Счастья хватит на всех - Юлия Александровна Волкодав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда на очередной день рождения она получила собственный телевизор, старый, с посаженным кинескопом, принесённый матерью с работы — поликлиника закупила новые для вип-палат, а старые продала сотрудникам по дешёвке, счастью Сашки не было предела. Видеомагнитофон ей отдали родительский, всё равно им никто толком не пользовался.
— Ты только про учёбу не забывай, — заметила мама, наблюдая, как Сашка расставляет свои сокровища на тумбочке с оторванной дверцей и тут же заряжает кассету в магнитофон.
Какое там забывай! К тому моменту Туманов уже пережил аварию, а Сашка определилась с профессией. Но уроки она теперь учила исключительно под его пение, а засыпала под его интервью. Все накопленные кассеты можно было гонять по кругу, и его голос звучал в комнате постоянно. Он успокаивал. Снаружи, за пределами комнаты, могло происходить всё, что угодно: отец кричал и бил посуду, мать причитала, что в холодильнике нет продуктов, на улице шёл снег, обещая к вечеру растаять, а за ночь замёрзнуть, так, что утром в школу придется практически ползти, учителя пугали предстоящими экзаменами, а одноклассники просто игнорировали странную девочку, — что бы ни произошло, за дверью комнаты ждал Всеволод Алексеевич. Надёжный и понятный, поющий о любви и дружбе, улыбающийся с афиш, провожающий её добрыми, чуть прищуренными глазами. Живущий в совсем другом мире: музыки, аплодисментов, красивой одежды и ярких огней.
Если становилось совсем тошно, Сашка не выключала его записи всю ночь. Всю ночь Туманов пел, когда отец впервые подрался с матерью. Всю ночь пел после того, как Сашка первый раз осталась у Лёшки. И когда его выгнала, тоже пел. И когда её не позвали на выпускной, конечно.
* * *
Нет, в общем-то, закономерно. Она давно перестала быть частью класса, и к выпускному отношения поддерживала только с Аделькой. Мама потом говорила, что Сашка сама виновата, точнее, виноват Туманов, задуривший ей голову.
— Кто с тобой дружить будет, если у тебя только он на уме?
Но мама ошибалась. Отношения с одноклассниками у Сашки не разладились с появлением Туманова. Они у неё никогда и не налаживались. С того первого дня, когда она переступила порог школы, с пятнадцатого апреля.
Просто мама забыла подать документы в первый класс. Как-то мимо её сознания прошло, что дочке исполнилось шесть. А может быть, сработал советский стереотип, когда в школу отдавали с семи. В марте отпраздновали семилетие, а случайно встреченная на улице подруга сообщила Ниночке, что в следующем году пятая школа первоклашек набирать не станет, всех отправят в восьмую.
— В восьмую? — возмутилась Ниночка. — Там же одни обормоты учатся! Ни за что!
Всеми правдами и неправдами, больше, конечно, неправдами и не без помощи привезённой из Турции шубки, Сашку впихнули в первый класс к концу учебного года.
Она пришла, когда не только парты, но и друзья-подруги давно были разобраны. Новенькую моментально окружили, рассматривали её тетрадки, расспрашивали, откуда она взялась. А дикая Сашка, никогда прежде не попадавшая в детский коллектив, только молчала.
Учительница занималась с ней отдельно, и Сашка как-то привыкла, что она сама по себе. Все читают про маму и раму, а она заполняет пропись, все репетируют песню для утренника, а она решает примеры по математике. Участвовать в утреннике ей никто не предложил, посчитали, что новенькая просто не успеет выучить за оставшиеся несколько дней песенку про родину. Ерунда, Сашка запомнила её, как только услышала. Но никому об этом не сказала. Постеснялась.
Она потом часто вспоминала свой неудачный первый класс, те полтора месяца, жалкий огрызок школьной счастливой поры. Иногда ей казалось, во всём виновата мама. Почему её не отдали в восьмую школу? Какая разница, где учиться? Зато там она бы не была чужой. Пошла бы первого сентября, с бантиками и цветами, на линейку, познакомилась бы с такими же взволнованно-растерянными первоклашками, нашла бы друзей. С самого начала была «своя». Но откровенно говоря, Сашка и сама понимала, мама ни при чём. Виновата она, Сашка. Ведь приходили к ним и потом новички и сразу становились центром притяжения. Катька вон в пятом классе пришла, так в неё все мальчишки влюбились, хором. А Олег в седьмом перевёлся к ним, так его старостой выбрали уже через неделю! Нет, это она виновата, что так и не стала частью класса. Надо было играть с девочками в куклы, а не с мальчиками в черепашек Ниндзя. Читать по слогам на уроке, а не «Педагогическую поэму» на перемене. Носить платьица, которые привозила мама, а не пятнистые майки и кепки козырьком назад. И улыбаться чаще — всем.
А с появлением Туманова пропасть, и без того глубокая, превратилась в непреодолимую. Только с Аделькой у них оставались общие интересы. Та тоже бредила Москвой, концертами и артистами. Правда, всеми подряд, лишь бы популярные были. Мечтала стать певицей, а на выпускном, говорят, даже пела перед всей школой.
Окончательно отношения с классом у Сашки испортились в последний учебный год. Все ходили злые — свалившийся единый экзамен основательно трепал нервы и учителям, и выпускникам. Сашка готовилась к поступлению в медицинский и откровенно забила на все предметы, которые не требовалось сдавать в медвуз. Даже любимую прежде историю пропускала. Некогда. И незачем. В освободившееся время зубрила биологию и химию. Вот и получилось, что о сборе денег на выпускной она узнала в последний момент. Собирали по тысяче: на украшение класса, на ленты, шары, на подарки учителям и на кафе. Говорили, там даже шампанское будет, всё по-взрослому. Тысячу рублей стоил праздник окончания детства. Ровно тысяча рублей лежала у Сашки в копилке. И ровно месяц оставался до того, как она должна была превратиться в билет на концерт Туманова. Первый в её жизни «настоящий» концерт в Москве, куда она поедет поступать в институт. Так удачно, что он объявил бенефис именно в дни вступительных экзаменов. Оставалось ещё накопить на цветы.
Вопрос,
