Огненный ручей - Неизвестно

— С Майкой в шашки играл,— быстро нашёлся Андрюша.— Спать уже захотелось. А у вас как дела?

Взрослые весело переглянулись. А Семён Петрович, вдруг задорно рассмеявшись, подхватил Андрюшу под лок¬ти и высоко подкинул его к потолку.

Глава IX ОБЩЕСТВЕННЫЕ ДОСКИ

Витаха проснулся рано. Круглый будильник с никелиро¬ванным звоночком показывал шесть. В полураскрытое окно, занавешенное марлей, смотрело солнце. Горячий лучик ле¬жал на щеке матери. Она дышала ровно и спокойно. Мор¬щинки на её лице не были уже такими глубокими, как вче¬ра вечером.

Ей пора вставать, но Витаха всё медлит. Конечно, стоит ему только сказать: «Мама!» — и она сразу же проснётся, быстро оденется и возьмётся ещё до работы вытирать в комнате пыль, мыть посуду, оставшуюся после вчерашне¬го ужина, заправлять керосином примус. Но Витаха этого не хочет. Он разбудит её только минут за сорок до начала работы, чтобы она одно успела: одеться и позавтракать. Сейчас он встанет раньше её и вскипятит чай.

Мать чему-то улыбалась во сне, и на всём лице её лежа¬ла какая-то тихая радость.

Что она сейчас видит? Может быть, опять отца? Однаж¬ды она вот так улыбалась, а проснувшись, рассказала, что видела себя молодой и в свадебном платье. Они куда-то шли с отцом, а дорога была и не дорога, а светлый ручей, и по берегам росли красные цветы… Тогда у матери в глазах

стояли слезы.

В бараке начинался рабочий день. За тонкими деревян¬ными перегородками, оклеенными газетами, раздавались детские голоса. Каменщик Полещук, видимо уже сидя за столом, строго говорил своему сыну Миколке:

— Ты почему вчера опять допоздна читал? Мать не слушаешься? И так очки носишь, совсем глаза сломаешь…

В коридоре хлопали двери, на дворе разжигались пе¬чурки.

Витаха пощупал мускулы на руках, протёр уголки глаз и, вскочив с постели, налил в чайник воду.

Когда мама проснулась, стол был уже накрыт. Мария Фёдоровна быстро позавтракала и натянула на себя спе¬цовку, взяла кепку с синими очками. Она была газосвар¬щицей.

— Виташка,— сказала она,— сготовишь себе сегодня макароны, они в шкафу лежат. А будешь селёдку есть, на¬режь луку и маслом её залей.

Она шершавой ладонью погладила Витаху по щеке, улыбнулась — большой стал сын — и ушла.

Первым к Витахе заглянул Миколка.

— Витаха,— сказал он,— а меня мать сегодня с вами не отпускает.

— Это почему?

— Она мыть меня хочет. Что делать?

— А ты тикай от неё! Повертись немножко дома, а по¬том незаметно и махни через забор.

— Миколка!..— вдруг раздался на дворе протяжный женский голос.— Вода уже вскипела!..

— Во, опять кричит! — сказал Миколка.— Прямо спа¬сенья нет!

Витаха выглянул в окно. Во дворе, стоя на кирпичах, грелся на костре бак с водой. Миколка подошёл к своей «бане», скидывая на ходу майку, и сел в корыто. Мать за¬черпнула кружкой воду из бака и облила ему голову.

— Ой, горячо, горячо! — закричал Миколка и подско¬чил в корыте.

— Та сиди, чертяка! Не сваришься! — сказала мать и облила его холодной водой.

— Ой, холодно! — закричал Миколка.

Но мать, не обращая внимания на эти возгласы, стала намыливать сыну голову.

Миколка сидел под её руками уже тихий и покорный. Голова у него от белой пены будто вздулась. И вдруг Ми¬колка завопил:

— Ой, мыло в глаз попало!

Он выскочил из корыта, вслепую пошёл к ведру с холод¬ной водой и, зацепив за него ногой, опрокинул его. Мать ударила его мочалкой по спине.

В общем, минут через десять Миколка прибежал к Витахе весёлый и довольный.

— Видал, какую я комедию играл! — улыбнулся он.— Эхо чтобы она побыстрее…

Миколка принёс на промаслившейся газетке два боль¬ших блина, огромный, с кулак, кусок сахару и положил их на стол:

— Поешь-ка…

С ним был неразлучный парусиновый портфель, где ле¬жало много разных бумажек: и приказы по отряду, и спи¬сок членов, и деловые донесения.

Не прошло и получаса, как у Витахи собралось человек двенадцать.

Этот весёлый народ пришёл со всех окрестных улиц. Раньше ребята были предоставлены самим себе: слонялись без дела по посёлку, стреляли из рогаток по уцелевшим стёклам в разрушенных цехах. Но однажды Матвей Ники¬тич поймал на заводе Миколку, который пытался разря¬дить найденную мину, и немедленно вызвал к себе Витаху. Вызвал как «старшего товарища» — воспитанника ремес¬ленного училища.

«Слушай,— сказал он,— вот этот хлопец на твоей улице живёт?»

