Разведка боем - Василий Звягинцев

Чтобы не испытывать габаритных ограничений, доставивших им немало неудобств на «Валгалле», Олег сделал контуры такими, что в них свободно поместился бы и товарный вагон. И теперь любой предмет, имеющийся хотя бы в одном экземпляре на Земле или на складах корабля, мог быть воспроизведен в виде молекулярных копий в каких угодно количествах.

Но с этим тоже оставались сложности, не практические, психологические всего лишь, а то даже и идеологические.

Олег, старый и верный друг, благодаря невероятным техническим способностям которого и стала возможной вся предыдущая история, каким-то необъяснимым озарением создавший чуть ли не из старых консервных банок и допотопных электронных ламп первый действующий макет своего аппарата, превратился сейчас в тихого, но непримиримого противника. Он, никогда не афишировавший своих политических пристрастий, демонстрировавший, скорее, разумный нонконформизм в отношении к советской власти, проявил себя вдруг ортодоксальным коммунистом. Или консерватором, если угодно.

Как только «Валгалла» пересекла межвременной барьер и стало очевидно, что двадцатый год надолго, если не навсегда будет их единственной Реальностью, Новиков со товарищи решили устроить этот мир более разумно, чем в прошлый раз, то есть не допустить окончательной победы красных в полыхающей гражданской войне.

И, неожиданно для всех, Олег встал на дыбы. Мысль о том, чтобы выступить на стороне белых, показалась ему настолько чудовищной, что он на некоторое время утратил даже элементарную корректность по отношению к друзьям. Что дало повод Шульгину, знатоку и поклоннику романов Дюма, напомнить ему аналогичную коллизию среди мушкетеров из «Двадцати лет спустя». А Новикову предпринять более сильные меры психологического плана.

Левашов вернулся в определенные их прежними отношениями рамки и признал, что исконные ценности дружбы выше любых идеологических пристрастий, но выторговал себе право Неучастия. В полном соответствии с канонами одной из ветвей буддизма. И он же, принципиальный и потомственный атеист, самостоятельно сформулировал одно из положений, содержащихся в трудах отцов Церкви — «Зло неизбежно, но горе тому, через кого оно приходит в этот мир». Короче, он объявил о своем полном нейтралитете и отказе каким бы то ни было образом участвовать в затее своих сумасбродных приятелей. Последнее слово употреблено здесь не случайно — после решительного объяснения Олег настолько отдалился от повседневной жизни компании, что их отношения действительно можно было назвать всего лишь приятельскими.

Он даже к обедам и ужинам выходил не всегда, ссылаясь на напряженные научные занятия, и лишь одна Лариса знала, чем он занимается в свободное от этих занятий время, если оно у него вообще было.

Вот и сейчас Новиков с Берестиным застали его в рабочем кабинете, похожем на лабораторию сумасшедшего алхимика со средневековой гравюры. Разве что вместо реторт и тиглей на столах мерцали экранами одновременно пять мониторов, кучами валялись книги, стопки исписанных и чистых листов бумаги, какие-то осциллографы, генераторы стандартных частот и прочий электромеханический хлам, ни об устройстве, ни о назначении которого Новиков с Берестиным не имели никакого представления.

Ввиду отсутствия иллюминаторов в кабинете горели лампы дневного света, пахло озоном, канифолью, застарелым табачным дымом. Такая же атмосфера, как в его московской квартире в те далекие и безмятежные времена, когда Олег создавал свою машину.

В расставленных где придется пепельницах кучами громоздились окурки, валялись пустые и полные пачки «Честерфильда», который только и курил Левашов, пристрастившись к нему еще в своих загранплаваниях. На верстаке бурлил и хрюкал стеклянный кофейник.

Увидев посетителей, Олег развернулся в винтовом кресле, поднял голову, моргнул несколько раз воспаленными глазами.

— Привет. Случилось что-нибудь?

— Почему вдруг — случилось? — удивился Новиков. — Так зашли, поинтересоваться, куда ты пропал и жив ли вообще. Над чем это ты так заработался?

Берестин обошел кабинет, с высокомерно-недоуменным выражением разглядывая непонятно что делающие машины, потом нашел свободный стул, сел, закинул ногу на ногу, сделал непроницаемое лицо. Будто понятой на обыске.

— Если вам интересно — пытаюсь рассчитать закономерности, о которых говорил Антон. Насчет узловых точек реального времени, в которых возможны взаимопереходы…

— Это ты имеешь в виду перспективу возвращения домой?

