Общество сознания Ч - Александр Сегень

- Какого черта в такую рань? Иди передоговорись на попозже, - молвил этот якобы Бомарше.

- Сначала ты сделал из меня сводника, потом посыльного. Катись-ка ты куда подальше! Иди и сам с ним обо всем договаривайся.

Доброходов продолжал сидеть пить и не собирался вести переговоры со своим соперником. Вскоре Василий увез Ладу из ресторана Дома ученых, где уже становилось угарно; они поехали к ней домой, в сторону Тимирязевки, и Чижов торжествовал победу - он остался у нее ночевать. Под утро, счастливый, он вспомнил о своем вчерашнем секундантстве, пробрался к телефону и набрал номер Доброходова. Прошло гудков десять, прежде чем дуэлянт подошел к телефону.

- Юрка! - стараясь говорить тихо, сказал Чижов. - Ты помнишь о том, что у тебя через полтора часа дуэль в детском парке?

- Какая дуэль? Ты что, офонарел?

- На эспадронах. За честь черноволосой красотки.

- Да иди ты к черту! Лучше приезжай ко мне с пивом.

- Послушай, Бомарше липовый! Ты должен хотя бы приехать и принести свои извинения.

- Этому эспадронщику? Да он сам никуда не поедет.

- Это его дело. А ты должен. Или я тебя перестану уважать.

- Ну и не уважай. Сказал - не поеду. Ты приедешь с пивом?

- Нет.

- Тогда не мешай спать.

В трубке зазвучали подлые гудки. Василий сразу же решил, что, коли так, он должен ехать драться вместо своего друга. Иначе он будет чувствовать себя тоже подлецом. От Тимирязевки до Бутырки было рукой подать; он тихонько оделся, вышел и прошелся пешком по осенней Москве, месяц назад сварливо пережившей августовские танки. Он был уверен, что, кроме него, никто не явится к месту дуэли, но ошибся и был страшно рад увидеть брюнеткиного мужа. Тот стоял у входа в парк с зачехленными эспадронами.

- Доброе утро, - пожал ему руку Чижов. - Счастлив встретить человека, готового с оружием в руках защищать честь своей жены! К сожалению, ваш соперник оказался более современен, он предпочел собственной чести утреннее пиво. Но я к вашим услугам и готов драться. Вместо него.

- А, так, значит, никакого последнего трубадура не существует. Ну что ж, пойдемте.

Они вошли в парк, где эспадронщик предложил перелезть за забор на какую-то стройку, потому что в парке было много собачников и оздоравливающихся бегом.

- Вы владеете эспадроном? - спросил доблестный муж, отвинчивая колпачки с остриев.

- Думаю, да, - туманно ответил Чижов, принимая оружие и удивляясь, какое оно тяжелое. Скорее не шпага, а тонкий меч.

Собственно, дуэли как таковой не получилось. Они сделали стойку, напали друг на друга, защитник чести выбил из рук Чижова эспадрон, приставил к его груди острие своего клинка и сказал:

- Все. Вы убиты. Если хотите, я дам вам десяток уроков, и тогда мы сразимся по-настоящему.

- Думаю, честь вашей супруги достаточно спасена, - ответил Василий. А насчет уроков - давайте я запишу телефон и потом позвоню вам. С удовольствием изучу сей превосходный вид оружия.

Так в течение одного вечера и утра Чижов обрел и жену, и нового друга. С Ладой они поженились вскоре после Нового года, а с эспадронщиком Витей и его женой, брюнеткой Олей, подружились, и они были у них свидетелями на свадьбе. С Доброходовым же, наоборот, с той поры Чижов знать не знался, ибо, кроме всего прочего, выяснилось, что он заранее знал, что Витя фехтовальщик на эспадронах, историк холодного оружия. Увы, через два года после дуэли, осенью девяносто третьего, брюнетка Оля, чью честь он столь доблестно защищал, ушла от него к какому-то миллионеру.

Жалея Виктора, который всякий раз обещает поехать вместе к отцу Василию и всякий раз находит причины не ехать, Чижов дошел до Савеловского вокзала, где ему встретились пожилые алкаш и алкашка, которые целовались и объяснялись друг другу в любви, как десятиклассники. Или они не имели прав на любовь?

На углу Новослободской и Палихи попалась свежая авария - две иномарки. Василий справился у милиционеров, растаскивающих тела, нужна ли помощь. "Иди своей дорогой", - сурово ответили те, и дальше, до самого Ленинградского вокзала, никаких впечатлений у Чижова не было. Сев в электричку, он стал мысленно читать утренний чин и, едва поезд тронулся, уснул.

Теперь, проснувшись и глядя на встающее солнце, он чувствовал себя счастливейшим в мире человеком, уверенным, что все будет хорошо и главная их с Ладой мечта - о ребенке - сбудется. Он родится, их милый младенчик, такой же, как вот это солнышко, и они будут обожать его, кто бы он ни был, сын или дочь. Вот если бы только у Лады не было срочной работы в субботу и она смогла бы поехать тоже к отцу Василию. Вместе молиться в святом месте о даровании чада. Она спросила, можно ли ей будет пойти на пасхальную службу с Белокуровым, и только теперь Чижова легонько куснула ревность. Зря разрешил! Но он тотчас и пристыдил себя - недоверием рождается грех.

