Сказка про то, как царевич Никита судьбу пытал - Людмила Даниленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10
Шёл Никита, усталости не ведая, только вёрсты за спиной оставляя. Дорога домой, всегда не в тягость. Да, только солнце к закату клонится и ночь на смену ему приходит. Стемнело совсем. Думает Никита, где б ему на ночлег обустроиться. Видит, стог сена по средь поля, там и решил остановиться. Подошёл к стогу, а сено-то свежее, ароматное. Раскопал в нём лежанку себе, да и завалился в неё. Лежит царевич, наблюдает, как на небе звёзды, одна за другой, загораются. И чем темнее небо становилось, тем ярче звёздная россыпь сверкала. Красота! Любовался Никита, пока веки от усталости, сами не сомкнулись.
Раннее утро ещё было. Рассвет, только темноту разбавил. Пробудился Никита от звуков странных. Топот слышит, фырканье и запах характерный, никак конь неподалёку пасётся. Удивился Никита. Поднялся и пошёл вокруг стога. Смотрит, и глазам своим не верит. Это ж его конь, которого разбойники увели. Вот так радость. Подбежал царевич к коню своему, обнимает за шею, приговаривает:
— Друг мой дорогой, узнаёшь ли ты меня? Помнишь? — А конь словно понимает, кивает головой, дескать узнаю я тебя хозяин, помню. Спрашивает у него Никита на радостях — Что же ты делаешь тут один? Домой бы шёл.
Но тут услышал царевич голос посторонний:
— Эй, ты! Ты, чего это моего коня вопросами пытаешь?
Оглянулся царевич, глядит, из стога человек выбирается. Сразу его личность не по нраву пришлась Никите, а когда присмотрелся повнимательнее, вовсе возмутился. Это ж один из тех разбойников, что в лесу грабежом занимались. Не поддался Никита тону его дерзкому, навстречу шагнул, и на всякий случай рукоять сабли своей в руке зажал.
— Вот и свиделись опять! — ухмыльнулся царевич. — Что, узнаёшь меня? Помнишь? — грозой посмотрел на разбойника Никита.
— Так, ты, у меня спрашивал? — удивлённо, спросил тот, и пятиться от страха. — Узнаю, конечно, помню. Тебя-то я и жду уж давно. — лепетал лиходей.
— Вот он я пришёл. Говори, зачем я тебе надобен? — спросил Никита и снова вперёд шагнул, а противник опять в зад пятки́.
— Ждал тебя царевич Никита, искал, чтобы коня твоего вернуть. Заботился я о нём всё это время, чтоб не случилось чего, и не уволок никто. Кормил, поил скотину, дабы в порядке была. Так что, забирай имущество своё. — молвил, кланяясь разбойник.
— А ты, я смотрю совсем другой стал. Нет в тебе, той прыти и отваги, как раньше. За спинами дружков своих подлых, ты смелее был. А сейчас, как зайчишка трясёшься. — корил его Никита.
— Нет, царевич, я больше лихими делами не занимаюсь. Оставил я это гиблое дело. Теперь, только во благо жить буду. — сказал и потупил взгляд виновато.
— Вот так диво! Это кто ж тебя переделал так, в раз? Не Леша, это случаем? — хитро спросил Никита.
— Он, чудодей! — сознался несчастный — Такой морок на нас нагнал, тогда. Земля сотрясалась, вихрь огненный душил. Сгинули товарищи мои в лесу тёмном. Нам с конём повезло. Долго бежали по лесу, но всё ж удалось нам от смерти уйти. Так что, забирай коня своего царевич.
— Куда ты теперь? — спросил Никита.
— Много городов разных на свете есть. Может найдётся один для меня, где начнётся моя новая, счастливая жизнь. — сказал разбойник и улыбнулся от собственной мечты.
— Нет в тех городах ничего хорошего. Живи счастливо на своей земле. — сказал ему Никита.
— Нет, я решил!
Смотрит на него Никита и что-то знакомое видит в нём.
— Себя. — сознался он в мыслях. Улыбнулся и сказал — Ну, раз решение твоё твёрдо, значит нужен тебе этот путь. Ступай!
— И тебе здравствовать, царевич Никита!
На том и разошлись в разные стороны.
Скакал вместе с ветром Никита на верном коне. Чувствует уж близок дом. Каждая полянка, каждое деревце, всё знакомо ему. Видит в дали жилище, а возле него люди трудятся. Обрадовался сначала Никита, но потом сомнение подступило. Не может в этом месте город его начаться. Не здесь его границы. Поехал Никита в сторону жилища того. Странное жилище, кое как из дерева выстроен, неказистое всё. И хозяева такие же, по лицам видно не местные, а как заговорили, так совсем понятно стало, что из других земель они выходцы. Говор у них своеобразный. Стоят смотрят на гостя нежданного, а в стороне на кострище котелок с варением кипит, и лошадёнка старая поодаль пасётся. Странным всё казалось царевичу.
— Вы, чьи будете? И что делаете здесь? — спросил Никита, глядя на них с коня.
— Мы люди бедные, несчастные. Живём на этом клочке земли, ведь нам больше не куда идти. — ответил хозяин. Тут из хижины, ещё трое детей вышли, чумазые, мал мала меньше. А четвёртый, постарше будет. Крепкий такой парнишка как Никита, и возраста такого же, примерно.
— Откуда пришли, вы? — спросил царевич.
— Из южной стороны. — отвечают.
— Что же вам не пожилось-то на родине? — опять спрашивает царевич. Вздохнула хозяйка.
— Нет для нас жизни там. Только печаль ждёт там и потери. — отвечает она. Спешился Никита и подошёл ближе.
— Что ж за печаль может быть от родной-то земли? Или вина ваша в чём-то? — спросил.
— Вина у нас одна — бедность. Печать эта роковая ложиться клеймом на наших детей. Только рабами им суждено быть. Не хочу я им такой судьбы. Если богатства не могу добыть, так хоть свободу отстою. — ответил хозяин и с мольбой посмотрел на Никиту — Не прогоняй нас, государь! Тихо мы будем жить. Помехой не станем и вреда никому не нанесём.
— Не государь я. — сказал Никита — Я сын его. — Склонили головы и стар, и млад перед царевичем, у очага усадили.
— Не побрезгуйте угощением. — сказала хозяйка и подала чашу с кашей. Не отказался Никита, тем более живот уже свело от голода.
— Как же вы жить здесь собираетесь? — спросил царевич — Ладно, сейчас тепло и день и ночь, а холода придут, что вы делать будете с малыми детьми. Нужно было в своей стороне спасения искать, а здесь помёрзните.
— Нет там спасения. Погоня за нами. Боимся и здесь нас настигнут, тогда уж смерти не миновать. — вздохнул хозяин.
— Ну, уж нет! — воскликнул Никита — На своей земле разбойничать не позволю! Поздно уже. У вас заночую, а завтра вместе со мной пойдёте. Город у нас славный, гостеприимный. Никто не обижен, и вам место найдётся.
Клонилось солнце к закату. Ещё не ушло, совсем, а луна, как будто опережая, серебряной монетой, повисла на
