Тревожные видения. Роман - Максим Карт

– Прямо! – скомандовал очкарик.

Юля послушно пошла в указанном направлении, опустив голову.

– Направо!

Она сделала крутой поворот всем телом так чётко, будто от идеальности его исполнения зависело её дальнейшее существование.

– Стой!

Замерла. Прыщавый конвоир открыл большим ключом железную дверь и втолкнул Юлю в комнату, погружённую в полумрак, что не сулило ничего хорошего, но обещало скорую развязку происшедших в последнее время событий. Выкрашенные в зелёный цвет стены комнаты могли раздавить даже самую здоровую психику, а более чем скромные стол и две табуретки были мечтой аскета.

Она уселась на один из них. Настольная лампа – любимая игрушка плохих копов… Время остановилось, Юля потерялась в нём. Под самым потолком пряталось маленькое окошечко, но в него не пролезть… Смешные мысли о побеге. Сколько ей светит? Уголовным кодексом она никогда не интересовалась. Возможно, что и червонец. Остаётся надеяться только на хорошую работу умного адвоката, которого бесплатно ей никто не предоставит. Подсунут какого-нибудь лопуха. И сидеть ей в тюремных застенках до конца жизни. Готовиться нужно к худшему. Господи, так попасть из-за безумца! А ведь на её месте легко мог оказаться кто-нибудь другой. Ей никогда не везло после смерти мамы…

Как-то во время воскресной уборки квартиры мама спросила:

– Хочешь расскажу, как мы с папой познакомились?

Редко она откровенничала с дочерью.

– Когда мы были молодые, алкоголь пили не меньше и не реже, чем вы сейчас. Гуляли мы однажды с подружками в городском парке. Мне было восемнадцать или около того. Пили винцо креплёное… «Агдам», кажется, не помню точно. И шлялись по парку. Много пили – до тошноты. А знаешь, туалетами тогда были кусты… Полезла я туда. Кололись, заразы. Пописала, натянула трусы и пошла на выход. Навстречу мне – парень. От неожиданности я, естественно, заорала во всю глотку, а он мне рот ладонью прикрыл. Ну, подумала, сейчас придушит и изнасилует. Начала брыкаться как сумасшедшая. Он меня к себе прижал, очень крепко обнял и поцеловал. Тут меня и стошнило… прямо на твоего папу. Так было дело.

– А он тебя не послал потом?

– Как видишь, нет.

Ушла она, а разговор тот отпечатался в памяти…

В комнату вошёл высокий плотный человек средних лет в сером костюме. Уверенно заняв второй – свой – стул, он небрежно бросил на стол тонкую бумажную папку с напечатанным на лицевой стороне словом «ДЕЛО» и уставился, не мигая, на Юлю. Тяжесть его взгляда была невыносима. Бусинки пота усыпали его лоб, он глубоко дышал носом. Юля через силу улыбнулась.

– Послушай, девочка, – сказал наконец мужчина. – Меня зовут Юрий Анатольевич Колесников. У меня нет времени беседовать с тобой о мотивах и раскаянии – они являются твоим личным делом. Я не поклонник Достоевского. Мы поступим иначе. Я буду говорить, а ты – без истерики ставить подписи там, где я покажу. Затем мы расстанемся друзьями. Я займусь другими делами, которых у меня скопилась огромнейшая куча, а тебя закроют, ты отмотаешь заслуженный срок и выйдешь на свободу с чистой совестью. Идёт?

– А у меня есть выбор?

Колесников открыл папку.

– Нет. Всё всегда происходит по-моему. – Он сделал маленькую паузу. – Знаешь, что мы имеем? Правильно, мертвяка! Охлаждённый труп сумасшедшего онаниста Гунова. Господи, когда я зашёл в его квартиру, меня чуть не вывернуло наизнанку. Не поверишь, он дрочил на собственный холодильник! Цеплял магнитиком голую тёлку и кончал на дверь, а сперму, сука, не вытирал! Так она и висит там до сих пор, засохшая. И спасибо тебе, что избавила мир от толики гнилья, огромное спасибо! Но по закону… Кто дал тебя право убивать его? Или ты внебрачная дочь Иисуса?

Он взял в руки испещрённый мелким корявым почерком лист бумаги.

– Послушай, что увидел в ту ночь Сергей Павлович Мокрицкий, студент Б-ского Государственного Университета.

