Поэзия Латинской Америки - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Печально…
Перевод М. Квятковской
Однажды — очень печально, печально и безжеланно, —смотрел я, как капля за каплей течет вода из фонтана;а ночь была серебристой и тихой была. Стоналаночь. Причитала ночь. Слезу за слезой роняланочь. И мрак аметистовый, казалось, светлел без света —его разбавили слезы неведомого поэта.И я был этим поэтом, неведомый и печальный,всю душу свою растворивший в струе фонтана хрустальной.
Пройди и позабудь
Перевод М. Клятковской
Это моя болезнь: мечтать…
Напрасно, странник, ищешь то и делодорогу лучше, чем твоя дорога;на что тебе, скажи, моя подмога?Я мечен знаком твоего удела.
Ты к дели не придешь! В тебе заселасмерть, словно червь, точащий понемногувсе, что от Человека уцелело —от Человека, странник! и от бога.
Не торопись, паломник! Долог путьв страну, которой ты не забываешь —обещанную некогда мечтами…
Мечта — болезнь. Пройди и позабудь!Упорствуя в мечтах, ты задуваешьсвоей неповторимой жизни пламя.
АРГЕНТИНА
ЛЕОПОЛЬДО ЛУГОНЕС[52]
Антифоны[53]
Перевод М. Донского
Как крылья лебяжьи, наши сединыУвенчивают надгробие лба…Как крылья лебяжьи, наши седины.
С лилеи упал ее плащ непорочный,Как с грустной невесты, — минула пора…С лилеи упал ее плащ непорочный.
Мукá оскверненной облатки причастьяЧудесную силу опять обрела…Мука оскверненной облатки причастья.
Плоть жалкая, плоть, угнетенная скорбью,Плодов не дает, как сухая лоза…Плоть жалкая, плоть, угнетенная скорбью.
На смертном одре и на ложе любовномПокров из того же лежит полотна…На смертном одре и на ложе любовном.
Колосья роняют созревшие зернаВ извечных конвульсиях мук родовых…Колосья роняют созревшие зерна.
О, как скудострастная старость бесцветна!Пусть чувства остынут, пора им остыть…О, как скудострастная старость бесцветна!
Твои, мою шею обвившие, руки —Как две ежевичные плети язвят…Твои, мою шею обвившие, руки.
Мои поцелуи глухим диссонансомВраждебные струны тревожат в тебе…Мои поцелуи глухим диссонансом,
Не впитываясь, словно капельки ртути,По коже твоей безответной скользят…Не впитываясь, словно капельки ртути.
Наши сплетенные инициалыГлубоко вросли в сердцевину дубов…Наши сплетенные инициалы.
Поправшее тайною силою годы,Незыблемо совокупление их…Поправшее тайною силою годы.
Как будто на шкуре черного тигра,Во вкрадчиво-мягкой истоме ночной…Как будто на шкуре черного тигра,
Подобна царице из древней легенды,Ты дремлешь на мраморном сердце моем…Подобна царице из древней легенды.
Пролью по тебе я белые слезыСтруистым каскадом венчальных цветов…Пролью по тебе я белые слезы.
Ночных светлячков наблюдаю круженье,И мнятся мне факелы траурных дрог…Ночных светлячков наблюдаю круженье.
Столетнего дерева крона мне мнитсяАрхангелом Белым, простершим крыла…Столетнего дерева крона мне мнится.
На черной Гелвуе кощунственной страстиОн явит мне свой устрашающий лик…На черной Гелвуе кощунственной страсти
Архангел звездою пронзит мой язык.
Старость Анакреона
Перевод М. Донского
Кончался день. Из алых роз коронаУвенчивала вдохновенный лик.Божественных созвучий бил родник,Полн искристого солнечного звона.
В лад сладостный стихам АнакреонаЗвук мерный и глухой вдали возник:Мычало море, как безрогий бык,Впряженный в колесницу Аполлона.
И ливень роз!.. Поэт склонил чело.В его душе отрадно и светло, —Как будто в жилы юный пламень влили!
Он чувствует — в его кудрях цветы,К ним протянул дрожащие персты…Венок был не из роз, — из белых лилий.
