогой, ты нашел меня!.. Это чудесно.

Если бы я прислушивался к ее словам, то поцеловал бы взасос (что в моей любовной тактике следует за влажным поцелуем). Куколки все ненормальные, кто больше, кто чуть меньше. Стоило мне появиться, как она тут же решила, что все вошло в норму.

— Минуту! — говорит один из собравшихся. — Минутку, комиссар. Вам не кажется, что вы слишком торопитесь?

Я продолжаю развязывать Жизель.

— Что говорит этот длинный? — спрашиваю я карлика. — Кстати, если бы ты хоть немного знал правила хорошего тона, то представил бы нас друг другу.

Они просто обалдевают от моего спокойствия.

Психует только карлик. Он выхватывает, не знаю откуда, пушку и наставляет ее на меня.