«На моей… Даже в моём бараке…»

«Так вот, я тебе объявляю строгий выговор. Ты что рас¬пустил своих пионеров? Болтаются они чёрт знает где, стёк¬ла в цехах бьют, с минами возятся. Ты как думаешь: за¬нятия закончились и пионерской работе баста? — строго продолжал парторг, поглядывая то на Витаху, то на Ми-колку.— Что я тебе говорил о лагере?»

«Что мы, взрослые, поедем во вторую смену», — ответил Витаха.

«Да, поедете, и обязательно поедете. В самое напряжён¬ное для завода время, когда у нас на учёте каждый человек, каждый рубль, каждая машина, мы отправляем вас в ла¬геря, запланировали спортплощадку на третий квартал… А вы? Вместо того чтобы как-нибудь помочь заводу, бьёте стёкла! А завод-то чей? Это завод ваших отцов, ваш завод! Или он не дорог вам?»

«Нет, дорог»,— тихо сказал Витаха.

«А если дорог, так что ты бездельничаешь? Можете ухо¬дить! »

Парторг был сердит не на шутку. Когда Миколка вышел из кабинета, он сказал Витахе:

«Ты понял меня? Вы должны найти себе хорошее дело…»

«Ясно»,— ответил Витаха.

А через несколько дней у него появилась мысль самим строить спортплощадку…

На дворе, из маленького, крытого соломой сарайчика, Миколка вытащил фанерный ящик с молотками и клеща¬ми, пилу, топоры и роздал их ребятам. Теперь можно было выступать.

Первым делом по дороге к мартеновскому цеху Витаха завернул на теплоэлектроцентраль. Он должен был позво¬нить Матвею Никитичу. Ребята поджидали на улице.

В машинном зале с белыми кафельными стенами и стек¬лянным потолком механомонтажники, осторожно разбивая ящики с надписью «Верх, не кантовать!», устанавливали в широком гнезде никелированные детали турбовоздухо¬дувки.

По залу расхаживали электрики в синих комбинезонах. Они привинчивали на мраморных щитках десятки рубиль¬ников, выключателей и вольтметров.

Четырёхэтажные паровые котлы со всех сторон были об¬леплены людьми. Котлы нужно было пустить в ход прежде всего. В них вырабатывается пар, который крутит турбину воздуходувки, а та уже гонит воздух в домну.

Пробравшись между грудами каких-то старых машин, Витаха вошёл в пустой кабинет. Главный инженер ТЭЦ распоряжался на участках.

Витаха взял телефонную трубку:

— Коммутатор, дайте партбюро!

В трубке что-то оглушительно щёлкнуло, потом послы¬шался мужской голос;

— Я вас слушаю.

— Матвей Никитич, здравствуйте! Это Грицай звонит. Мы уже, Матвей Никитич, напилили себе брёвен. Теперь нам машину надо — перевезти.

— Гм… машину? — не сразу ответил парторг.— Дело тут сложное. Сейчас знаешь сам, какая пора! А на какое время вам будет нужно?

— На один час.

— А управитесь?

— Конечно.

— Тогда вот что: машина будет вас ждать в пять часов вечера у. въезда в завод. Я сейчас позвоню в гараж. Догово¬рились?

— Договорились.

Барак, к которому подошли ребята, был разбит до осно¬вания. Торчали только его остов из обгорелых брёвен и печ¬ные трубы. Правда, внутри каким-то чудом уцелели две оштукатуренные и, вероятно, поэтому не сгоревшие деревян¬ные перегородки. Их начали разбирать.

Витаха вбивал в щели лом и отворачивал доски. Они от¬рывались с трудом, похрустывали.

Ржавые гвозди скрипели и нехотя вылезали из чёрных своих гнёзд.

Витаха любил работать. Он не мыслил себе и дня, прове¬дённого в «ничегонеделании». По утрам, едва проснувшись, он уже составлял план на целый день и всегда стремился его выполнять. И, бывало, он очень сердился на себя, если какое-либо из назначенных дел приходилось переносить на завтра. Зимой после занятий в ремесленном училище он бежал домой, чтобы к приходу матери начистить и сварить картошки. Пообедав, он садился за свой маленький верста¬чок и начинал мастерить шкаф. По его замыслу шкаф дол¬жен быть одновременно и для белья и для посуды. Комната у Витахи была маленькая, пустая, и шкаф хотелось сделать компактным и нарядным. Шкаф мог быть простым: сколотил каркас, закрыл одну его сторону фанерой — и точка! Но Витаху это не устраивало. Если уж делать, так делать как на мебельной фабрике! Даже лучше. Витаха не торо¬пился. Где только можно было, он собирал сухие дубовые дощечки, любовно их обрабатывал и склеивал с уже гото¬выми частями. Шкаф постепенно становился «жилым». В нём уже стояли чашки и тарелки, а в платяном отделе¬нии висела мамина одежда — шерстяная юбка и кофточка. Но до окончательной сдачи шкафа в «эксплуатацию» ещё было далеко. Витаха хотел покрыть его коричневым лаком и отполировать.