Кокетка
Перевод М. Донского
В обрамленье струистом золотого каскадаАбрис нежной головки так утончен и строг,И просторный капотик ей приют и оградаОт забот повседневных и житейских тревог.
Вырез в меру нескромен. Дразнит запах медвяный.И лазурная жилка размытой чертойБелизну оттеняет лилейной поляны,Затуманенную лишь слегка кисеей.
Как хрупка ее грация, как подобраны краски,Как идет ее облику этот деланный сплин,И толику иронии к ее милой гримаскеДобавляет умело нанесенный кармин.
В глуповатых глазах нет та дум, ни мечтаний,Затуманен вечерними бденьями взор,А тщеславною ножкой в узорном сафьянеПопирает она пестроцветный ковер.
Что-то шепчет поклонник. Речь игриво-пустая,Она веер сжимает, — поза так ей к лицу! —Бзмахом томно-лукавым невзначай осыпаяЕго чуточкой сердца, превращенной в пыльцу.
Старый холостяк
Перевод П. Грушко
Вечерняя мгла несмелов слепой альков натекла,где зеркало запотело,подрагивая оробелостуденой глубью стекла.
Баул на ветхой подставе,белая стынет постель,на кнопках, красных от ржави,в плюшевой синей оправестаренькая акварель.
На вешалке пугалом длиннымчернеет распятый фрак,пахнущий нафталином.Чернильница в духе старинном,над нею медный Бальзак.
А ветер, беспечней птицы,влетает в тесный приюти паутину в глазницыцелует — словно ресницына старой ширме живут.
Там ласточек вьется стая,незримым стрекозам вслед,меж розовых туч витая,таинственно выплетаяна шелке прощальный привет.
И в этом алькове сонном,в кресле, которому век,подбитом ветхим кретоном,у печи с огнем, заметеннымзолою, сидит человек.
Смотрит в пространство пустое,трубку жует в тишине,чувствуя в хмуром покоесмерти соседство слепоев мертвых часах на стене!
Волшебство
Перевод М. Донского
Тих вечер. Ни одна не кружит птица.Морская гладь — расплавленный сапфир.С небес на умиротворенный мирЛазурное сияние струится.
Простерлись в синеватой дымке дюны…И спорит с общею голубизнойЛишь белый парус, — слившийся с волной,Восходит он, как полумесяц юный.
Настолько наше счастье совершенно,Что к горлу вдруг подкатывает ком…И море плачет горестно о том,Что солоно оно, что неизменно.
Х.-М. Блонес. «Играющие гаучо». Конец XIX в.
ЭВАРИСТО КАРРИЕГО[54]
Перевод Н. Горской
Дорога к нашему дому
Ты стала родной нам, дорога,как вещь домашнего обихода;и все здесь родное: над тротуаромвысоких деревьев своды,веселое буйство мальчишек,и лица друзей старинных,и шепотокбесконечных историй интимных,блуждающих по кварталу,и монотонные стоны шарманки усталой,которые нравятся нашей соседке,большеглазой, печальной.Мы любим тебянавечно и изначально,дорога к нашему дому. Ей-богу,мы любим тебя, дорога!
Здесь всенам тревожит память!Кажется, каждый каменьв своих тайниках скрываетшелест шагов знакомых,которых с годамимы не услышиму нашего дома.
Дорога, для насты, словно лицо дорогое,которое мы целовалинесчетное множество раз.Видишь, как мы сроднились с тобою!
Ежевечерне, без перемены, —мы видим на улице той жевсе те же привычные сцены…И девушка та же, — скромна и тиха,—стареющая постепеннов ожидании жениха…
Порою нежданные встречи:незнакомцы, приветливо или строго,глядят на прохожих с порога.И расставанья бывают тоже —кто-то тихо уходитна новое место иль в бездорожье,покинув тебя, дорога.
Уходят люди —соседи, которых больше не будет!И мы — даже страшно подумать —однажды уйдем, кто знает — куда,тихонько уйдем, без шума,уйдем, как они — навсегда.
Ты вернулась, шарманка