— В какой-то мере да, но это уже побочный эффект, главное — установить физический смысл феномена.

— А получается, хоть в первом приближении?

— Брось, а… — неожиданно проронил усталым тоном Левашов. — Тебя же это совершенно не интересует. Зачем пришли?

— Да просто выпить с тобой. Душа болит смотреть, как ты мучаешься, — вместо Новикова ответил Берестин. — Умножая знания, умножаешь скорбь. Глядя на тебя, убеждаешься в справедливости этой истины.

Алексей извлек из внутреннего кармана плоскую серебряную фляжку.

— У тебя стаканы есть?

Левашов принес из ванной три тонких стакана. Андрей счел это хорошим признаком. Похоже, Олег и сам уже устал от своей конфронтации. Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества, тут классик прав.

Выпили грамм по семьдесят очень старого коньяку. Закусить было нечем, обошлись крепким кофе без сахара, закурили.

Поговорили немного как бы и ни о чем. Андрей с юмором пересказал некоторые моменты своей дипломатической миссии, а Берестин поведал о впечатлениях, которые у него оставило посещение ресторана «Медведь».

— Тебе тоже стоило бы рассеяться. Ты же так еще на берегу и не был? Бери Ларису и сходим, прямо сегодня. Она не против…

— Пока нет настроения, — отрезал Левашов. — Потом как-нибудь.

— Боишься идеологическую невинность потерять? — неудачно сострил Берестин и чуть все не испортил. Новикову пришлось долго и осторожно исправлять ситуацию.

— Ну так что вам все-таки конкретно надо? — вновь спросил Олег, когда выпили по второй и глаза его наконец засветились прежней живостью.

— Двадцать тысяч винтовок, — рубанул Берестин.

— И только-то? А как же договор?

— При чем тут договор? — удивился Новиков. — Речь шла о том, что ты не будешь принимать участия в боевых действиях…

— И выступать на вашей стороне.

— Стоп, братец. — Новиков вновь попал в любимую стихию софистики. — Мы договорились, что ты не будешь выступать на стороне красных, а мы не будем принимать личного участия в боях. Сейчас же мы просим помочь лично нам. Винтовки нужны для осуществления моих собственных планов. Допустим, экспериментально-психологических. Куда я их дену и за сколько — мой вопрос.

— Но ты же их все равно передашь Врангелю…

— А вот это тебя не касается, по смыслу договора. Кроме того, если тебе интересно, моя сделка будет только способствовать уравнению шансов. В распоряжении красных все оружейные заводы России плюс запасы царской армии, а у белых ничего. Да вдобавок Антанта прекратила поставки, по тайному сговору с большевиками. Неспортивно получается. Как если бы на соревнованиях по лыжам или велосипеду одной команде на трассе можно было заменять сломанный инвентарь, а другой нет…

После мучительных раздумий и колебаний, во время которых Новиков благоразумно молчал, а Берестин наполнил и вложил в руки Олега еще один стакан, Левашов обреченно махнул рукой.

— Ну вас к черту! Сделаю. Но все-таки сволочи вы. Это ведь наших с вами дедов из этих винтовок убивать будут…

— Как сказать, — с растяжкой и словно бы с угрозой в голосе ответил Берестин. — А без этих винтовок сколько наших же русских людей погибнет? В том числе и тех, вообще ни в чем, кроме происхождения, не виноватых детей, женщин и стариков, которых после взятия Крыма твои братья по классу, белы куны и землячки всякие без суда перестреляют?

Левашов скрипнул зубами, но промолчал на этот раз. Давясь, выпил коньяк.

«Не спился бы от чрезмерной принципиальности», — подумал Новиков, раздваиваясь душой между сочувствием к другу и злостью на его бессмысленное упрямство.

— Только ведь двадцать тысяч винтарей — это на четверо суток работы, — слегка заплетающимся языком сообщил Левашов. Спиртное всегда действовало на него удивительно быстро.

— Ты как считаешь, математик? — удивился Алексей.

— Элементарно. По двадцать секунд на винтовку, если дубликатор без перерыва работать будет, как раз четверо суток…

Берестин расхохотался.

— Точно, доработался. До ручки. А ну, шевельни мозгами… Во-первых, делать будем не по одной, а ящиками, это уже пять сразу, а во-вторых, зачем их из дубликатора вытаскивать? Первый ящик изготовить, а потом удваивать всю произведенную продукцию прямо в камере… Посчитай еще раз.