Он снова уснул и проспал до самой Твери. В Твери пересел на автобус до Левриков. Лада, когда приезжала сюда, чтобы креститься у отца Василия в Радоницах, тотчас определила, что, должно быть, в здешних краях изобилие зайцев и какой-нибудь помещик, галломан и шутник, произвел название местности от французского слова "заяц" - "liйvre". "Зайчики" - "леврики". Чижов потом нарочно узнавал и выяснил, что, по общепринятому мнению ученых-топонимистов, зайцы тут ни при чем, а жили в начале прошлого столетия тут три богатых брата, и все трое были левшами, вот и все. Однако Василию все равно нравилось думать о существовании особых местных зайцев левриков, чем-то отличающихся от обыкновенных, имеющих свою особенную изюминку.

Да, названия тут отменные! Выйдя через часок в Левриках, Василий отправился вправо, на восток, в сторону совхоза "Девчата". Где еще найдешь совхоз с таким наименованием? Говорят, что, когда там строилась большая молочная ферма, как раз вышел фильм "Девчата", а поскольку на ферме принято работать только женскому полу, то так и назвали. Конечно, это были лучшие времена советской эры. Можно ли было так назвать совхоз в двадцатые или тридцатые годы? Непременно было бы имени Коминтерна или Клары Цеткин. В лучшем случае "Красные зори".

- Красные девчата имени Коминцеткин, - пошутил Василий вслух.

Ему вдруг стало страшновато. Он шел один по дороге, по обе стороны лес, вокруг ни души, проехали две машины, ни одна не остановилась, чтобы подбросить его до "Девчат", а в последнее время в округе развелось множество волков, причем каких-то невиданно крупных, на стада нападают. В прошлом году они с отцом Василием в лесу на обглоданный коровий остов наткнулись.

Вот те раз! Никогда не было страшно ходить, а тут вдруг затрусил Чижов. Стал заново утренний чин читать громко вслух, начиная с "Во имя Отца и Сына и Святаго Духа". Молится, а сам думает: "И не услышу, как нападут, бестии!" Опять припомнился Белокуров с его газетой такого названия. До девяносто третьего года Белокуров издавал сначала "Курок", а потом "Белый курок", но после расстрела "Белого дома" название "Белый курок" кому-то показалось антипрезидентским, националистическим и даже расистским, к Борису Игоревичу явились люди и дали это понять. Тогда стала выходить "Бестия" - словосочетание, еще более фашиствующее, нежели "Белый курок", однако до сих пор даже антифашистский комитет почему-то не пошевелился по поводу издания такого толка.

Яркий человек Белокуров! Настоящая личность. И Чижова вновь охватил легкий озноб ревности, а он, между прочим, дошел в это время до "Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей". Снова он прижег свою ревность угольком стыда и заново стал читать молитвы, с того места, на котором подумал о бестиях и Белокурове. Старался теперь не отвлекаться мыслью от Бога и так дошел до "Верую", когда вдруг справа раздался топот и хруст. Он остановился и замер. Из лесу на него что-то неслось. Огромное, страшное. Под лапами хрустели в лужах льдинки. Неужели волк?

Тут эта бестия выпрыгнула из лесу, и Чижов сначала подумал: баран, заблудившийся или сбежавший из волчьего плена. В следующую секунду он понял, что это заяц. Но какой огромный! И он скакал прямо на Чижова с таким видом, будто хотел напасть и загрызть. Хоть и заяц, а страшно! Сердце так и колотится. Косой добежал до Василия Васильевича и лишь шагах в четырех увидел его, доселе не замечая по косоглазию своему. Как прянет в сторону! Прыгнул на дорогу, осатанело зыркнул на человека и поскакал на другую сторону, исчез в том лесу.

- Леврик несчастный! - погрозил ему вслед кулаком Василий.

Однако он был не на шутку удивлен размерами леврика - заяц и впрямь был величиной с барана. А откуда и почему так ошалело он несся? Что, если за ним волк гонится? Эх, сейчас бы эспадрон при себе не мешало иметь. Чижов ведь у Виктора не поленился взять несколько уроков и теперь довольно сносно владел холодным колющим и режущим оружием. Но ныне при нем не было даже ножичка. Он и продуктов никаких не взял с собой, намереваясь сегодня и завтра голодать.

Тут вспомнился Пушкин, который только потому не доехал до Петербурга и не попал на Сенатскую площадь, что ему дорогу перебежал заяц. Очень плохая примета, по народным поверьям, хуже черной кошки. Хотя сам Чижов недавно в разговоре с женой рассуждал так: Александр Сергеевич, хитрец, придумал этого злосчастного зайца. Любое другое объяснение, почему он не попал на Сенатскую, выглядело бы в глазах друзей неуклюжим, а заяц - очень поэтично, неожиданно и, главное, смешно. Вполне в духе Пушкина. Только зайца могли простить ему его друзья-демократы. А вот если бы в девяносто третьем году хотя бы один танкист повернул свой танк и сказал: "Не могу ехать "Белый дом" расстреливать, мне заяц дорогу перебежал", нынешние друзья-демократы этого бы не простили, потому что в девятнадцатом веке их расстреливали, а в двадцатом, начиная с семнадцатого года, они расстреливают.