Юля вздрогнула. Она не смела даже и думать, что там был кто-то ещё и видел…

Колесников зачитал показания Мокрицкого:

– Седьмого февраля я шёл из ночного клуба «Синий шар» домой. Шёл, потому что транспорт в это время уже не ходит. Я был в состоянии среднего алкогольного опьянения, так как осознавал происходящие вокруг меня события. Когда свернул на улицу Станиславского, мне очень сильно захотелось справить малую нужду. Терпеть не было сил, поэтому я остановился за углом дома. В этот момент я услышал топот, будто кто-то бежал. Я прислушался и различил голоса мужчины и женщины. Женщина сначала кричала, а потом перестала, когда начал говорить мужчина. Он уговаривал её убить его. Женщина отказывалась. Они долго спорили. Потом я услышал звуки выстрелов. Женщина убежала. В какую сторону, я не знаю. Я выглянул из-за угла и увидел тело мужчины. На вид он был мёртвый. Я не стал подходить к нему, а побежал в полицию. Там сообщил об убийстве… – Он внимательно посмотрел на Юлю. – Вот такая картинка вырисовывается.

– Он не видел меня, – усмехнулась Юля. – Только слышал голос какой-то женщины.

– Верно, не видел. И его показания ничего не значили бы, если б не подтверждались показаниями других свидетелей.

– Там ещё кто-то был? – спросила опешившая Юля.

Колесников улыбнулся.

– Сейчас прочитаю тебе рассказец безработной Екатерины Ивановны Плющеевой. Занимательный очень получился… Седьмого февраля я засиделась в баре «Мареновая роза» до трёх ночи. Когда моя подруга Алла, которая работает там барменшей, вышла в туалет, в бар зашла молодая девушка. Она была пьяная или обколотая. Присела за мой столик и спросила, как меня зовут. Я заметила свежую кровь на её руке и сказала ей об этом. Она явно перепугалась и спрятала руку под стол. Когда Алла вернулась, девушка заказала мартини, а мне ответила, что порезалась. Мне этот факт показался очень подозрительным. Через пятнадцать минут пришёл мой друг Вадим Курев. Я ушла с ним из бара. Он не сможет подтвердить мои слова, потому что был сильно пьян и ничего не помнит… Вижу панику в твоих, Юля, глазах. Думаю, тебе пока нечего сказать. Правоохранительные органы не дремлют и хорошо работают, несмотря на отрицательное к ним отношение общества.

Колесников вдруг вскочил со стула, не выпуская бумагу из рук, и принялся отмерять шагами расстояние между стенами. Его буквально затрясло от эйфории в предчувствии скорой развязки.

– Ты наследила в «Мареновой розе» и поехала спокойно домой на такси… Из показаний Семёна Анатольевича Иванова, водителя Б-ского автотранспортного предприятия… Около трёх часов ночи я остановился возле идущей по тротуару девушки. На вид она была замёрзшей и немного пьяной. Не хотелось оставлять её одну на улице. Решил подбросить, куда скажет. Она всю дорогу молчала, а я рассказывал ей истории из своей жизни. Вдруг она сказала, что убила человека. Я ей не поверил и продолжил свой рассказ. Больше она не произнесла ни слова до места прибытия.

Остановившись посреди комнаты, он покосился на Юлю. Вернулся за стол. Этот тип отлично поработал – железные факты в его изложении задавили её своей массой, но она не могла попросить Колесникова оставить её наедине с разбегающимися во все стороны своими мыслями. Он должен закончить начатое – обязан добить.

– А вот что написала Алла Сергеевна Юрьева, известная тебе как барменша… Ночью седьмого февраля я работала в кафе «Мареновая роза». В три часа отлучилась в туалет. В это время в кафе находилась только моя подруга Екатерина Плющеева. Когда я вернулась к исполнению обязанностей, возле неё сидела девушка. Её правая рука и рукав куртки были испачканы кровью. Казалось, она не замечала этого. Она заказала мартини. Катя сказала ей про кровь. Девушка спрятала руку под стол. Сказала, порезалась. Через несколько минут пришёл Вадик Курев, друг Кати. Они посидели немного и ушли. Девушка попросилась в туалет, побыла там немного и тоже ушла. Я подошла к тому месту, где она сидела, и увидела, что стол и стул в крови. Вытерев кровь бумажной салфеткой, я выбросила её в мусорное ведро.

Колесников посмотрел на Юлю в тягостном молчании. На языке у него вертелось последнее, что он хотел сказать, самое тяжёлое для восприятия задержанной.

– Ещё нам позвонил один священник…

Юля с ненавистью глянула на него. Он отпрянул не от неожиданности даже, а чтобы в полной мере насладиться её агонией.

– Дальше, думаю, говорить не нужно. Подведу итог. Что мы имеем? Не вызывающие сомнений показания свидетелей, салфетка с кровью убитого, твои пальцы на пистолете. И… признание отца Василия.

Колесников откинулся на спинку стула.

– Это конец, – сказал он.

И полез в папку, чтобы извлечь оттуда исписанный теперь уже красивым почерком протокол допроса. Положил его перед Юлей, рядом – ручку.

– Твоё чистосердечное признание…