Сезон туманов (сборник) - Евгений Гуляковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ротанов почувствовал, как у него пересохло во рту, потому что вокруг, спереди и сзади, уже шевелился темный ковер растущих из стебля щупалец. Извиваясь, они обтекали его, замыкали кольцо… Отступать уже было некуда. Слишком поздно он понял, что это такое… Но откуда, откуда он здесь? Ведь ничего не было, кроме спор!..
И вдруг сзади налетел порыв ветра. Неожиданно цветок сморщился, словно собирался чихнуть, потом медленно стал съеживаться, уменьшаться в размерах. Закрылись лепестки, втянулись внутрь стебля щупальца-ловушки. Словно кто-то прокручивал перед Ротановым киноленту в обратном порядке. Утончился и закачался высокий стебель, потом с сухим шелестом обрушился вниз, рассыпаясь в темную тяжелую пыль, из которой только что возникла эта грозящая смертью ловушка. Сейчас она исчезла, у него на глазах растворилась в ковре тяжелых спор, только что родившем ее. Почти сразу же из него один за другим стали вылупляться, как цыплята из яйца, уже знакомые Ротанову треножники живых спороносителей. Они тут же разбегались в разные стороны и исчезали в зарослях. Через несколько минут ничто уже не напоминало о происшедшем. Потрясенный Ротанов достал флягу с водой и смочил пересохшее от волнения горло. Потом разрядил арбалет, тяжело опустился на песок рядом с тем местом, где только что раскачивался, грозя ему гибелью, стебель растения. Песок в этом месте казался нагретым. Ротанов набрал его полную пригоршню и медленно пропустил между пальцев.
Так что же произошло? Вначале его явно собирались атаковать, но, как только ветер донес его запах, запах человека, цветок стал сворачиваться и в конце концов превратился в эти безобидные треножники. Масса спор не обладает собственной энергией. Это просто микроскопические кирпичики, подчиняющиеся формирующим полям. Из них, наверно, много чего можно построить, не только этот ядовитый цветок…
Энергию и соответствующие команды споры наверняка получают от своего родителя… Ротанов долго задумчиво смотрел на толстый ствол растения с разорванным спороносом. Свесившись набок, он сейчас еще больше походил на белый колокол… «Что же ты такое? – тихо спросил Ротанов. – Твои корни уходят в глубокое прошлое. Они растут здесь уже миллион лет, потом распустятся колокола цветущих спороносов… И только в далеком будущем образуются плоды, оттого никто и не нашел легендарного семени трескучек… Растение, подчинившее себе время или приспособившееся к его течению настолько, что время стало не властно над ним? Его сок, проникая в живые клетки человеческого тела, способен перенести их хозяина в далекое прошлое, к самым истокам…» Так растение ли это или нечто значительно более сложное и, может быть, даже более важное, чем найденные им в прошлом остатки рэнитской цивилизации?
Ротанов перебросил через плечо ненужный арбалет, потому что вдруг понял: ничто ему не грозит в этой роще. Трескучки прекрасно могут отличать врагов от друзей, а он пока что не сделал ничего такого, чтобы стать врагом этих существ. Здесь у трескучки наверняка есть враги. За одного из них его и приняли вначале. Ротанову вдруг стала понятна толщина и высота стен рэнитского замка…
* * *На этот раз дром был огромен. В два раза больше предыдущего. Четыре гибкие лапы мелькали так быстро, что отдельных движений не было видно. Над ними возвышались массивные челюсти, утыканные острыми как кинжал зубами. Вельда знала, что ей не уйти. Джар, везущий ее повозку, устал, к тому же он не боялся дрома и не очень спешил. Всего несколько метров отделяло ее от дрома, она видела, как аспидным блеском отливают его широкие верные клыки. Вельда изо всех сил хлестнула Джара, но было уже поздно. Дром вытянулся и в последнем броске дотянулся до повозки. Его тяжелые челюсти сомкнулись на ободе колеса. Оно хрустнуло, и во все стороны полетели обломки, повозка накренилась на один бок и остановилась, от резкого толчка Вельда вылетела из нее, откатилась к обочине. Дром, занятый повозкой, не обращал на нее внимания. Она видела, как он в ярости крошит дерево, рвет сыромятные ремни креплений, словно повозка была живым существом.
Вельда знала, что теперь у нее оставалось всего несколько секунд. Покончив с повозкой, дром в любом случае настигнет ее. У него не было глаз, но он хорошо улавливал запахи. Повозка пахла ее телом и именно поэтому вызвала в дроме такую ярость. Вельда вскочила на ноги и бросилась к зарослям. Отчаяние придало ей сил. Но дром уже почуял неладное, он приподнял свою тяжелую, словно выкованную из стали, голову и устремился за ней. Она не заметила, когда из зарослей выскочил человек. Увидела его уже рядом, он оттолкнул ее и встал на пути у дрома. В руках у него было какое-то странное оружие, похожее на рогатину. Раздался резкий свист, и тяжелая стрела мелькнула в воздухе. Дром продолжал бежать, но что-то в его движениях изменилось. Угловатые формы начали вдруг округляться. Дром словно стал ниже. Тяжелая голова опустилась и как будто смазалась.
