Золотая Герань - Наталия Мазова

– Самый обычный – если не считать того, что ты прекрасна, как тот цветок, что у тебя меж бровей…. Иди сюда, – он встал у окна, весь в ореоле золотого сияния свечи. – Иди, не пугайся, госпожа моя!

Она подошла к нему, все так же норовя прильнуть всем телом, и почувствовала, как подается под его рукой змейка на спине – словно разрезанное надвое ножом, платье скользнуло к ее ногам опавшим лепестком розы. То немногое, что было под платьем, Мара торопливо сбросила сама.

Медленно-медленно, как во сне, руки его поплыли над ее телом, не касаясь кожи, и снова, как тогда, от них шло тепло, но теперь оно даровало немыслимое, невыразимое наслаждение…. вдоль груди, по бокам, вниз, по бедрам – ее уже била крупная дрожь, а ведь он даже ни разу не коснулся ее по-настоящему….

Неподдельное восхищение светилось в его глазах – наверное, так смотрит ваятель на статую святой, свое лучшее творение.

– У тебя изумительное тело, госпожа моя, – выговорил он еле слышно. – Невозможно не пожелать тебя – верно, такова была святая Магдалина…. Ты действительно не боишься?

– Разве ты способен причинить мне вред? – так же еле слышно ответила Мара. – Серраис, Лодор, Лазор Угнелис, кто бы ты ни был – люби меня…. мой повелитель!

Еще раз его руки прошлись вдоль ее тела, и на этот раз она ясно ощутила биение силы между своей кожей и его ладонями. А затем он снова взял свечу, и, прежде чем она успела понять, чего он хочет, пламя лизнуло одну и другую ее грудь и золотым цветком затанцевало на набухших темных концах. Но вместо боли от ожога ее пронзило такое острое и сильное наслаждение, что она невольно вскрикнула – долго, гортанно, крик этот перешел в хриплый стон обессиленного счастья – и Генна, как раз в этот момент проходившая по коридору, услышав его, до крови прикусила губу.

– Теперь попробуй сама, – снова шепот, подобный шелесту ветра. – Огонь – это я, и ладонь моя – пламя свечи, оно так же жаждет ласкать тебя, как я….

Замирая от нахлынувшей сладости, Мара взяла у него свечу и позволила пламени лизнуть ее руки, горло…. боже, как это прекрасно…. положила свечу в ладони и поднесла к губам, как чашу с вином…. Он сам чуть не умер от наслаждения – настолько неправдоподобным было это причудливо раскрашенное лицо с огненной чашей у губ и отраженным в глазах пламенем!

Свеча вернулась на подоконник – теперь пламя жило на его ладонях, на кончиках пальцев, и груди ее доверчиво легли в эти огненные ладони….

Каким-то образом они снова оказались на кровати – сначала сидя, потом Мара легла, а он, присев рядом с ней, открывал для себя тайны ее тела, трогая губами то один, то другой его изгиб, то острым языком касался раскрашенных век, то вел им по розовато-лиловым линиям на ее скулах, и вновь и вновь припадал к ее губам….

И тогда словно плотина прорвалась в ней, и она сама набросилась на него, целуя куда придется, в лоб, в глаза, в губы, запускала жадные руки в золото волос и никак не могла насладиться их мягкостью…. Тени от беспокойного пламени свечи чертили переменчивые узоры по ее великолепной коже, одевая ее в призрачный наряд из света и мрака….

Его рука метнулась к застежке на груди, но Мара успела раньше. Через минуту желтая рубашка уже валялась на полу поверх камзола. Тела их переплелись, и темная вода беспамятства сомкнулась над Лордом Огня Тах-Серраисом и его избранницей….

(Стой, стой, стой!.. Куда?! Ах ты зараза! Задернул занавеску и даже не дал мне досмотреть конец сего увлекательного действа! Хоть ты и Огненный, но если уж пришел в нормальную Суть, так и веди себя, как нормальный человек!

Например, каждому интересно знать, что ты скажешь, когда….

А впрочем, о чем это я? Лорд Огня – это приговор. Эту вещь УЖЕ не напечатают – здесь, на Тихой Пристани, фантастика не в чести. Так что единственное, что мне остается – это отпустить героев на свободу и посмотреть, до чего дальше дойдет их извращенная фантазия.

Любопытно все-таки….)

Мара вовсе не была ненасытной – одного захода ей более чем хватило для первого раза. Около трех она наконец заснула, но Серраису было не до сна. Завернувшись в простыню, с нежностью и грустью смотрел он на ту, которую избрал, чтобы проложить путь в мироздание для женщины своей крови….

И поцелуи, и колдовское пламя оказались бессильны против сверхстойкой косметики фирмы «Эгли» – лицо Мары маской древней богини выделялось на белизне подушки. Одеяло сползло к ногам, и даже в полумгле дерзко темнели концы грудей, намазанные блеском для губ «Спелая ягода». Он еще чувствовал во рту сладковатый привкус этого состава, употребленного его избранницей столь неподобающим образом.

«Не забыть утром прогнать ее умыться,» – подумал он. – «Хотя она, пожалуй, и сама не забудет…. Главное, чтобы съела очередную свою таблетку и была уверена, что сделала все от нее зависящее….» – он невольно усмехнулся. Если дочь его должна прийти в мир – что Тому, кто все видит и понимает, до каких-то противозачаточных, пусть даже и трехфазных!

Она будет удивительной, наша с тобой дочь – с твоей красотой, но моим характером, замкнутой, как ты, но твоя сдержанность прорастет в ней упрямством и моей непокорностью.

Магия же ее не будет иметь аналогов в мироздании, ибо ни разу еще не восставал в славе своей Огонь в женском обличье. Все что угодно будет в ее жизни, взлеты и падения, любовь и отчаяние – все, кроме спокойной размеренной жизни, идеала живущих в Ругиланде….

Так храни же ее, Мариллия, девочка моя, потому что и твоя жизнь теперь сильно отклонится от ругиландского идеала успеха, здоровья и достатка. Ибо природа не задумывала для герани золотого цвета, и если уж однажды она расцвела им, вопреки всему – бессмысленно ждать повторения чуда….

Бессмысленно?!

Он в бессилии стиснул зубы, когда строго и властно, со всей беспощадностью встало перед его внутренним взором то, о чем он запрещал себе вспоминать весь этот безумный вечер – то, ради чего он исчезал на три дня из Плескавы на самом деле….

….лаборатория – как еще назвать эту громадную комнату, сплошь заставленную приборами непонятного назначения, с плотно сдвинутыми шторами на окнах. В углу, уткнувшись лицом в монитор, с чутко замершей на клавиатуре рукой – крепкий широкоплечий мужчина лет тридцати пяти. Воздух в лаборатории стерильно неподвижен, но все равно его коротко остриженные волосы цвета спелой пшеницы словно шевелит неощутимый ветерок.

Шамур, Лорд Ветра, чаще именуемый Повелителем Техники.

В середине комнаты стоит кресло под большим не то колпаком, не то шлемом…. Маре оно, наверное, напомнило бы парикмахерскую сушилку для волос. Тем более что и сидит под этим колпаком совсем еще девчонка – смуглокожая, с голыми коленками, не скрытыми желтым рабочим халатиком. Колпак наполовину скрывает ее несомненно симпатичное личико, видны лишь ямочка на подбородке, полные губки и широкие ноздри мулатки. Впрочем, здесь, в Слэрте, принято говорить – евроафры.