Только теперь Ротанов позволил себе взглянуть на девушку. Волосы, заплетенные в несколько мелких косичек, отсутствие всяких украшений, простая запыленная одежда, эта повозка… Ничто не напоминало вчерашнюю принцессу из старинной сказки, разве только глаза… Ротанов нагнулся, протянул ей руку и помог встать на ноги. Она оказалась примерно одного с ним роста. И он с удовольствием почувствовал, какой сильной и гибкой оказалась ее рука. Несколько секунд она ее не отнимала, и они молча стояли рядом, разглядывая друг друга. Наконец она отняла руку, отступила на шаг, неловким жестом отряхнула с одежды пыль и вдруг лукаво, совсем как земная девчонка, улыбнулась. Улыбка была такой мимолетной, что Ротанов засомневался, не почудилась ли ему она. Потом рэнитка произнесла несколько слов на певучем непонятном языке, чем-то похожем на язык древней Полинезии. Звучали эти слова примерно как «ларанго тало ароно». Девушка прижала к груди левую руку и чуть наклонила голову. Этот жест, наверно, был бы понятен на любой планете.
Ротанов обругал себя за недогадливость, он считал, что все рэниты должны знать человеческий язык. Конечно, его изучил кто-то один, и, возможно, именно поэтому за столом царит молчание. Наверно, они просто не хотят разговаривать при нем на своем языке, считая это невежливым.
Ротанов помог девушке собрать разбитую повозку. Ему удалось даже связать сыромятными ремнями рассыпавшееся колесо. Девушка вновь запрягла странное животное, больше похожее на огромную толстую гусеницу, чем на лошадь. Ножки у животного были коротенькие, и, пока Ротанов обвязывал вокруг них сложную упряжь, все время путаясь в многочисленных ремешках, он насчитал этих ножек по крайней мере пар восемь. Прежде чем уехать, девушка показала на себя рукой и сказала:
– Вельда, Арона-ла. – И еще раз повторила: – Вельда.
Ротанов церемонно кивнул головой и представился сухо, как на официальном приеме:
– Ротанов.
– Ролано? – переспросила девушка.
Ротанов молча кивнул. Пусть будет «Ролано», какая разница…
Повозка, переваливаясь с боку на бок, медленно отъехала, он долго еще смотрел ей вслед, потом перебросил через плечо арбалет, нашел в кустах кетмень и пошел заканчивать выделенную ему в качестве дневной нормы делянку. В одном он мог поклясться – стрела, выпущенная им в дрома, прошла мимо цели…
* * *Вернувшись после ужина в свою комнату, Ротанов лег на топчан не раздеваясь. Прошел почти месяц с того момента, как он появился в замке. Мышцы от физической работы окрепли, и он уже не чувствовал отупляющей усталости, которая заставляла его буквально валиться с ног первые дни. Теперь у него оставались силы и время, чтобы лучше изучить мир, в котором он очутился. Он собирал образцы пород, описывал новые виды растений, уходил довольно далеко от замка, уделял основное время и внимание зарослям трескучки, раскинувшимся на многие десятки километров вокруг. Никто ему не препятствовал, никто не вмешивался в его дела, попросту никто не интересовался им. Лишь бы он выполнял дневную норму работы… Первое время его это вполне устраивало. Но сегодня вдруг навалилась тяжелая гнетущая тоска, скрутила его, лишила всякого желания продолжать начатую работу. Он вспомнил причину, вызвавшую приступ ностальгии именно сегодня, но это мало помогло. Во время ужина девчонка, которую он спас сегодня, не взглянула на него ни разу. Но, видимо, была еще и другая причина для тоски. «Командировка, – утешал он себя первые дни. – Это просто такая командировка…» Но из командировки можно вернуться. Из любой, самой дальней экспедиции в конце концов возвращаются, а отсюда? В том-то и дело, что этого он не знал. Дубров умел возвращаться. Он надеялся найти здесь Дуброва и вернуться с ним вместе и ничего не нашел. Он заключил с рэнитами странную сделку, с одной-единственной целью: узнать о них побольше, наладить обычный человеческий контакт, из которого рано или поздно рождается взаимопонимание, и ничего не добился. Ничего, кроме оглушающего одиночества и чувства безнадежности своей затеи. Кому нужны все эти минералы, образцы растений, описания животных, давно ставших на этой планете палеонтологическими курьезами? Разве что его открытия, связанные с трескучками, имеют настоящую цену, но их еще нужно проверить, а главное – надо суметь донести эти данные до Земли… Рэниты ему в этом не помогут. На какое взаимопонимание можно рассчитывать, о каком контакте может идти речь с существами, лишь внешне похожими на людей? Неспособными испытывать простого чувства благодарности, сумевшими отгородиться от него стеной ледяного безразличия… Сегодня он спас девчонку от верной гибели, он сделал это совершенно рефлекторно, как сделал бы на его месте любой землянин, и не нуждался он в ее благодарности! Но и привычного ледяного молчания за ужином не ожидал. Не ожидал, что она вновь превратится в надменную аристократку, увешанную драгоценностями. А он в своей запыленной и изодранной рабочей одежде вновь почувствует себя в обществе рэнитов существом низшего разряда. Он валялся на топчане и думал, какой замечательный человек Крамов и насколько секретарь председателя колонии на Реане симпатичней этой надменной рэнитки. Он убеждал себя в том, что огромные глаза, если разобраться в этом получше, попросту безобразны. Он достиг в этом почти полного успеха, как вдруг заметил на столе маленький листочек бумаги, которого здесь не было раньше…